Джон Райт - Туманы Эвернесса

• Название: Туманы Эвернесса
• Автор: Джон Райт
• Жанр: Фэнтези

Юный Гален Уэйлок — последний страж Врат Снов, за которыми ждет древний враг, жадно стремящий попасть в мир смертных. Тысячу лет семья Галена стояла на страже, презираемая всем миром, решившим, что опасность — пустой миф. Даже отец Галена покинул пост. Потеряв веру в другой мир, он бросил Эвернесс и пустынное побережье штата Мэн, и уехал в мир, став солдатом.

А теперь в мире снов зазвенел тревожный колокол, который никто не услышал. В глубинах зашевелились Приспешники Тьмы и долгой страже пришел конец. Армия самых настоящих мифических монстров вторгается в наш мир, Гален и его друзья начинают сражение. Отец Галена возвращается, чтобы присоединиться к сражению с силами всеобщей Тьмы. Все силы Света собираются в Эвернессе, который должен устоять. Иначе все погибнет.

Джона Райта называют самым важным талантом нового столетия. Его дебютная трилогия, «Золотой Век», получила самые восторженные отзывы публики и критиков. В «Туманах Эвернесса» он продолжает повествование, начатое «Последним стражем Эвернесса», и которое, будем надеяться, привлечет к себе внимание настоящих любителей фэнтези.

---

— Волос? — Питер размял пальцами обрывки веревки.

— Возможно в вашем мире, мире бодрствующих, это называется иначе. Но что заставляет ваши волосы встать дыбом? Страх. Так что веревка сплетена из вашего страха. Конечно только маги могут выполнить такую тонкую, паучью работу.

— Но что, если я не вспомню, когда проснусь. Черт возьми. Когда я был еще мальцом, отец научил меня специальному упражнению, но это было так давно…

— О, сэр! Каждый мышонок и любая птица на гнезде знают, как построить Убежище, из которого сон не убежит. Это совсем просто! Нарисуйте в уме круг, вписанный в квадрат. Круг — башня Вечности, квадрат — четыре сезона Высокого Дома Времени. Представьте себе, что квадрат — это дверь, которую охраняет человек с двумя лицами, одно смотрит вперед, другое — назад, и в его руке палочка, которая разделяет.

— Это парадная дверь дома, в котором я вырос.

— Тогда для вас это как детская игрушка, сэр. Представьте себе, что дверь открылась, и вы вошли в башню с четырьмя дверями. У каждой двери стоит страж. Лев держит в лапе железную державу, которая указывает его величие; ангел поднимает меч четырех ветров; бык выходит из моря; орел несет факел, чтобы осветить встающее Солнце. Каждый коридор посвящен своему времени года…

— Нет необходимости говорить дальше, — сказал Питер. — Ты описываешь дом, в котором я вырос. Я помню все эти украшения. Отец заставлял меня с закрытыми глазами описывать каждый предмет в каждой комнате.

— Очень хорошо, сэр. Тогда, если вы хотите запомнить какую-нибудь новую вещь, просто добавьте ее в одну из комнат особняка.

— Ух… Ну хорошо. Есть пара маленьких медных крыс в зале за мраморным Аполлоном.

— Мышей, сэр. Аполлон Сминтий — бог мышей.

— Какая разница. От этой статуи ты спускаешься вниз на два пролета, и в западном крыле, рядом с каминной, есть кухня с кладовкой. А в кладовке стол, под которым я часто прятался, когда был маленьким. Иногда на этом столе стоял ящик с кругами сыра. Давай скажем, что в ящике живет мышь, на шее которой висит ключик от цепи. И этот ключ освобождает мои руки. Да. Ну как, хорошо? Мне кажется, что уж это я запомню.

— Сэр, вы сказали, что жили в Высоком Доме Вечности? — спросил Луговой Мышонок, все еще стоявший на груди Питера. — Тогда, я полагаю, вы должны знать Галена Амадея Уэйлока?

— Конечно. Он мой сын.

— Ого! Это, должен я сказать, великая честь! Еще какая великая! Отец Галена Уэйлока! Вы должны гордиться им, сэр, очень годиться! Эхо его имени звучит повсюду. И, гм, как вы сказали ваше имя?

— Пит.

— О. И что за сны вам снятся?

— Кому какая разница? Лучше скажи мне, что делать дальше. Какой у тебя план?

Луговой Мышонок удивленно дернул усы.

— План? Не имею ни малейшего понятия о каких-то планах.

— Что? Я-то думал что вы, магические животные, всегда знаете, что делать. Ну, ты их знаешь, всякие Коты в Сапогах, животные — тотемы шаманов, фамилиары ведьм, и прочий хлам.

Усы Лугового Мышонка опустились.

— О, прошу прощения. Но, видите ли, мне ничего не сказали толком. И, на самом деле, в этом моя вина. Я знаю только то, что есть кто-то, кто должен спасти Принцессу; и вы должны его спасти.

— У тебя есть идея, кто это может быть?

— Ну, откровенно говоря, э… нет.

— Раса? Цвет? В какой стране живет? На какой планете? Может быть, я должен спасти всю вселенную, прежде чем спасу его.

— Он в ловушке где-то под водой.

— О, спасибо, здорово помог! Сейчас я позову береговую стражу, и они обыщут каждую опрокинутую лодку и каждую затонувшую яхту. После чего я пройду по коридору на руках и зубами разорву горло каждому стражнику.

Луговой Мышонок пожал плечами.

— Простите, сэр.

— А твой командир, ну, офицер, который тебя послал сюда, разве он не дал тебе четкого приказа?

— Нет, на самом деле нет. Наша главнокомандующая, как вы назвали ее, танцует под светом луны и плачет, потому что не помнит своего имени. Видите ли, там, откуда я, мы все делаем иначе.

— Значит я сам. — Питер вздохнул и оглядел свою тюрьму. Ничего, ну буквально ничего, чтобы дало ему хоть малейшую идею. Кроме того, ведь это сон, так что форма камней, положение цепей и дабе паутина на потолке время от времени изменялись.

Он опять поглядел на Лугового Мышонка, стоящего у него на груди. Мышонок нервно теребил усы.

— И как, черт побери, делают дела в стране эльфов?

Луговой Мышонок мигнул черными блестящими глазами-пуговками.

— Ну, сэр, мы все делаем неожиданно. Не думая, доверяясь инстинкту.

— Инстинкт. Великолепно.

— Ну, я же мышь, в конце концов. У нас инстинкт работает совершенно замечательно.

— Дай мне пример.

— Пример… — Луговой Мышонок задумался, потом спросил. — Из всех людей на Земле, кого бы вам хотелось спасти больше всего?

— Мне? Отца, конечно… — Голос Питера помрачнел, — Я просто ненавижу себя за то, что не успел ему сказать… ну, ты знаешь. Рассказать ему все, что у меня на уме.

— И где ваш отец сейчас?

— Болен. В коме.

— А его рассудок?

— Ворон сказал, что в Ахероне…

— Никогда не произносите вслух это имя! — Луговой Мышонок в тревоге уронил трость и хлопнул лапками по круглым ушам.

Питер сел, и Луговой Мышонок прыгнул ему на колено. И тут Питер возбужденно воскликнул:

— Ну конечно! Он и есть тот парень, которого я должен спасти. Он в Ахероне, а Ахерон под водой!

Снаружи раздался чудовищный голос:

— Ты трижды назвал имя самой черной беды! Я, слуга этого имени, пришел. И каждый раз, когда меня освобождают, я расту! Придет время, и я вырасту настолько, что сожру все на Земле!

Дверь камеры слетела с петель. Там, в дверном проеме, на задних лапах стоял ревущий Зверь, пальто каким-то образом упало с его головы и покрыло плечи, так что Зверь казался существом, одетым в плащ, существом, больше любой вещи вокруг, и больше любой вещи снаружи. Темнота и дым струились с его черного меха, кровь капала с чудовищных когтей. На темной треугольной голове сверкали ослепительно белые глаза и клыки.

Далекий колокол пробил ровно шесть раз, и Зверь вошел в комнату.

4 Лицо Зверя

I

Когда темная тварь неуклюже ввалилась в комнату, Луговой Мышонок перепрыгнул с груди Питера на лопатку, и прошептал в ухо Питера:

— Назови его по имени!

— Я не знаю его чертово имя, — в ответ прошипел Питер.

— Там, откуда я пришел, распознают людей не по внешнему виду. Внешность может измениться.

Монстр шагнул вперед, в полутьме его желтые глаза сверкали как зеркала. Питер как-то слышал, что животные не выдерживают человеческий взгляд, и он уставился в глаза огромного зверя.

Тварь выпрямилась, расправила плечи и подняла запятнанный кровавыми пятнами подбородок. Ее глаза оказались мудрее и глубже, чем любые человеческие, и так наполнены величием и ужасом, что Питеру, а не Зверю, пришлось сражаться с собой, чтобы не опустить взгляд. Каким-то образом, он сам не понял как, Питер сообразил, что создание только выглядит, как зверь, но пришло не с человеческого уровня, а с другого, намного более высокого.

Питер глядел в глаза Зверя, и его живот скрутило старым страхом, а горло наполнилось желчью. Мех твари вонял напалмом и жженой травой из каких-то буйных, гниющих и перезрелых джунглей. А еще порохом, газолином, человеческим потом, кровью и закопченным мясом.

— Я знаю тебя, — сказал Питер, потому что вспомнил и этот запах и эти узлы в животе, которые появлялись у него только в то время. — Я знаю тебя…

— Мало кто может глядеть без страха на мое обнаженное лицо, — сказала тварь мяукающим голосом, но в эхе, отразившемся от стен, прозвучали слабые крики тысяч и тысяч далеких людей, крики победы и крики ужаса. — Но я вижу, что мои следы еще на тебе. — Зверь поднял огромный согнутый коготь и указал на шрамы, пересекавшие ноги и живот Питера.

— Война, — сказал Питер. — Ты и я опять повстречались. Черт бы тебя побрал, держись от меня подальше.

В то же мгновение его кровать окружила стена из белого кирпича, и он почувствовал запах соли.

Питер слышал, как Зверь бродит по другую сторону соляной стены, фыркает и царапает когтями каменный пол.

— Смертный, — замяукал ужасный голос, — тысячи лет твой род приносит ваших лучших молодых людей на мои алтари. Руки, ноги и глаза, невинность и надежды, сами жизни этих молодых людей щедро навалены на моих кроваво-красных каменных алтарях. И ты, тоже, отдал мне свою кровь и свои ноги. Нет ни малейшей надежды, что ты опять сможешь ходить. Мне жаль тебя. Проси моего покровительства.

— Ты работаешь на моего врага, — сказал Питер. — Почему ты предлагаешь мне помощь?

— Слушай, — сказал Зверь и послышался грохот массивных звеньев огромной цепи, надетой на него. — Падший архангел, ныне я раб и служу всем остальным монархам. Каждый король и каждая республика, которые призывают меня, разрешают этой цепи соскользнуть еще немного, и всегда обещают опять связать меня, когда придет время, и усеять землю лавровыми венками, а не огнями пожаров. Ни от какого обещания не отрекались чаще, чем от этого. Защищаясь, каждый человек приносит мне жертву, и еще на немного ослабляет цепь. Придет день, цепь лопнет, я освобожусь, и опять люди всего мира будут поклоняться мне, никто не будет даже мечтать о мире, каждый незнакомец станет врагом. В тот день даже ангелы устрашатся меня; весь космос содрогнется, когда прозвучит последний призыв рога на битву конца времени. — Зверь говорил звучным и мелодичным голосом, но в эхе, отражавшемся от стен, звучали тысячи воплей умирающих в муках людей.