Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

• Название: Приключения Перигрина Пикля
• Автор: Тобайас Смоллет
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1955

Тобайас Смоллет (1721–1771) принадлежал к замечательной плеяде английских реалистов-просветителей XVIII века. Его творчество составляет важный этап в развитии английского реалистического романа. Роман «Приключения Перигрина Пикля» представляет большой интерес. Он обладает ценностью исторического документа, в котором без прикрас отразились общественно-политические нравы и быт Англии на пороге промышленного переворота.

---

После этого я попыталась наладить отношения с мужем. Мы жили в общей квартире, и первые четыре-пять месяцев я обедала и ужинала вне дома только дважды; но и тогда он знал, где я нахожусь, и не возражал против моих развлечений. Однако это послушание и осторожность не влияли на его нрав; по-прежнему мой муж оставался капризным и был всем недоволен. Злосчастный характер довел его до того, что однажды в присутствии своего адвоката он начал обвинять меня в дурном поведении с момента возобновления наших отношений и с большим раздражением заявил, будто каждый мой шаг решительно противоречит его желаниям.

Зная о тех усилиях, какие я прилагала, чтобы ему угодить, я возмутилась, услышав столь несправедливые обвинения, и, вскочив, заявила ему, что он ничтожный человек; я немедленно оставила бы дом, если бы адвокат и другие, присутствовавшие в комнате, не отговорили меня от моего намерения. Кстати сказать, один аристократ мне сказал, что мой муж отличался таким же нравом еще при жизни своего отца и изменил только предмет недовольства — слово «отец» заменил словом «жена». К тому же он пользовался всяким удобным случаем надоедать моему дорогому отцу; у него хватило ума угадать, что это наилучший способ мне досадить.

После ряда испытаний я простилась с надеждой сделать его счастливым и обрести для себя покой и продолжала с ним жить во избежание более тяжелых неприятностей. Источником всех бед является не только его дурной характер; если даже исключить мое личное отвращение к нему, то не вызывает сомнений, что его глупость скорее раздражает, чем забавляет, а его тщеславие и лицемерие решительно невыносимы, так как он притязает быть образцом галантности и вкуса, ума и проницательности. Но еще более он смешон, почитая себя умелым политиком; он столь интересуется политикой, что рассчитал немало хороших слуг, подозревая их в нежелательных знакомствах; из-за этого мы с ним неоднократно ссорились и едва не разошлись, когда он меня обвинял в том, что я поддерживаю отношения с графами Б. и С. и мистерами X. и В., хотя ни с одним из них я не была знакома, исключая графа С., с которым не беседовала вот уже десять лет.

Короче говоря, я часто недоумевала, безумие или подлость порождали энтузиазм, коим он был одержим, ревнуя о благе государства и мучая меня увещаниями, которых нельзя было вынести. Наконец, я нашла способ избавиться от надоедливых укоров и заставила его прекратить политические разговоры. Я открыто признала свои политические связи с лицами, упомянутыми выше. В самом деле, я знала его слишком хорошо, чтобы предполагать, будто он тверд в своих взглядах и заявлениях, хотя он зашел столь далеко, что просил частной аудиенции у короля, чтобы сообщить ему план подавления мятежа; получив отказ, он стал добиваться через герцога Д. разрешения сформировать и возглавить полк кентских стрелков. Его верноподданнические чувства разгорелись до таких пределов, что он купил кремневое ружье с особым механизмом, безопасное для того, кто им пользовался, на тот случай, если ему придется стоять часовым у дверей его величества, и держал лошадей оседланными, намереваясь сопровождать своего государя на поле битвы. Несмотря на все эти торжественные приготовления, если бы дело дошло до испытания, он трусливо увильнул бы от всех своих обязательств, так как его ум был весьма плодовит на изобретение спасительных уловок. Тем не менее он иногда говорил на эти темы столь горячо и даже рассудительно, что люди посторонние могли принять его за человека умного и пекущегося о благе родины.

После моего последнего возвращения в его дом был издан упоминавшийся ранее парламентский акт, дававший ему возможность уплатить долги и среди них долг в тысячу фунтов, сделанный мною, — единственное бремя, мною на него возложенное, исключая мои карманные деньги, которые никогда не выплачивались исправно. Да и этой тысячи фунтов ему не пришлось бы платить, если бы он не вводил меня в чрезвычайные расходы своими преследованиями. Я получила возможность вознаградить нескольких моих верных Эбигейл; в особенности же — облегчить нужду бывшей моей горничной; как я упоминала, лорд Б. назначил ей ежегодную ренту, которую она продала; таким образом, она впала в крайнюю бедность, и я нашла ее в какой-то дыре вместе с двумя малютками, погибающими от нищеты, — зрелище, исторгшее из моих глаз слезы и способное оставить глубокий след в сердце, подобном моему, которое всегда было чувствительно к несчастьям ближних.

Попутно я вспомнила о преданности и верности другой моей служанки — миссис С.; прослышав об ограблении во Фландрии, она великодушно отказалась от жалованья, назначенного ей мною, когда мы расстались. Такие человеколюбивые и милосердные поступки и радость видеть моего дорогого отца немного облегчали мои страдания, вызванные тяжелым нравом мужа, который, оставаясь последовательным в своей непоследовательности, охотно согласился после нашего примирения на мое предложение устраивать в доме концерты и даже с явным удовлетворением одобрил этот план. Но уже в середине зимы он нашел способ разогнать все общество, начиная с лорда Р. Б., которого однажды вечером, когда тот поднимался по лестнице, остановил лакей и напрямик объявил, что приказано передать именно ему, будто хозяина нет дома. Однако на следующий же день мой муж, встретив его лордство вместе со мной в парке, подошел к нам с самым веселым видом, как будто ничего не случилось, и подобострастно обратился к лорду Р.

Его поведение было в равной мере нелепо по отношению к остальным его друзьям, которые постепенно нас покинули, утомившись от общения с человеком, в коем столь неприятным образом сочетались невежество и наглость. Что же касается меня, я считаю его неисправимым; и поскольку, по воле судьбы, он может мною распоряжаться, я стараюсь проглотить эту горькую пилюлю и забыть о том, что на свете живет подобное существо. В самом деле, если бы печальный опыт не убедил меня в обратном, я способна была бы поверить, что такого создания не найти среди сынов человеческих; ибо его поведение ни в какой мере не отвечает хорошо известным жизненным правилам, и к нему можно целиком применить слова поэта:

Нет ничего загадочней, чем разум.

Ее лордство закончила на этом свое повествование, доставил удовольствие собравшимся я вызвав восторг у Перигрина, выразившего удивление по поводу разнообразных происшедших с ней приключений, способных, по его словам, сломить натуру, куда более выносливую и крепкую, и уж во всяком случае сокрушить женщину столь деликатного сложения. Один из присутствовавших джентльменов обвинил ее напрямик в неискренности и в умолчании о некоторых обстоятельствах ее жизни, которые, по его мнению, существенно необходимы для суждения об ее личности.

Она покраснела при этом решительном обвинении, повлиявшем явно на слушателей; но обвинитель пояснил, что в ходе повествования она не упомянула о тысяче добрых дел, в которых, по его сведениям, повинна, равно как не сообщила о многочисленных выгодных предложениях, полученных ею до помолвки.

Общество было приятно выведено из заблуждения таким объяснением; в весьма учтивых выражениях ее лордство принесло за него благодарность, как за комплимент учтивый и неожиданный. А наш герой, засвидетельствовав свою признательность за ее вежливость и снисходительность, ибо она удостоила его знаками доверия и уважения, попрощался и отправился домой в смущении и замешательстве: выслушав ее повествование, он понял, что сердце ее лордства слишком чувствительно, чтобы довольствоваться тем фимиамом, какой он в качестве поклонника может ей воскурить в настоящее время. Ибо, хотя он и ограничил власть Эмилии над своим сердцем, но окончательно уничтожить ее не мог, и Эмилия неминуемо должна была столкнуться с другой полновластной владычицей, которой могут принадлежать его мысли; если же ее лордство… не поглотит целиком его любви, времени и внимания, он предвидел, что немыслимо будет поддерживать в ней страсть, которую, быть может, ему посчастливится внушить. От изъяснения в любви удерживала его также и судьба ее прежних поклонников, которые приходили в восторженное состояние и напоминали скорее людей зачарованных, чем плененных человеческой красотой. Посему он решил бороться с новыми впечатлениями и, если возможно, добиваться ее дружбы, не домогаясь любви.

Но, прежде чем остановиться на этом решении, он захотел узнать, как она к нему относится, и благодаря тем сведениям, какие по обыкновению добыл Крэбтри, понял, что она питает к нему теплые чувства, но без малейшей примеси любви. Если бы ее чувства были более нежного свойства, он пришел бы в восторг, хотя его рассудку больше понравились полученные им сведения, вследствие чего он отдался размышлениям о своей первой страсти, пытаясь побороть новую и опасную привязанность; таким путем он сохранял свое душевное состояние in equilibrio[69], и его сердце пребывало в спокойствии.