Иоанн Златоуст - Творения, том 9, книга 1

• Название: Творения, том 9, книга 1
• Автор: Иоанн Златоуст
• Жанр: Религия

---

БЕСЕДА 36

"Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели" (Деян.16:25,26).

1. Что может сравниться с душами (Павла и Силы)? Они претерпели удары, получили множество ран, вынесли оскорбления, находились в крайней опасности, были в кандалах, содержались во внутренней темнице; но и при этом не дозволили себе спать, а бодрствовали в течение всей ночи. Смотрите, какое благо – скорбь. А мы и на мягких постелях, и без всякой опасности, спим во всю ночь. Может быть и потому бодрствовали, что находились в таких обстоятельствах. Ни сила сна не одолела их, ни страдания не изнурили, ни страх не привел в уныние; но все это еще более возбуждало их и исполняло великой радости. "Около полуночи", говорит (писатель), "воспевали Бога; узники же слушали их". Узникам казалось это странным и необычайным. "Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели". Землетрясение было такое, что и (сторож) проснулся; двери отворились так, что нельзя было не удивиться случившемуся; но узники не видели этого; иначе они все разбежались бы. "Темничный же страж, пробудившись и увидев, что двери темницы отворены, извлек меч и хотел умертвить себя, думая, что узники убежали. Но Павел возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь" (ст. 27, 28). Он особенно дивился человеколюбию Павла, изумлялся и его мужеству, как он, имея возможность убежать, не убежал, и его удержал от самоубийства. "Он потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе, и, выведя их вон, сказал: государи мои! что мне делать, чтобы спастись?" (ст. 29, 30) Видишь ли, как чудо поразило его? "Они же сказали: веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой. И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его" (ст. 31, 32). Вступив немедленно в беседу с ним, они показали свое к нему человеколюбие. "И, взяв их в тот час ночи, он омыл раны их и немедленно крестился сам и все домашние его. И, приведя их в дом свой, предложил трапезу и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога" (ст. 33, 34). Омыл их, воздавая этим благодарность и оказывая им честь. "Когда же настал день, воеводы послали городских служителей сказать: отпусти тех людей" (ст. 35). Начальники, может быть, узнали о случившемся и не смели сами (придти) отпустить их. "Темничный страж объявил о сем Павлу: воеводы прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром. Но Павел сказал к ним: нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас. Городские служители пересказали эти слова воеводам, и те испугались, услышав, что это Римские граждане. И, придя, извинились перед ними и, выведя, просили удалиться из города. Они же, выйдя из темницы, пришли к Лидии и, увидев братьев, поучали их, и отправились" (ст. 36-40). И после того как начальники объявили, Павел не выходит, может быть ради Лидии и других братий, или желая устрашить начальников, чтобы кто не подумал, будто они отпущены по своей просьбе, и чтобы внушить смелость другим (христианам). Троякая, возлюбленные, была вина их, именно: они посадили в темницу римских граждан, без суда, и всенародно. Видишь, как апостолы делали многое и по-человечески. Сравним с этою ночью наши ночи, которые проводятся в пиршествах, пьянстве и бесчинии, в которые бывает сон ничем не отличающийся от смерти, или бодрствование хуже сна. Одни спят бесчувственно, другие бодрствуют к сожалению и несчастию, составляя козни, заботясь о деньгах, придумывая, как бы отомстить обидевшим их, питая вражду, припоминая оскорбительные слова, сказанные днем, и таким образом воспламеняют огонь гнева и совершают непростительные дела. Посмотри, как спал Петр; с ним это было по смотрению (Божию), потому что надлежало придти ангелу и никому не должно было видеть случившегося (Деян.12:6). Хорошо и то, что сторож не допущен был до самоубийства. Почему было это, а не другое какое-либо знамение? Потому что оно особенно могло вразумить и убедить его, а если бы этого не было, то он подвергся бы опасности, так как не столько чудеса вразумляют нас, сколько то, что относится к нашему спасению. А чтобы не показалось, что землетрясение произошло само собою, во свидетельство чуда и случилось последующее. Оно совершается ночью, потому что (апостолы) ничего не делали из тщеславия, но все для спасения. Темничный страж не был злой; он заключил их во внутреннюю темницу, потому что получил такое приказание, а не сам от себя. Почему же Павел не вдруг воззвал к нему? Потому что он был исполнен страха и смятения и не внял бы. Потому, когда Павел увидел, что он намеревается умертвить себя, то предупреждает и громко говорит ему: "все мы здесь". После этого он "потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе". Сторож пал к ногам узника! Изводит их вон и говорит: "государи мои! что мне делать, чтобы спастись?" Что же они сказали? Заметь: он не потому возлюбил их, что сам избавился от опасности, но потому, что поражен был силою (Божиею).

2. Видишь ли, что было там и что здесь? Там отроковица избавлена от духа – и ввергли (апостолов) в темницу за то, что они избавили ее от беса; здесь только показали они отверстыми двери – и (у сторожа) отверзлись двери сердца, разрешились сугубые узы и воссиял свет; ведь свет воссиял и в его сердце. "Вбежал" и "припал", и не спрашивает: что случилось, как это случилось? – но тотчас же говорит: "что мне делать, чтобы спастись?" Что же Павел? "Веруй", говорит, "в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой". Много действует на людей и то, что спасется и дом их. "И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его". Он омыл их, и сам омылся; омыл их от ран, а сам омылся от грехов; напитал их, и сам напитался. "И возрадовался", говорит (писатель), хотя не получил ничего, кроме собеседования и благой надежды. Доказательством его веры служит то, что он оставил все (худое). Что хуже темничного сторожа? Что жесточе, что суровее его? Но он принял их с великою честью. "Возрадовался", не потому, что избавился от опасности, но "уверовал в Бога". "Веруй", говорил Павел, "в Господа"; потому и прибавил (писатель): "уверовал в Бога", чтобы не показалось, что спасается человек осужденный и грешный. "Без суда всенародно били и бросили в темницу", – чтобы это дело не было только действием благодати, но и их самих. Смотри, как разнообразно действует благодать, как вышел (Петр) и как (Павел), хотя они оба были апостолы. "Испугались", говорит (писатель). Боятся потому, что они "Римские граждане", а не потому, что несправедливо заключили их. "Просили удалиться из города". Просили этого, как милости. Они же, пришедши к Лидии и утешив ее, тогда и "отправились". Не следовало гостеприимную жену оставлять в скорби и недоумении. "Отправились", не потому, что повиновались начальникам, но, поспешая на проповедь, так как этот город уже довольно получил пользы от чуда. Долее оставаться здесь не следовало; чудо является большим, когда уходят совершившие его; тогда и оно само взывает громче. Вера темничного сторожа была здесь вместо проповеди. Что может сравниться с этим? Связывается (Павел) и связанный разрешает, разрешает сугубые узы, разрешает связавшего чрез то самое, что был связан. Поистине это – дело благодати. "Итак", говорит, "выйдите теперь и идите с миром", т.е. безопасно, не боясь ничего. С другой стороны они желают, чтобы и он оставался в безопасности, чтобы и после того не подвергался обвинению. Не говорят: "били и бросили в темницу", совершивших чудеса, так как на это не обратили бы внимания, но, что особенно могло подействовать на душу их, говорят: "нас, Римских граждан, без суда всенародно". Будем и мы всегда помнить об этом узнике, а не (только) о чуде. Что в том, скажут эллины, что он, будучи узником, вразумил темничного сторожа? Кого, скажут, и можно было убедить, как не человека грубого, жалкого, не отличавшегося умом, преисполненного пороков, удобоубеждаемого? К этому прибавляют: вообще, кто веровал, кроме кожевника, порфиропродавщицы, евнуха, темничного сторожа, рабов и женщин? Но что они скажут, если мы укажем на сановников, на сотника, проконсула и других с того времени доныне, даже на властителей и царей? Впрочем, скажу нечто другое, большее этого; посмотрим на тех же простых людей. Что же, скажут, здесь удивительного? Это и удивительно; если бы кто убедился в предметах обыкновенных, то это было бы нисколько не удивительно; но когда о воскресении, о царствии небесном, о жизни любомудрой говорят людям простым и убеждают их, это гораздо удивительнее, нежели убедить мудрецов. Если нет никакой опасности и кто-либо убеждает, то указывают на неразумие (верующих); но когда говорят, например, рабу: если ты поверишь мне, то будешь в опасности, все будут твоими врагами, тебе должно будет умереть и претерпеть множество бед, и при всем том уловляют душу его, то это уже не от безумия. Если бы учение (христианское) служило для удовольствия, то справедливо можно было бы сказать это; если же раб научается тому, чего не захотели бы принять философы, то это – высшее чудо. Представим, если угодно, того кожевника и посмотрим, о чем беседовал с ним Петр, или, если хочешь, того самого темничного сторожа. О чем говорил ему Павел? Говорил о том, что Христос воскрес, что есть воскресение мертвых, что есть царствие (небесное), и скоро убедил этого, удобоубеждаемого человека. Что же? Не говорил ли ему также о жизни, о том, что нужно быть целомудренным, удерживаться от любостяжания, не быть жестоким и уделять другим из своего имущества? Убедиться и в этом, поистине, свойственно не безумной, но великой душе. Положим, что они принимали учение более по неразумию; но усвоить себе жизнь столь любомудрую – может ли это быть от неразумия? Таким образом, чем неразумнее убеждаемый и однако убеждается в том, в чем философы не могли убедить философов, тем большее здесь чудо, особенно, когда убеждаются и женщины и рабы, и делами показывают то, в чем Платоны и все другие (философы) не могли убедить никого. Что я говорю: никого? Даже и себя самих. Платон внушал, что не нужно презирать богатства, внушал тем, что собрал столько имущества, такое множество денег, золотых перстней и чаш. Что не нужно презирать славы мирской, внушал сам Сократ, хотя и много философствовал об этом, – внушал тем, что все делал из тщеславия. Если бы вы были знакомы с его учением, то я более распространился бы об этом и показал бы, как много в них лицемерия, и как у самого Сократа, – если верить тому, что говорит ученик его, – все учение проникнуто тщеславием.