Марина Казанцева - Красный Кристалл

• Название: Красный Кристалл
• Автор: Марина Казанцева
• Жанр: Фэнтези

Всё, что мы делаем — необратимо

---

С такими мыслями он дошёл до носа судна и остановился лишь тогда, когда дальше было некуда ступать. Впереди по курсу плавились, перетекали, струились песчаные барханы. Иногда пробегали мелкие грызуны и крупные насекомые — тут была своя жизнь. Здесь он мог поговорить с Перстнем.

— Почему у меня так плохо получилось с ветром? — спросил он, приблизив Перстень к губам. — Почему у меня вообще всё плохо получается?

— Ничего удивительного, — тоже тихо ответил Перстень. — Ведь ты же учишься. Если бы так легко было управляться с волшебными вещами, которые сделал не ты, всё было бы просто сказочно. Ты же понимаешь, что привлекаешь к делу могущественные силы, которые имеют собственную волю. Ты их отрываешь от какого-то занятия и заставляешь делать что-то, о чём они понятия не имеют. Нужна выдержка, Лён. Воля волшебника должны в нём сочетаться с мудростью. Ты должен чётко представлять, чего ты хочешь и как это должно делаться.

— Я хотел, чтобы этих полосатых чертей просто выдуло с корабля, — печально признался Лён.

— Вот именно, но не соразмерил силу желания с реальной картиной. Ты сделал это в гневе, под сильным влиянием момента, оттого ветер и перенял твоё яростное настроение. Когда ты призываешь силы, ты должен быть хозяином и не позволять им превосходить себя.

Эти слова напомнили Лёну наставление лесной волшебницы — Фифендры, когда та говорила: никогда не прибегайте к магии во гневе, иначе такого натворите! Перед глазами вдруг явственно нарисовалось видение лесной колдуньи, какой она поначалу представала перед новыми учениками — худая, угловатая фигура, резкий голос, острый взгляд, язвительная речь. Как она учила детей ездить верхом, сама показывая на примере — лохмотья все вразлёт, седые космы вздыблены, когда старуха лихо вскакивала на коня. Она учила ездить их без всяких сёдел, чтобы не привыкали сразу к удобствам и чувствовали лошадь. Неловкие получали подзатыльник, и Лён сам немало чувствовал затылком крепкую сухую руку Фифендры. Он как-то потом спросил Брунгильду, отчего же она не появлялась перед учениками в своём другом виде — валькирией? А потому, ответила колдунья, чтобы не возникало соблазна чувствовать себя героем без всякой на то причины, просто лишь под влиянием чужого великолепия. Надо честно осваивать процесс, а не почивать на лаврах.

— Почему же ты сама не изгнала макак? — спросил он, не сомневаясь в ответе.

— Потому что я не всегда буду с тобой, — ответила принцесса.

— И всё же корабль так разбит, что того и гляди развалится. Случись нам снова попасть в воду, мы станем игрушкой волн, ведь паруса крепить опасно.

— Я могу восстановить всё, как было — мне это просто, к моим услугам огромные энергии, вплетённые в пространство. Но ты всегда останешься лишь мелким иллюзионистом, если не попытаешься в себе открыть канал к силе, к своим способностям. Никто, кроме тебя, не может знать, что тебе возможно. Верь в себя, иначе останешься середнячком.

— Да, я понимаю, это плавание есть испытание, — согласился Лён. — Но, пока я тут осваиваю свои приёмы, страдают люди.

— Увы, это неизбежно, — вздохнула Гранитэль. — Это есть рок любого волшебника. Чтобы научиться пользоваться своей силой, надо действовать, а это всегда означает отдачу. Всё, что ты делаешь, где-то отзывается. Лучше всего тебе это объяснят в Дивояре.

Наступила ночь, какая она была в этих местах: сухая, жаркая. С тёмно-фиолетового неба светило множество звёзд и проплывали зелёные светящиеся облака, от которых на пустыню падал призрачный нефритовый свет, играющий на вершинах песчаных волн. На гребнях барханов зажигались огоньки, они перетекали вместе с массой песка, а тот отсвечивал пурпурно-багряным. Картина завораживала, но никто, кроме Лёна, смотреть в пустыню не хотел — всем осточертела её дикая краса, и все боялись нападения полосатых чешуйчатых макак, похожих на чертей. На небо выкатили сразу три луны, что усугубило ужас моряков, и те лишь обречённо скрылись в кубрике, поскольку на палубе делать было нечего — корабль сам шёл по морю песка. Лишь Лён стоял на носу и смотрел вперёд, словно охранял судно от нападений. Только капитан догадывался, что так оно и было. Несколько раз Саладжи проходил по палубе, осматривая корабль, и всякий раз видел, что пассажир «Фантегэроа» стоит неподвижно на носу, глядя в сияющие пески и что-то иной раз напевая про себя. Капитан вздыхал и удалялся.

«Послушай меня, воздух, послушай брата своего. Приникни к моим просьбам, снизойди до нужд. Спусти с высот прохладу на несчастное, разбитое судно, на истерзанных, измученных людей. Прогони с палубы жестокий зной, пришли спокойные и ровные потоки с высоких сфер, из-за зелёных облаков»

Спящие в кубрике матросы спокойно задышали, ловя иссушенными ноздрями кристальный воздух, проникающий через решётки и разгоняющий по углам горячий спёртый дух. Измученные страхом и лишениями офицеры заснули по своим местам, заснул вахтёрный у бесполезного рулевого колеса, заснул и марсовой на мачте, устав безнадёжно вглядываться вдаль. Один Ксиндара тихо шарил по каюте, отыскивая нечто, что принёс собой из путешествия на остров его товарищ, волшебник Дивояра. Вот он нашёл что-то, недоумённо повертел в руках, подумал немного и засунул в свою сумку, где хранились все его сокровища, какие накопил он с начала своей встречи с Лёном. Потом сел на маленький диванчик, утёр пот с лица, почесал за ухом и прислушался. Где-то тихо звучала песня, странный, причудливый мотив, завораживающий переливами.

— Я уже такое слышал, — сказал себе Ксиндара и тихо выбрался наружу. Первое, что он ощутил — это лёгкость воздуха и благодатную его свежесть. Он жадно задышал, чувствуя, как усталость последних суток оставляет его, как кожа ощущает влагу, растворённую в атмосфере. Он посмотрел по сторонам и остановился, поражённый зрелищем: сверху на палубу медленно стекал прозрачный поток, сквозь который виделись искажённые очертания пустующей палубы и палубных построек. Воздушная река вытесняла с корабля горячий воздух, и тот клубами сходил с бортов, отчего казалось, что корабль плывёт в тумане.

Песня доносилась с носа судна, неведомые и странные слова, похожие на журавлиное курлыканье. Осторожный Ксиндара бесшумно двинулся вперёд, прячась и приникая к палубе, едва песня на мгновение смолкала. Он увидел дивоярца, стоящего у носа и в самозабвении поющего без музыки, если не считать музыкой легкий гул, издаваемый вантами, и слабый перезвон, рождаемый хрустальными воздушными потоками.

Некоторое время Лавар большими глазами смотрел на это зрелище, потом попятился и тихо утёк в тень.

Там он уселся на пол возле лестницы, ведущей в его и его товарища каюты, и стал смотреть перед собой. В тёмных глазах Ксиндары отражался то свет нефритово-зелёных облаков, то бледные огни, бегущие по гребням карминно-красных волн. Потом свет, озаряющий корабль, изменился — красно-зелёные тона ушли, и появился дрожащий синий.

Большое тело корабля рассекало голубые волны, а те лишь мерно катили свои пенистые гривы. Из глубины всходили гроздья пузырьков и принизывали воду, отчего вся она казалась кипящей жемчугами, а всё море — гигантской сокровищницей. Во тьме, разгоняемой лишь светом бледных лун, возникло тёмное видение, за ним ещё одно, ещё одно. Нечто поднималось из воды, и вот послышались иные звуки, нежели тихая песня, которую пел дивоярец.

Высокое пение наполнило пространство — такое дивное, такое страстное. Нежные женские голоса вливались тысячами в голос океана, дробились хрустальными бусинами, прокатывались эхом, возносились к небу и растекались струями по голубым просторам. Синяя ночь и белый свет луны дарили водам океана восхитительный покой, воздух был чудесен, и песня неведомых певцов наполняла душу трепетом и страхом.

Вглядевшись пристальнее, Лавар увидел движение на ближайших островах, но не пошевелился, а только замер. Какие-то огни едва разгорались и тут же гасли на тёмных скалах, а корабль шёл между них так, словно его вела чья-то опытная и сильная рука. А между тем Ксиндара точно видел, что вахтёрный спит, и знал, что руль корабля повреждён.

Одна высокая и тёмная громада бесшумно проплыла мимо борта галеона — казалось, что сейчас раздастся скрежет, и судно дрогнет и начнёт тонуть. Но высокий остров, шапкой выступающий из глубины кипящих пузырьками вод, не задел борта «Фантегэроа», лишь шипящий шквал прибоя отразился от днища корабля и взмыл в узкой щели между перилами и каменным боком острова.

На уступах острова сидели чудные создания: не женщины, не птицы, не ящеры, а что-то собранное вместе. Они-то и пели удивительными голосами, что завораживали слух. Глаза на удивительно прекрасных лицах обратились к единственному человеку, что не заснул на корабле. Удивлённое выражение возникло на лицах женщин, они все, как одна, повернули головы с сияющими синим мерцанием кудрями, украшенные дивными диадемами. Их руки со множеством браслетов потянулись к кораблю. Их пение возросло и стало невыносимо тянущим, как будто рвущим душу. Их голоса всё больше возносились и звенели тысячей хрустальных колокольчиков. Одна сирена соскользнула со своего уступа и лёгким движением перетекла на борт.