Николай Панов - Орлы капитана Людова

• Название: Орлы капитана Людова
• Автор: Николай Панов
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны Союза ССР
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

Эта книга посвящена приключениям и подвигам разведчиков-североморцев, «орлов капитана Людова», как называет их автор. Наряду с широко известными, полюбившимися читателю повестями «Боцман с «Тумана» и «В океане», впервые печатается здесь новая повесть Николая Панова «Голубое и черное», в которой снова появляются боцман Агеев и проницательный командир разведчиков Людов, ставшие героями удивительных приключений в дни войны и в послевоенные годы.

---

Агеев вздохнул, стиснул пальцы, обмотанные бинтами. Боль пронизала предплечье, отдалась во всем теле. Но сильнее, невыносимее болела душа. Эх, тяжко мотаться вот так, без дела, когда повсюду идут бои, друзья моряки ведут свои корабли в океанские дали!

С моря дул свежий, нестихающий ветер, и боцман застегнул верхнюю пуговицу бушлата. На рукавах, на черном добротном сукне коричневели следы ожогов. Материя еще держится, но ворс выгорел здесь и там, пожалуй, скоро появятся, дыры. Пропал, похоже, бушлат! Девушка в госпитале отлично заштуковала локти и грудь, но вот на боку тоже коричневеет пятно, материя расползется и здесь.

Он оглядывал бушлат, старался успокоиться, отвлечься от тяжелых воспоминаний. Куда податься теперь? Только что заходил в отдел кадров узнать, не нужен ли на какой-нибудь сторожевик или тральщик боцман. Нет, все штаты полны. Попытаться попасть на торпедные катера? Или в морскую пехоту? Может, под Смоленск, где Гитлер прется вперед, может, под Одессу, где бьют врага бесстрашные черноморцы? Нет, лучше бы опять на корабль… Эх, «Туман», «Туман»! Не уберегли мы тебя, лежишь ты на дне Баренцева моря вместе с друзьями матросами, погибшими, тебя защищая…

Обернулся, словно кто-то тронул его за плечо. В конце пирса, возле трапа, протянутого по скалам, в сторону городских домов, стоял низкорослый, худой пехотинец. Пехотинец улыбнулся странно: одними губами, приложил к пилотке костлявую руку.

Нахмурившись, боцман ответил на приветствие. Прошагал по причалу, спрыгнул на скользкие камни, пошел вдоль берега, где ленивые волны, чавкая, набегают на коричневый острый базальт. Пройдя сотню шагов, присел на плоский обломок скалы. Что ж, придется вернуться в полуэкипаж, ждать назначения. Зря, значит, упросил врача, выписался раньше срока. Ведь кожа на руках еще не совсем зажила. И вот бездельничай, жди…

— Тоскуешь, морячок? — прозвучал рядом чуть насмешливый голос.

Он поднял голову. Тот же маленький пехотинец сидел на соседнем обломке скалы, смотрел пронзительным взглядом бледно-голубых глаз. Пилотка с вишневой звездочкой надвинута на оттопыренные уши, из-под задранной ветром полы шинели торчат ноги в коротких кирзовых сапогах.

Боцман только двинул плечом, будто отгонял надоедливую муху.

— Смотри не простынь, на камне-то сидя, — тонким голосом сказал пехотинец. — Одежка твоя — плохая от ветра защита.

— Не одежка это, а бушлат, — поправил внушительно боцман. — Запомните на будущее время. Почтительно о нем нужно говорить.

— Запомню, — опять словно усмехаясь, сказал пехотинец. Он глядел теперь в высокое, пересеченное облаками небо. — А сейчас, похоже, воздушную тревогу сыграют.

Он еще не договорил, а из-за гряды сопок уже накатывался урчащий, такой знакомый гул самолетных моторов. И сразу захлопали далекие зенитки, завыли корабельные сирены, среди облаков расцвели ватные комочки разрывов.

— Ложись! — крикнул пехотинец.

— Гадам кланяться не буду! — вскакивая, ответил Агеев. В бессильной ярости он вскинул обмотанные бинтами кулаки, послал отчаянный матросский загиб навстречу «мессершмиттам», вывалившимся из-за вершин. А в следующий момент цепкие руки схватили его, потянули за камень, пригнули голову к мшистой поверхности валуна.

Сверкнуло ослепительное желтое пламя, вблизи что-то прогремело, прострекотало. И вот уже отдалились залпы зениток, стихло завывание моторов.

— Так, — сказал, распрямляясь, боцман. Он был смущен и рассержен. — Тебе кто позволил меня на землю валить?

Маленький пехотинец молча провел пальцем по длинной выбоине на граните. Здесь только что сидел боцман. Здесь прошла очередь с фашистского самолета. Пехотинец молчал, улыбался по-прежнему одними губами, невесело, зло.

— Так, — повторял Агеев. — Выходит, ты меня от смерти спас? За это спасибо.

Ему было неловко под пронзительным, неотступным взглядом водянисто-голубых глаз.

— Только не нравится мне, что ты зубы скалишь все время.

— А что мне, слезы лить? — спросил пехотинец.

— Слезы лить незачем, а растягивать рот до ушей — это тоже не манера.

Агеев присел на прежнее место.

— Ну, а теперь иди. Нечего меня рассматривать — я не картина.

— Посижу еще…

Незнакомец снова провел по камню рукой, старательно подложил под себя полы шинели: видно, устраивался надолго.

— Скажи-ка, друг, это сейчас в море «Шквал» вышел?

— Ну, «Шквал», — откликнулся Агеев.

— И что это у вас здесь названия кораблей какие чудные? «Шквал», «Гроза», «Смерч», «Туман»… Еще «Пассат» был, его, слышно, тоже немцы потопили. Имена! Словно вся ненастная погода тут собралась.

— А он так и называется — «дивизион ненастной погоды», — сказал с нежностью и болью Агеев.

Его собеседник поднял камешек, бросил в море. Камешек запрыгал рикошетом по воде.

— Занятно. А еще, может, подскажешь, какие корабли есть в этом дивизионе?

— Каким положено быть, те и есть, — откликнулся боцман. — Только постой, откуда ты все эти названия знаешь?

— Значит, знаю… — Поправил пилотку, сделал движение встать. — Ну, ладно, пока прощай, морячок.

— Нет, не «значит, знаю». — Агеев смотрел пристально на пехотинца. — Слишком, я вижу, ты осведомленный.

Незнакомец встал с камня.

— Идти мне пора. Только помни: в другой раз, как сыграют тревогу и услышишь самолет, падай на чем стоишь.

— Нет, подожди! — тоже встал Агеев. — Теперь мне любопытно о тебе больше узнать. Покажи документы.

— Завтра покажу, — сказал протяжно незнакомец, шагнув в сторону трапа.

— Стой! — крикнул боцман. Ухватил идущего за плечо, и вдруг почувствовал себя как в капкане. Руки маленького пехотинца стальной хваткой сжали его.

— Осторожней, товарищ старшина, как бы мне кости вам не сломать…

Пехотинец уже не улыбался. Боцман рванулся, почувствовал невыносимую боль в руках, замер.

— И вправду, мне нужно идти, — звучали чуть насмешливые слова. — Хотелось побеседовать с вами, да вы раздражительный очень, под пули подставляете лоб. А незнакомых людей лапайте осторожней. Знаете, что такое самбо?

Он не успел договорить, и уже лежал на камнях, распластавшись под грузом большого, мускулистого тела.

— Что такое самбо, я не знаю, — сказал Агеев, задыхаясь, весь вспотев от боли в обожженных руках. — А вот вам наша поморская ухватка. И кто вы такой есть, сейчас в комендатуре узнаем.

— Отпусти, старшина, — хрипло сказал пехотинец. — Не хочу я тебе кости ломать… Отпусти.

— Сдам с рук на руки патрулю — тогда порядок, — откликнулся Агеев. — Ну, поднимайся, пошли.

— Пошли, — согласился лежащий.

Молниеносно рванулся, взлетели полы шинели — и маленький пехотинец уже стоял на ногах, на недосягаемом расстоянии, осклабясь своей невеселой усмешкой.

— Прием ваш хорош, товарищ старшина, нужно будет и его на вооружение взять. Только против самбо он слабоват.

Он потер бок, застегнул нижний крючок шинели.

— Ну вот что, идти так идти. А то как бы нас комендантский патруль не застукал: валялись, как пьяные… Похоже, все-таки нужный вы нам человек.

— Кому это вам? — опросил боцман, поправляя сбившиеся бинты.

— Узнаете, — отрывисто сказал пехотинец. — Послали меня проверку вам сделать. Я от госпиталя вслед за вами шел. Как начали вы самолет на кулачки вызывать, думаю, нет, не подходит. А когда бдительность проявили, да еще схватили меня, несмотря на сожженные руки, смекнул, пожалуй, подружимся мы, товарищ Агеев.

— Стало быть, и фамилию мою знаешь? — спросил боцман.

— Знаю и фамилию твою, и что служил ты на «Тумане», на геройски погибшем корабле, и что в десанте уже довелось тебе побывать — ходили вы к Большой Западной Лице с бесстрашным комиссаром Стрельником, вражеский склад там подорвали… Так вот, хочу я тебя в наше подразделение свести, на пробу. — Он понизил голос, хотя кругом на голом морском берегу не было ни души. — К разведчикам, в отряд особого назначения. А берем мы только тех, кто к нам по доброй воле идет и на любые тяжелые испытания согласен.

Он повернулся, словно не глядя на боцмана, шагнул в сторону трапа, но Агееву казалось, и сейчас чувствует на себе взгляд маленького пехотинца.

Боцман тоже двинулся к трапу. Поднимались плечом к плечу туда, где шеренгами, одна над другой, вытянулись дощатые домики заполярного городка.

— На корабль я снова мечтал… — сказал задумчиво боцман. — Море люблю больше жизни.

— Много у нас есть таких, которые к кораблям сердцами приросли, — так же задумчиво откликнулся его спутник. — Увидишь: и подводники у нас есть, и катерники, и моряки с эсминцев. Только сейчас такое время — там нужно быть, где ты Родине больше полезен. Впрочем, командир велел передать: не полюбится тебе у нас — отпустим обратно в экипаж, будешь ждать, пока на корабль не возьмут. — Пехотинец помолчал. — Только думаю, брат, полюбимся мы друг другу. Потому что подразделение наше сухопутно-морское. И орлу, вроде тебя, у нас много дела найдется. Недаром хочет тебя видеть один замечательный человек.