Игорь Сапожков - Лёвка

• Название: Лёвка
• Автор: Игорь Сапожков
• Жанр: Прочие приключения

---

- Бабушка, а кто такой Ашем и зачем ты ему всегда на меня жалуешься? — уловив настроение бабки, быстро сменил тему Лёва.

- Ашем — это одно из имён Бо… — начала было рассказывать бабушка, потом резко прервалась на полуслове, — извини, Лёвушка, тебе это пока ни к чему, — она грустно улыбнулась.

- А ты деда сильно любила?

Она не ответила, только положила на плечо внука свою лёгкую, сухую ладонь исчерченную замысловатым узором тонких морщин.

Лёва, как и дед, был широк в плечах, обладал отменным физическим здоровьем и отличной памятью, был быстр умом и резок в суждениях, редко менял свои решения. И Лёву с детства тянуло на подвиги. Ещё в начальных классах он научился играть в карты — причём играл хорошо и достаточно серьёзно относился к игре. Однажды он обыграл в марьяж учителя физкультуры, бывшего чемпиона республики по дзю-до. В счёт выигрыша, дзюдоист взялся учить Лёву приёмам рукопашного боя. Лёву соревнования и турниры не интересовали — учился он для себя и кстати преуспел — он легко отбивался от городской шпаны и те, получая отпор, быстро оставили его в покое. Именно во вовремя одной из таких потасовок, Лёву и подметил Фима Каплан. Он держал тир возле кинотеатра Ленинский. По иронии обстоятельств надпись над помещением гласила: «ТИР. Ф. Каплан». В общем место это в районе было больше известно под названием: «Тир имени Фанни Каплан», а Фиму в определённых кругах знали, как блатного в завязке по-кличке Шекель. Фима стал присматриваться к парню, однажды позвал и разрешил пострелять, хотя табличка на стене строго предупреждала, что стрелять разрешается только гражданам достигшим 14-летнего возраста. Стрелять было интересно, тем более, что у мальчика хорошо получалось буквально с первого выстрела. Шекель взялся его обучать. Особенно нравилось Лёвке стрелять на-скорость по выскакивавшим по разным сторонам медведям и зайцам. Получалось действительно хорошо. Фима был доволен, он как-то даже слишком быстро проникся к этому парню, увидел в нём себя, молодого и сильного, не ведающего страха начинающего вора. Они подружились — седой уголовник и подросток, которому только исполнилось 14 лет. Лёвка засиживался в тире до-поздна, он помогал Шекелю, ремонтировать, смазывать и чистить винтовки, чинить мишени и двигающие их механизмы. В тире было весело и интересно, к Фиме захаживали приятели, они пили пиво, травили байки…

- А что значит Шекель, никогда раньше не слыхал этого слова? — как-то раз спросил Лёвка.

- По-фене это значит чемодан, ну а на самом деле израильская монета, типа нашего рубля, что-ли… Кстати знающие люди говорят, что такая-же деревянная!

- Ну а почему тебя так прозвали? — продолжал любопытствовать Лёвка, упустив непонятное замечание.

- Расскажу как-нибудь…

- Расскажи сейчас, будь другом, — не унимался Лёвка, — интересно же…

- Ну слушай, — легко согласился Шекель, — раз интересно… Я тогда работал на вокзале, щипал по-мелочи, присматривался к порядкам… И выходит значит из московского поезда пижон такой — штаны в серую полосочку, очки дымчатые, шляпа а-ля Лондон, лепень с кожаным карманами, короче на-понтах весь; поставил на платформу чемодан и шарит глазами по-сторонам. Я к нему:

- Вам таксомотор, гражданин человек? — И значит за чемодан.

А он ногу в лакированном штиблете на него поставил, не торопясь закурил «Герцеговину Флор», щёлкнув серебряной зажигалочкой, посмотрел на котлы и говорит:

- В «Дукат» — и снял ногу с чемодана…

Ну я шекель забросил за спину и попёр вперёд, он за мной, вобщем у камер хранения я его потерял. Трюк у меня такой был, там несколько подземных переходов пересекались, я в один нырнул, в другом вынырнул, чемодан задвинул в дыру специально подготовленную, закрыл фанерой и по лестнице наверх. Смотрю через окно, фраерок стоит посреди вокзала и медленно до него доходит, что нет у него больше багажа. Он кстати не смутился совсем, хлопнул себя по карману, ну типа лопатник проверил, убедился что при нём и как ни в чём не бывало пошёл на остановку таксомотора. Я тем временем вернулся за чемоданом и притащил его на хавиру. Там мы его аккуратно вскрываем и смотрим, а в нём: карты — с десяток колод, большая коробка чая, водка, сало-колбаса, банка травы, консервы разные. А в самом углу, аккуратно завёрнутый в полотенце ствол воронённый — «Наган» с барабаном маслят. Старший наш, Петруха, первый всё понял:

- Это же грев в кичу, ты у кого шекель смыл, босота?

Ну я ему рассказываю как и что, мол фраера московского поднял — штаны в полосочку, шляпа, папиросы «Герцеговина»… С него градом начинает катиться пот.

- А партачки были?

- Да вроде паутина на пальцах, я толком не рассмотрел… — Петруха вытер рукавом влажную шею, — куда ты сказал он ехал?

- В «Дукат», кажется…

- Ему кажется… Ладно, слушай меня здесь… — Он обречённо выдохнул.

Возле гостиницы «Дукат», он меня уже поджидал, сидел на лавочке ел мороженное, нога-на-ногу, штиблеты сверкают на солнышке. Он показал глазами на место рядом с собой, я присел на самый край.

- Чемодан доставишь по этому адресу, — он снял с моей головы восьмиклинку, вложил в неё кусочек бумаги и обратно одел её мне на голову!

- Я это… Не в жилу вышло… Напутался я значит…

- Да ладно, смена растёт на мою голову, — открыто улыбнулся он, — держи вот, на память, — и добавил, когда я уже встал, — найди меня через неделю…

На моей ладони лежала серебряная зажигалка. На её перламутровом боку была витиевато выгравирована буква К.

- Вали давай, Шекель!

Фима Каплан давно отошёл от блатных — завязал, как-говориться, ни в каких делах не участвовал, тихо жил один в большой квартире, в доме послевоенной постройки с высоким потолком и широким балконом. Иногда Лёвка приходил к нему в гости. Они обедали, соседка Камилла готовила замечательный плов с бараниной и курагой, потом слушали Высоцкого на новенькой, кассетной «Весне». Шекель курил на балконе, вертя пальцами серебряную, с перламутровым боком зажигалку и думал о превратностях судьбы. Ведь начиналась его блатная биография «под глазом» того самого Крамера, который приходился Лёвке родным дедом. Именно Крамер и был тем самым пижоном, у которого Фима смыл злополучный чемодан. Под видом слесарей из артели «Двърные Английские Замки», воры приходили в дома зажиточных горожан, устанавливали или ремонтировали замки, тем временем осматривались, выясняли что и как лежит — всё остальное было делом опыта и времени. Дома «ломали» через чердаки или окна, двери и замки всегда оставались целы, домушники берегли авторитет артели. В памяти почему-то всплыли слова Крамера: «Важно не то, как войти в дело и провернуть его, а как из него выйти и остаться при этом на свободе!» Шекель не стал рассказывать Лёвке, что был хорошо знаком с его легендарным дедом, что «работал» с ним, что знал его красавицу-жену Риточку, Лёвкину бабку, Маргариту Крамер.

Однажды Шекель неделю лежал в больнице, «старые раны» — шутил он. Лёвка навещал его, покупал на рынке апельсины, но сам же их ел, сидя у кровати похудевшего друга. Как-то он застал Шекеля курящим на скамейке в саду, ветер распахнул больничную пижаму, из под майки выглядывала выцветшая татуировка.

- Что это значит? — Спросил Лёва, указывая на церковь с куполами.

- Эта, — Фима указал на маленький купол на сердце, — малолеткой по-дурости залетел… А эта, — он дотронулся до купола, что по-больше, — вспоминать противно, тоже по-дурости… А вот здесь колокол, видишь? — Лёвка кивнул.

- Он когда звонит, душа стонет, будто просится на свободу…

- Мама говорит, что нет такого органа — душа…

- В медицинских книгах нет, а у человека — есть!

- Да… — Лёва улыбнулся, — и бабушка то-же самое сказала… Она маме рассказывала, что если взвесить человека до и после смерти, то после смерти он весит на 52 грамма меньше — это его душа на небо улетает. А вон кстати и мама, помнишь я тебе говорил, что она здесь работает?

Лёва указывал в сторону где, моложавая подтянутая женщина в белом халате очень увлечённо разговаривала с мужчиной, тоже в белом халате. Она будто почувствовала, что на неё смотрят, повернула голову и остановила взгляд на Фиме и Лёвке. Потом она немного смутившись подошла к ним и обратилась к сыну:

- А ты здесь, что делаешь?

- Друга навещаю…

Мама повернула голову и посмотрела на Шелкеля. Фима встал:

- Каплан… Ефим…

- Доктор Колесникова, — она протянула руку, — Ольга Константиновна. Так это вы друг?

- Я… — он явно смутился и немного неуклюже пожал её холодную твёрдую, как камень ладонь.

Дома был разговор с мамой. Она удивлялась и возмущалась.

- Ну что у тебя может быть общего с этим человеком? Я тебя спрашиваю?