Николай Никандров - Диктатор Пётр

• Название: Диктатор Пётр
• Автор: Николай Никандров
• Жанр: Современная проза

Творчество Н.Никандрова не укладывается в привычные рамки. Грубостью, шаржированностью образов он взрывал изысканную атмосферу Серебряного века. Экспрессивные элементы в его стиле возникли задолго до появления экспрессионизма как литературного направления. Бескомпромиссность, жесткость, нелицеприятность его критики звучала диссонансом даже в острых спорах 20-х годов. А беспощадное осмеяние демагогии, ханжества, лицемерия, бездушности советской системы были осмотрительно приостановлены бдительной цензурой последующих десятилетий.

Собранные вместе в сборнике «Путь к женщине» его роман, повести и рассказы позволяют говорить о Н.Никандрове как о ярчайшем сатирике новейшего времени.

---

– И когда унесем стол, нам удобнее будет тут керосином полы протереть,– прибавила бабушка.

Петр махнул им рукой, чтобы делали, как говорили.

– Нет, почему я должен обо всем думать!.. Почему непременно я должен был вам об этом сказать! В последний и уже окончательный раз говорю: если еще раз застану что-нибудь из съестного на столе на виду, то, ни слова не говоря, вместе со скатертью сдерну все на пол!.. Или возьму у печки полено и пущу отсюда поленом по всему, что будет на столе, и по посуде!.. Нет больше сил напоминать!..

– Только попробуй поленом! – пригрозила сыну старушка.– Я тогда в ту же минуту из дома уйду!

– Мама,– заплакала Ольга.– Петя уж угрожает нам поленом… Наш Петя, кажется, уже сходит с ума…

Петр сразу сбавил тон:

– А зачем же вы меня так раздражаете… Я больной человек, и вы не должны меня так раздражать…

И, лежа с закрытыми глазами, он протяжно заныл, точно заплакал.

XI

Обеда в этот день не готовили, ничего из провизии не покупали, и получалась большая экономия. Это всех радовало, и об этом в доме много говорили.

– Дела наши поправляются,– несколько раз слышали в течение дня бодрые слова из уст то одного, то другого. Покупали только молоко для больного Петра.

– Стойте, стойте, остановитесь!..– когда выносили деньги молочнице за молоко, истерически закричал Петр, так что все домашние испугались и задрожали.– Дайте, я сперва сосчитаю, сколько вы ей даете!.. А то вы не умеете считать и можете передать лишнее!..

– Оо-хх!..– страдальчески закатила глаза Ольга, поворачиваясь обратно.– З-замучил!..

И она подала ему деньги.

После трудной работы приведения всего дома в порядок было чрезвычайно приятно вымыть с мылом руки и наконец усесться за утренний чай.

Все сидели в первой комнате. На столе шумел самовар. В доме пахло, как всегда после генеральной уборки, идеальной чистотой.

– Сегодня у нас и утренний чай и обед совпали вместе, и получается большая экономия,– сказала Нюня, вкусно отхватывая острыми зубками край ломтя белого хлеба, намазанного сливочным маслом.

– Довольно про экономию! – закричала на девочку мать и отхлебнула из чашечки чай.– Уже надоело! Целое утро только и слышишь, как все говорят про экономию! Как попугаи: "экономия" да "экономия"! А какая тут экономия, когда мы сейчас закусок на гораздо большую сумму съедим, чем если бы сварили обыкновенный обед! Вот если бы эти закуски спрятать да потом получать их порционно, как предлагал дядя Петя!

– Нет, нет, не надо порционно! – запротестовал Вася и заторопился поскорее накладывать себе на тарелку.– Это давайте есть беспорционно, потому что оно нам даром досталось!

– Хотя разочек в жизни поедим как следует!..– горячо поддержала брата Нюня, с ужасом глядя, сколько он себе накладывает.

– А ветчина осталась? – рыскала бабушка по тарелкам и замасленным бумажкам.– Ни кусочка, ни кусочка!

Сидели, ели и хвалили хороший характер тетки.

– Другая бы с собой взяла, а она нам оставила,– говорила Ольга, выбирая на столе глазами.– И вот теперь, благодаря ей, мы сидим и едим. А наш сумасшедший Петька чуть на улицу ее не выгнал: туда не сядь, там не стой, здесь не ходи… Стал прямо ненормальный!

– И другая бы обиделась, а она нет,– сказала бабушка, ковыряя вилкой в жестянке из-под консервов.

– А когда они будут ехать обратно,– рассуждал Вася,– тогда опять всего накупят и нам опять на другой день много всего останется.

– А когда бабушка Надя будет обратно? – спросила Нюня.

– Хоть бы скорей! – сказал Вася.

– Если ее дочь Катя жива и поправляется, тогда не скоро: погостит там у нее,– объяснила Ольга.– А если Катя, не дай бог, умерла, тогда-то скоро: дня через четыре будет обратно.

– Наверное, уже умерла,– уверенно заметил Вася.

– Тогда, значит, на той неделе надо тетю Надю ожидать здесь,– высчитала Нюня.

– Вася,– сказала бабушка со стороны.– Ты жуй хорошенько, иначе не пойдет в пользу: как зайдет, так и выйдет цельным куском.

– Он спешит,– проговорила Нюня, все время отставая от брата.

– Ты сама спешишь! – огрызнулся Вася и весело прибавил: – Вот если бы дядя Петя увидел сейчас, как мы тут отхватываем!

– Ты потише,– испуганно предупредила его Нюня.

Она покосилась на дверь в столовую и окаменела, с длинной рыбиной, захваченной за середину ртом, точно кошка с хорошей добычей.

– О-ди-ча-лые!!! – проскрипел в этот момент в дверях желчный стонущий вопль. – Жж-ре-те???

Толкая впереди себя стул и навалясь обеими руками на его спинку, к ним в комнату неравномерными скачками паралитика въезжал Петр, худой, черный, в одном белье, босой, с безумно вытаращенными глазами. Подъехав к свободному месту у стола, он сперва нацелился, потом с грохотом повалился на стул и костлявой рукой загреб к себе прибор, тем самым как бы присоединяясь к общей семейной трапезе. Затем, прежде чем окружающие успели прийти в себя, он так же сгреб к себе большой кусок свежего хлеба, вывалял его в сливочном масле и с хищным выражением лица стал есть. Очевидно тотчас же почувствовав утомление, он положил голову одной щекой на стол, как на подушку, и продолжал жевать, издавая горлом однотонный певучий звук.

За столом в это время стоял переполох. На него, со страшной быстротой поедающего хлеб с маслом, все кричали и махали руками, как кричат и машут на коршуна, поднимающего сo двора на воздух хорошего цыпленка: люди кричат, а коршун с цыпленком все выше…

– Как он сумел встать! Как он дошел сюда! Вот сумасшедший! Конечно, он сумасшедший! Смотрите, смотрите на него! Он берет второй кусок хлеба, свежего хлеба! Доктор сказал, что хлеб для него, в особенности свежий, первая отрава!

– Он все масло взял! – кричал Вася, когда Петр сгреб к себе всю тарелку с маслом и огородил ее, как забором, рукой.– Все масло! Ему же вредно!

– Мама! – прорезал воздух истерический вопль Ольги.– Мама! Он губит себя! Он умрет! Наш Петя умрет!

Она схватилась руками за лицо и заплакала.

– Петя, Петичка,– встала и подошла к больному мать, ласково трогая его рукой за плечо: – Что ты делаешь! Опомнись! Ты же больной!

– Больной?..– захрипел Петр, лежа одной щекой на столе и тяжело дыша.– А вы и рады, что я больной!.. Вы так вот уже сколько моих порций съели, пока я больной!.. Вы и это все хотели без меня съесть!.. И если бы вы хотя доедали остатки, а то вы, я слышу, уже и новые коробки консервов взламываете!.. Вы роскошествуете, а мне, думаете, приятно второй месяц голодному лежать!.. Довольно голодать!.. Все равно я уже почти что здоровый, кризис прошел…

– Что ты, что ты, Петя, где ты там здоровый, тебе наедаться хлебом никак нельзя! – уговаривала его мать, подсев к нему.– Лучше мы твою порцию отложим, а ты съешь, когда выздоровеешь.

– Да!.. "Отложим", "отложим"!.. Когда больше половины уже съели!..

– Бабушка, он разобьет тарелку с маслом, он больной человек, возьмите у него масло, оно для него первый яд!

– Оля,– обратилась к дочери бабушка, изнеможенная, еле стоящая на ногах.– Отложи сейчас Пете половину всего, что есть на столе. Ну, а ты, Петя, сейчас пойдешь с нами обратно в постель.

– Клади больше!..– оскалился на сестру Петр, потом обессиленно закрыл глаза.

– И так много кладу,– говорила Ольга, кладя.– Не будь таким жадным, Петя. И, пожалуйста, не думай, что мы в общем больше тебя едим. Наоборот. Ты, как больной, получаешь такие вещи, каких мы даже и в глаза не видим.

– Ты по кварте молока каждый день получаешь,– ввязался в разговор Вася.– А мы даже и по капле его не имеем.

– Свинья ты, свинья!..– плюнул в него Петр.– Погоди, вот хватит тебя сыпняк, тогда и ты будешь получать молоко…

– Петя, не говори так! Петя! – строго прикрикнула на него мать.

– Хочешь, свинья,– продолжал Петр, обращаясь к Васе,– хочешь, свинья, будем меняться: ты мне отдашь свое здоровье, а я тебе отдам мое молоко, но с сыпняком!..

– Хочу! Давай! Давай сейчас!

– Дурак ты, дурак… И больше ничего…

– Оля,– говорила бабушка.– Поддерживай Петю с той стороны.

Больного подняли со стула, повели в столовую, уложили в постель…

В комнаты давно скребся из садика Пупс, должно быть учуявший, что сегодня в доме едят беспорционно. И теперь, когда суета улеглась, его впустили.

Он вошел в комнату и от благодарности и застенчивости сейчас же стал извиваться всем своим небольшим лисьим телом и помахивать во все стороны хвостом и крутить головой.

– На, Пупсик, ешь,– бросила ему бабушка под стол кусок.– Ты тоже, бедняга, голодаешь, еще больше, чем мы. У нас хотя каждый день чай бывает.

И она бросила ему еще.

– Много ему не давайте! – закричал Вася, жуя.– Околеет!

– Ррр…– зарычал на него из-под стола Пупс, чтобы он замолчал.– Ррр…

XII