Уильям Сатклифф - Дурное влияние

• Название: Дурное влияние
• Автор: Уильям Сатклифф
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006

Бен и Олли — друзья не разлей вода. Они обычные мальчишки, живущие в обычном лондонском пригороде. Но однажды их мирная и скучная жизнь буквально взрывается — на их улице поселяется таинственный Карл. У него странные игры, странный язык и странные желания. И он очень, очень опасен. С Карлом весело, страшно и опасно. Но вот проблема — Бен не готов уйти на второй план, а его верному оруженосцу Олли с Карлом куда интереснее. И вся троица пускается в приключения, которые вскоре перерастают в неприятности, а затем и вовсе в борьбу не на жизнь, а на смерть. Насколько далеко зайдет Карл, прежде чем остановится? И насколько жуткими должны стать его затеи, чтобы отказаться от них?

Новая книга Уильяма Сатклиффа, непревзойденного рассказчика, остроумна и страшна одновременно. Сатклифф рассказывает о том, как будничные ситуации, в которых оказывается каждый человек, могут обернуться трагичными и волнующими приключениями. Эта книга — о первобытной борьбе за власть, лежащей в основе всех человеческих взаимоотношений, как детских, так и взрослых. «Дурное влияние» — самый глубокий из всех романов Уильяма Сатклиффа.

---

На удивление, Донни сдается довольно быстро: после короткого (но одностороннего) боя на подушках и более продолжительного двойного реванша за мои щекотания. Донни — именно тот, к кому следует обращаться в периоды общесемейного сумасшествия. Он единственный в нашем доме — кроме меня, разумеется, — у кого имеется маломальское понятие о логике.

— Карл был ее парнем, — объясняет он.

— Это я и без тебя знаю, — отвечаю я.

— И, несмотря на все скандалы и приказ мамы с папой забыть о нем, Рейчел все равно втихаря продолжала с ним видеться. И вот как-то раз она пошла в гости к Люси, а Карл оказался там.

— И что?

— И все.

— Все?

— Да.

— Не может быть. А что дальше?

— А дальше ничего. Конец истории. Она отправилась к Люси и застала у нее в комнате Карла.

Я старательно обдумываю его слова.

— А чем Карл с Люси занимались?

Донни отрывает взгляд от телевизора и хитро ухмыляется:

— Кто его знает! Ты сам-то как думаешь — чем они занимались?

Очень коварный вопрос. Что бы я ни ответил, Донни просто поднимет меня на смех. И я выбираю обходной маневр.

— А ты как думаешь — чем они занимались?

— Ага-а-а, — не сдается Донни. — Сначала ты мне скажи, а потом я тебе.

— Я думаю, они целовались. Как минимум.

— Как минимум?

— Ага. Как минимум целовались.

Донни улыбается, но не смеется.

— Полагаю, ты прав.

— И теперь Рейчел не хочет видеть их обоих?

— Точно. Потому что они ее обманывали.

— Это как?

— А вот так. Они ведь не сказали ей, что встречаются.

— А они что, говорили, что не встречаются?

— Нет. Просто помалкивали на этот счет.

— Тогда это не обман.

— Обман.

— Нет, не обман.

— Хорошо, пусть не обман. Жульничество.

— В чем?

— Просто жульничество.

— Но почему?

— Потому.

— А что, есть какие-то правила насчет жульничества? Какие-то инструкции?

— Нет никаких инструкций, но правила есть.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, и все.

— Откуда?

— От верблюда.

— Нет, скажи.

— Отвянь.

— А почему она так расстраивается?

— Блин, я же все тебе объяснил! Хватит, отвали уже.

Странные все-таки эти девчонки. Да и Донни, как вы сами видите, тоже ничуть не лучше. Изображает из себя умника, будто все понимает, но стоит прижать его к стенке, и сразу становится ясно: понимает он не больше, чем я.

Однако реально меня бесит даже не это. Меня бесит, что вся эта катавасия из-за одного и того же парня. Парня, с которым мы когда-то вместе играли. Нет, даже не играли, просто зависали вместе. А поскольку именно я их и познакомил, то я чувствую себя просто ультравзрослым: ведь не кому-то, а именно мне довелось сыграть столь важную роль в том, что сердце моей сестры разбито. И после того как Рейчел слегка оклемается, когда с ней будет не так страшно разговаривать, я обязательно скажу ей, как жутко я извиняюсь за ту роль, что сыграл в ее сердечных мучениях. Надеюсь, она оценит мой жест.

«Брент-Кросс»[8]

Чем пустячнее вещь, которая вам нужна, тем крупнее магазин выбирается для ее покупки. Еще одно из множества странных правил, по которым живет моя мама. В нашем торговом центре, по-моему, можно купить что угодно, но в один прекрасный день, когда мама вдруг решает, что ей срочно необходима пара пуговиц, планируется целая экспедиция — и не куда-нибудь, а в «Брент-Кросс».

«Брент-Кросс» — сплошь одни магазины, магазины и парковка для машин, такая огромная, что на нее можно запросто посадить гигантский авиалайнер, но поездка туда — это Целое Событие. Со всеми надо проконсультироваться. Всех надо пригласить. Надо составить списки. Надо перерыть все шкафы в доме на предмет чего-нибудь жутко невразумительного — а вдруг как раз именно этого нам и не хватает, или оно поломалось, или его пока так никто и не удосужился купить.

Вообще говоря, трудно объяснить, из-за чего я так возбужден. Сказать, что я не люблю магазины, значит не сказать ничего. Но когда мама объявляет, что собирается в «Брент-Кросс», отказаться я не могу. Это все равно что отказаться поехать куда-нибудь на каникулы.

Возможно, все дело в том, что поездка в «Брент-Кросс» — почти как путешествие во времени. Такое ощущение, что ты собираешься провести целый день в будущем, где все, от дорожек до крыш, вымощено и выстлано, отоплено и безупречно. По крайней мере, так себя чувствуешь перед стартом. На месте же это почти всегда один сплошной облом, но тогда уже все равно слишком поздно.

Остальным это не интересно, а потому на сей раз едем лишь мы с мамой, что, по опыту могу сказать, совсем не круто, хотя втайне расклад меня вполне устраивает. Пропустив встречные, мы съезжаем с проезжей части и ныряем вниз, крутясь по спирали пандуса, ведущего к парковке, и я чувствую легкую дрожь в груди. Прекрасно знаю, что поездка закончится разочарованием, но все равно испытываю трепет, какой непременно одолевает, когда попадаешь в необычное место, а еще оттого, что мама сегодня только со мной.

Запоминать, где мы оставили машину, моя святая обязанность, и я стараюсь зафиксировать место в мозгу, мысленно его фотографируя. На стоящие рядом машины полагаться нельзя, поскольку к моменту нашего возвращения они уже могут уехать, но я все же стараюсь их запомнить. Просто мне всегда интересно, окажутся ли они на месте, когда мы выйдем из магазина. Возможно, «интересно» — слово не совсем подходящее, но знать почему-то хочется.

Рядом с нами красный «мерседес», и я сам с собой заключаю пари, что он не уедет до нашего возвращения, поскольку у богатых денег больше, а значит, времени на покупки им тоже нужно больше.

Фасада у «Брент-Кросс» нет. А если и есть, то мы его просто ни разу не видели. Обычно мы пересекаем парковку, проходим по одному из булыжных тротуаров, которые сделаны специально для слепых, и упираемся в маленькую дверцу. Стоит ее открыть, и вы тут же оказываетесь посреди вешалок с оборчатыми платьями для пожилых женщин. В смысле, для настоящих старух. Мама на них даже не смотрит.

Наша первая остановка — отдел пуговиц в «Джоне Льюисе»[9]. Казалось бы, таких отделов не бывает, но они есть. Иногда просто диву даешься: все-все, что существует на свете, где-нибудь да продается.

Пуговицы навалены горками в маленьких плексигласовых коробочках — бери не хочу. Так и тянет запустить в них руку и долго перебирать пальцами, но самое удивительное — это можно запросто сделать! По жизни, чем больше тебе хочется чего-нибудь потрогать, тем строже тебе это запрещают. Но с пуговицами все иначе, и это хороший знак, поскольку я был на сто процентов уверен, что это будет самая тоскливая часть дня, но вот мы с нее начали, а мне уже весело.

Вещей, от которых получаешь настоящее удовольствие, на самом деле гораздо больше, чем ты готов признаться. Классический пример — запустить руку в кучу скользких, прохладных пуговиц и вволю там пошурудить. Ведь о таком никто никогда и никому не расскажет. Даже не знаю, с чего я вдруг признался вам в этом сейчас.

Есть такие магазины, куда заходят только женщины. И если ты не женщина, то чувствуешь себя настоящим шпионом. А поскольку я всего лишь мальчишка, они про меня забывают и я могу слушать все разговоры, которые они ведут, абсолютно уверенные, что их не слышит никто из мужчин. Большинство их разговоров — полная бессмыслица, но мне все равно нравится. Так прикольно, что женщины могут сделать тайну практически из всего. А еще прикольно то, как меняются у них голоса, когда они начинают сплетничать. Раньше мама брала меня с собой в примерочные, но теперь с этим покончено. А жаль.

Мама торчит в отделе одежды тыщу лет, но я совсем не против. Бывают дни, когда все надоедает очень быстро, но бывают и такие, когда ты счастлив лишь оттого, что просто наблюдаешь за людьми. Я устраиваю маленький шум: мол, она же обещала ничего не покупать из одежды, но делаю это лишь ради того, чтобы мама оценила, что я не поднимаю шума большого.

— Только папе не говори, — предупреждает мама у кассы. Наверное, маме кажется, что она набрала слишком много вещей. Хотя, если подумать, говорит она таким голосом, будто подмигивает, давая понять, что ничего такого в виду не имела. И добавляет: — Тут огромные скидки.

Я пожимаю плечами. Мама ласково ерошит мне волосы, и ее ладонь уютно устраивается у меня на загривке. Чаще всего я терпеть не могу, когда она меня трогает, но иногда вполне ничего. Как сегодня.

За столь хорошее поведение меня наверняка ожидает награда. Вот и час кофе с печеньем. Мы всегда называем его так, хотя я заказываю горячий шоколад с эклером, а мама — чай с круассаном. Даже не знаю почему. Просто мы так привыкли.

Следующий пункт по списку — новые ботинки для школы. С одной стороны, меня это пугает, а с другой — я весь в предвкушении. Когда еще увидишь, как взрослые преклоняют перед тобой колени, суетятся и беспрестанно спрашивают: ну как, удобно, не жмет? В отделе детской обуви мир словно перевернулся с ног на голову. Там дети — самые крутые эксперты, круче просто некуда, сидят себе и выдают информацию мелкими порциями, а взрослые ползают вокруг на четвереньках и сыплют вопросами.