Леонард Гендлин - Перебирая старые блокноты

• Название: Перебирая старые блокноты
• Автор: Леонард Гендлин
• Издательство: Геликон»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

---

По лицу растроганного артиста, не спросясь, побежали слезы. Потом он мастерски исполнил песню «Чужие города». Во время исполнения песни-новеллы «Концерт Сарасате» у многих зрителей были увлажненные глаза. Вот Александр Николаевич изображает капризную, угловатую девочку, песня «Девочка с капризами» была им написана в Ялте летом сумбурного 1917 года. Тот незабываемый вечер-концерт он закончил песней «Сумасшедший шарманщик»:

Каждый день под окошком он заводит шарманку.
Монотонно и сонно он поет об одном,
Плачет старое небо, мочит дождь обезьянку, —
Пожилую актрису с утомленным лицом.

Мы увидели больного, высохшего шарманщика; старую обезьянку, такую же труженицу, как и ее усталый, больной хозяин.

Театральная Москва тепло благодарит художника за сладкие минуты душевного и неповторимого волнения.

3.

Свирепая цензура, именуемая «Главлитом», изъяла многие песни из репертуара артиста. Новоиспеченный советский гражданин Вертинский вынужден был подчиниться «законам Родины». Ему навязывали шумно-бравурные, ура-патриотические песни-призывы Дунаевского, Покрасса, Мокроусова. В таких случаях артист говорил:

— Ваши произведения не для моего исполнения, по смыслу они слишком глубокие, а я ведь старый декадент.

Однажды на приеме в композиторском союзе «отец советской музыки» Тихон Хренников подошел к захмелевшему Вертинскому с бокалом шампанского:

— Позвольте за вас выпить! Мы с супругой приглашаем вас на дачу, я хочу показать вам свои романсы.

Иронически улыбнувшись, слегка грассируя, Александр Николаевич ответил:

— Я слышал, что вы интенсивно трудитесь над многоактной оперой «Капитал»! Когда она будет закончена, вы познакомите меня с клавиром и я с большим удовольствием исполню речитативом куплеты Карла, Дженни и Фридриха. — Вовремя спохватившись, он добавил:

— Простите, я хотел сказать Маркса и Энгельса.

На другой день вся Москва смеялась над остротами Вертинского.

Все последующие годы супруги Хренниковы всячески избегали артиста, потому что маститому композитору без конца звонили домой, на дачу, на работу и с издевкой спрашивали: «Когда появится ваш «Капитал»?

4.

— Это было в Москве, — вспоминает А.Н. — Сын Л. Н. Толстого, Илья Львович, задумал экранизировать рассказ отца «Чем люди живы». Он был режиссером и сценаристом. Никто не хотел играть Ангела, которому по сценарию полагалось голым прыгать в снежный сугроб. На дворе декабрь. Стоит лютая зима. Сначала эту роль предложили Ивану Мозжухину. Но тот отказался. Я согласился из-за озорства. Актеры считали меня ненормальным. Вечером мы поехали в Ясную Поляну. Утром, выпив чаю с Софьей Андреевной, мы отправились в поле. Я загримировался под Ангела, надел парик с золотыми локонами и, раздевшись догола, выпил полбутылки коньяка. Потом залез на крышу амбара и прыгнул оттуда в снег. Я окоченел, от холода мое тело стало стеклянным. Меня укутали в меховые шубы. В избе оттирали снегом и отпаивали коньяком, медом, крепким, горячим чаем. Хозяйка дома, древняя старуха, горько причитала надо мной:

— Бедненький горемыка… Как же ты так допился, сердешный? Кто же тебя ограбил, родименький? Догола человека людоеды раздели… Совести у людей нет!

К обеду я уже сидел за столом с Софьей Андреевной. Утром уехал. В Москве меня окружили журналисты, они подробно расспрашивали о съемке, и я, конечно, ее расписал.

5.

Вертинский пел в знаменитом Петербургском кабарэ «Павильон де Пари». Как-то в полночь к нему за кулисы пришел худощавый человек с прокуренной трубкой.

— Позвольте представиться, — сказал он, поклонившись, — я глава «Акционерного Общества Ханжонков». Предлагаю вам контракт на два фильма. Съемки начнутся через неделю, аванс прилагаю, вас рекомендовал Илья Львович Толстой.

С легкой руки И. Л. Толстого, Александр Вертинский за один год снялся в десяти фильмах. Назову наиболее известные: «Медовый месяц», «Неврастеники», «Поборники равноправия», «Дочь Нана», «Жизнь начинается завтра», «До дна осушенный бокал». Успех они имели грандиозный, открытки с изображением артиста тысячами продавались по всей России.

Набравшись смелости, по совету Вс. Эм. Мейерхольда, Вертинский постучался в двери Художественного театра. После экзамена Станиславский ему остро сказал:

— Простите меня, господин Вертинский, но русский актер обязан иметь отточенную дикцию и не имеет права грассировать. У нас с вами ничего не получится.

6.

Вертинского, как и многих молодых людей, волновала судьба России. Он добровольно отправился на фронт. Девятнадцать месяцев провел военный санитар на передовой, среди раненых.

— Войну, связанную с убийством сотен тысяч, невозможно вытравить из памяти, — говорил он.

Из захламленной, опустошенной, не имеющей будущего страны, десятки тысяч людей, бросив на произвол судьбы имущество, бежали от большевистского ига на Запад. И среди них — молодой артист Александр Николаевич Вертинский.

Он пел в Париже. Среди зрителей — величественный, седовласый кумир Москвы Станиславский и его верный сподвижник пухлый, холеный Немирович-Данченко. Во время перерыва Константин Сергеевич и Владимир Иванович отправились за кулисы. Внимательно посмотрев на Вертинского, Станиславский сказал:

— Однако, годы над вами не властны. Как жаль, что мы когда-то не сумели понять друг друга! Ведь вы наш художественник! — Прищурив глаза, Константин Сергеевич тихо проговорил, — Александр Николаевич, бросайте эмигрантскую жизнь, возвращайтесь в Москву. Вас непременно пустят, Немирович все уладит, он специалист по этим делам. Обещаю дать в работу Федора Протасова. У вас не все еще потеряно!

Вертинский с горечью ответил:

— Если бы вы меня не оттолкнули в тот день, возможно, все было бы по-иному.

Менялись города и страны, отели и пароходы, самолеты и поезда. И на всех эстрадах мира Вертинский оставался русским артистом. Помимо своих песен, он исполнял произведения русских поэтов: Блока, Северянина, Тэффи, Инбер, Гумилева, Агнивцева и др. С ним дружили Шаляпин, Рахманинов, Мозжухин, Анна Павлова, Сергей Лифарь, Тамара Карсавина, Матильда Кшесинская…

7.

В 1952 году мы оказались во Владивостоке в одной гостинице. Александр Николаевич очень любил ночные прогулки по океанскому побережью. Неторопливо он рассказывал о встречах и городах, людях и странах.

— В Китае, — сказал Вертинский, — кажется, это было в Харбине, я по радио услышал хвастливо-трибунную песню «Если завтра война…» Мотив запомнился, глубоко засел в памяти. Я переделал слова песни; можете запомнить, но никому не показывайте:

Если завтра война, если завтра пошлют
Умирать ради сталинских планов,
Как один человек, все штыки повернут
И раздавят кремлевских тиранов.
Если завтра война — всколыхнется страна
От Камчатки до польской границы,
И Кремлевская вас не укроет стена,
И ничто не спасет вас, убийцы!..

Мы оба долго молчали. Спросил А.Н., почему он вернулся в Россию.

— Это самый больной вопрос. Перед глазами прошла жизнь И. Бунина, И. Северянина, М. Цветаевой, К. Бальмонта, Алексея Ремизова… Возможно, они не умели жить?! Не мне их судить. Скажу правду, у меня родились две девочки, Я поздно познал счастье отцовства. Война, уносила сотни тысяч людей в могилы. Гитлеровцы безжалостно сжигали в газовых камерах несчастных евреев. А главы правительств упрямо сжимали уста. Я испугался голодной смерти. Как правило, старые актеры, если у них нет накопленного состояния — никому не нужны, ни Франции, ни Америке, ни Англии. Лучше об этом не говорить…

8.

В 1954 году я сделал для радио передачу — литературно-художественную композицию о А. Н. Вертинском, она была рассчитана на эмигрантов. А.Н. обратился ко мне с просьбой помочь ему написать книгу «Воспоминания». Так родились «Записки. Четверть века без родины», вначале опубликованные в журнале «Москва» (1962, №№ 3–6), затем в сборнике «В краях чужих» (1962) издание пресловутого комитета «За возвращение на родину». Рукопись начисто «переработал» Лев Никулин. Значительную часть «Воспоминаний» он выбросил. Опущены куски о гастролях в Палестине, о встречах с В. Маяковским, Вс. Мейерхольдом, А. Белым, С. Есениным, Евг. Вахтанговым, Д. и М. Бурлюк, А. Крученых, И. Северяниным, З. Гиппиус, Д. Мережковским, Б. Пастернаком, М. Цветаевой, С. Дягилевым, Н. Балиевым, В Инбер, И. Сельвинским. К счастью, эти записки сохранились в моем архиве.

9.

— Хорошо помню премьеру театра «Балет Монте-Карло» в Париже, — вспоминает А.Н., — где мое место случайно оказалось рядом с Матильдой Кшесинской и великим князем Андреем Владимировичем — ее мужем. Спектакль был подлинным праздником искусства. Начиная с декораций и костюмов, написанных Пикассо, до музыки Равеля, Стравинского и Прокофьева, — все было необычайно. Когда на сцене появилась с Мясиным юная Рябушинская в классической пачке с розовым венчиком на голове, точно сошедшая со старого медальона Тальони — легкая, бестелесная, неземная, — у меня захватило дыхание. От первых ее движений зрители замерли. Она танцевала «Голубой Дунай». Когда она закончила и зал задрожал от аплодисментов, я обернулся: М. Кшесинская плакала, закрыв рот платком. Ее плечи содрогались. Я взял ее за руку.