Игорь Сапожков - Перегон

• Название: Перегон
• Автор: Игорь Сапожков
• Жанр: Прочие приключения

---

После утренней проверки локомотив сбавил ход, вдоль вагона быстро прошагал прапорщик Кривошей. Он остановился напротив блатного угла, снял фуражку, стёр со лба рукавом пот и не громко сказал обращаясь к вору:

— Аркадий Петрович, вас до кума вызывают, — и добавил, — будьласка…

— А что хочет?

— Не знаю я…

Кривошей подрабатывал тем, что на вокзалах да разных железнодорожных полустанках, скупал у торгующих с рук пенсионеров продукты, самогон, сигареты и перепродавал вору втридорога. К Мамонту Кривошей относился с благоговением и почтением. Предприятие процветало, хотя глядя на стоптанные сапоги, пузырящиеся на коленях брюки и замусоленный китель прапорщика, трудно было предположить, что за год он «зарабатывает» больше чем его родной колхоз «Огни Октября».

Вор не спеша зашнуровал ботинки, набросил на плечи ватник, что-то шепнул в ухо одному из амбалов и подошёл к решётке.

В купе, оборудованном под кабинет кума, было душно натоплено. Хозяин кабинета сидел спиной к окну и читал разложенную на столе газету, его китель висел на спинке стула.

— Ну что Мамонт, буду с тобой на чистоту, — капитан Самсонов отложив «Труд», внимательно изучал лицо вора, — надеюсь и ты со мной в ёлки-палки играть не будешь.

— Где уж мне, гражданин начальник, с вами играть. Вы небось по-крупному ставите, а у меня только чай вчерашний есть. Хотите, я вам его и так подарю?

— Зря вы Аркадий Петрович так прибедняетесь, здесь по этапу шумок один прокатился… — Самсонов замолчал, — может вы всё-таки сами?

— Может и сами… А что за шумок-то?

Капитан хрустнул суставами пальцев.

— Да так… Поговаривают богатства у тебя есть несметные, — Самоса не отрываясь смотрел в глаза вора. Тот спокойно выдержал взгляд.

— Правду люди говорят, есть у меня богатства!

— А ещё говорят, что не расстаешься ты с ним и возишь везде с собой…

— И опять всё правильно… — Мамонт почувствовал, как у него на виске, предательски забилась жилка. Его мозг напряжённо работал. Он сразу понял, что информация была у Самосы уже давно, но воспользовался он ей только здесь, за Уралом. Причина тому могла быть только одна — до царя далеко, до Бога высоко, то есть здесь в Сибири ему сам чёрт не страшен. Здесь он мог без оглядки на начальство, сам полностью контролировать ситуацию.

— Ну вот видишь, какой у нас с тобой хороший разговор получается, — капитан откинулся на спинку кресла, вытащил из ящика стола пачку сигарет и предложил одну вору. Тот молча отказался. Прикурив, он нагнулся к самому лицу Мамонта, облизал языком нижнюю губу и тихо сказал, — покажешь?

— От чего ж не показать… — в кабинете повисла напряжённая пауза, — на, смотри…

С этими словами вор рванул на себе рубашку. Как выстрелы посыпались пуговицы. На груди была выколота кобра с открытой пастью обвивающаяся вокруг финки, под ключицами тяжёлые синие звёзды:

— Вот оно моё богатство, — не меняя интонации, но слегка повысив голос, произнёс Мамонт, — забирай, если сможешь…

В этот миг, отталкивая друг друга, в кабинет влетели два солдата, но Самоса жестом остановил их у самой двери. Затем он рывком встал, нервным движением руки отряхнул с галстука пепел, подошёл к вору, выпустил ему в лицо острую струю дыма и ткнул пальцем в одну из звёзд:

— Ну как хочешь, только учти Мамонт, это твой последний транзит. Здесь ты в яму ляжешь, я тебе гарантирую… — и добавил обращаясь к солдатам, — увести его… Пшёл…

Когда за вором закрылась дверь, капитан налил из графина полный стакан воды и залпом её выпил.

Тем временем, «Перегон» съехал по стрелке с основного пути, зэков высадили из вагонов и построили под насыпью вдоль железной дороги. От горячего дыхания над ними собралось белое облако. Земля была присыпана лёгким снегом, кое-где из под него пробивалась пожухлая трава. В оцеплении стояла вся рота охраны. Перед разношёрстной толпой, чуть сгорбившись стоял начальник поезда, майор Жилкявичус. Этобыл лысый, худой человек с жёлтым пергаментным лицом, не предвещавшим ничего хорошего. Он стоял на небольшой возвышенности и нервным взглядом обводил строй этапников, лёгкий ветерок легкомысленно трепал его обвислые усы. Заключённым предлагалось напилить дров с окрестных деревьев и загрузить их в хозблок. Жилкявичус очередной раз напомнил, что попытка побега, будет сурово караться на месте, силами роты охраны. Ещё раз пересчитав людей, бригадирам выдали инструменты. Мужики разобрав тупые топоры и пилы, дружно взялись за работу, блатные разожгли костёр и покуривая расселись вокруг весело трещавшего огня. Вскоре послышались женские голоса и смех, это на противоположную сторону железки, вывели женщин. Спустя час, когда синее сибирское солнце спряталось за тяжёлыми облаками к этапникам присоединился Мамонт. Ему тут же уступили лучшее место с подветренной стороны. Немного посовещавшись блатные решили, что для себя ёлки стричь не западло и повскакивав с мест стали разминать затёкшие ноги. Потом раздевшись до пояса, они ринулись в редкий лес и отняв у мужиков топоры и пилы, взялись за работу. Такого ещё не видели ни бывалые зэки, ни привыкшая ко всему охрана: матеря всё вокруг себя, тощие жилистые люди, разрисованные десятками татуировок, неумело орудуя инструментами за два часа вырубили участок леса размером в футбольное поле. Их лоснящиеся от пота спины, белели даже на фоне снега. Тем временем мужики распиливали брёвна, кололи их на дрова и крепили верёвкой в связки. С другой стороны железной дороги тоже кипела работа. Деревьев там почти не было, зато поляна была усеяна подмёрзшими ромашками. Зэчки разгребали снег и собирали цветы, по словам Дяди Гриши, ромашковый чай это первое и самое верное средство от цинги.

К затухающему, но всё ещё жаркому костру подошёл старый зэк, по кличке Корж. Аркадий Петрович жестом пригласил его присесть. Тот уселся, достал табак и ловко свернул самокрутку.

— Знаю я эти места, — старик прикурил от тлеющей головешки, — вырос здесь на заимке, учиться уехал в Свердловск, мечтал ветеринаром стать, а оказался вот где…

Мамонт его не перебивал, да и слушал в пол уха, его мысли были далеко.

— Здесь верстах в семи, деревня была, Ковалёвка называлась. Славились деревня своими кольчугами, лёгкими да прочными, спасли они не одного русского богатыря. Жили здесь кузнецы и шахтёры, работали тяжело, отдыхали правда тоже тяжело…

Корж с удовольствием затянулся и тут же выдохнул клуб дыма, сквозь редкие жёлтые зубы.

— Батя мой покойный, земля ему пухом, рассказывал одну историю, случилась она ещё до революции. Однажды через эту деревню везли в ссылку каторжан. Сидели они спина к спине на подводе, одним из них был тогда ещё никому, кроме МУСа,[4] неизвестный налётчик Иосиф Джугашвили, по кличке Коба. Дороги здесь, как и всюду по Россеи-Матушки плохенькие, поэтому везли их долго, умаялись в пути и кони, и зэки, и конвой. И вот когда проходил этап через Ковалёвку и подвода поравнялась с маленькой церковью, Коба видать по семинарской привычке, три раза перекрестился. В этот момент из церкви вышел настоятель монастыря, Отец Кирилл. Помню я его, хороший был дядька, на попа совсем не похожий, учился в Иерусалиме, молва ходила, что даже служил он там, при монастыре Святого Гроба Господня. Увидев процессию священник остановил этап и пригласил всех трапезничать — и солдат, и каторжан и детей, что за телегой бежали, тоже покормил. Пока монахи накрывали стол, священник беседовал с зэками, один из них, кавказец, что сразу привлек его внимание, к удивлению был хорошо подкован, даже знал на память псалмы. После трапезы Отец Кирилл помолился и присел на лавочку в тени дерева. Затем он достал из портсигара папиросу, в ладонь высыпал из неё табак и набил им изящную курительную трубку с чуть искривлённым мундштуком. Кавказец внимательно наблюдал за его манипуляциями. Закончив набивать трубку, священник облокотился на спинку лавочки, закинул ногу на ногу, зажимая край трубки большим пальцем прикурил и с удовольствием втянул дым в лёгкие. Коба спросил разрешения попробовать, аккуратно, одними пальцами взял трубку и глубоко затянулся, голова легко закружилась, ему понравилось… Немного отдохнув, да ещё получив харчей в дорогу, этап двинул дальше. К вечеру того же дня священник обнаружил пропажу трубки да ещё и портсигара с папиросами.

Старик закашлялся и со злостью швырнул в костёр коротенький окурок.

— В конце тридцатых церковь закрыли, колокольню и монастырь развалили, монахов разогнали кого куда. Постаревшему, но ещё крепкому Отцу Кириллу, пришили четыре пятилетки по 58-ой и перевезли в расположенный поблизости лагерь, где он и пропал бесследно. И уж не знаю, то ли по совпадению случайному, то ли по злому умыслу судьбы, но на том самом месте перед монастырской кухней, где священник учил зэка курить, установили гипсовый памятник — Сталин сидит на скамейке. Облокотившись на спинку и закинув ногу на ногу, он курит трубку…