Сергей Кравченко - Крестный путь

• Название: Крестный путь
• Автор: Сергей Кравченко
• Жанр: Современная проза

История русского православия — история духовных шевелений в нашем народе, история подавления этих шевелений, история интеллектуальных исканий и парадоксов. Это Крестный Путь, которым шел народ в нравственном, идеальном направлении. Это — тысячелетняя мистерия русского духа, гонимого и страдающего. Для ее описании я не придумываю героев и события. И я соглашаюсь на официальную хронологию, — в основу работы положены клерикальные летописные материалы. Главный источник — монументальный труд митрополита Московского и Коломенского Макария «История Русской Церкви» (1845). Эта многотомная хроника — уникальный по своей полноте материал, собранный со всей возможной скрупулезностью. Воистину — великий подвиг святого отца. Работа охватывает период с древнейших времен до конца царствования Алексея Михайловича. Видимо, писать о безобразиях его сына Петруши у митрополита здоровья не хватило. Он скончался, и Сергей Кравченко будет восполнять нехватку сведений из других, столь же поучительных и почтенных книг.

---

Во-первых, власть, как правило, некомпетентна. Чтобы добраться до власти, человеку нужны мышцы, сноровка, гибкая совесть. Эти члены карьерного тела накачиваются, комсомолец развивается по однобокой, однопартийной линии, щеки и подбородок его приобретают особый генотипический рельеф. Интеллект мутанта при этом становится расплывчатым, специфическим. Это вроде и не дурак, но и беседовать с ним скучно, бесполезно. Оказавшись-таки на вершине власти, утвердившись над нашими лысинами, вождь норовит узнать, что в этих лысинах заряжено. Сам врубиться в формулы ядерного распада или макроэкономические кривые он не в силах. Вот и призывает «аналитиков», которые журчат разноголосым хором. Толку от них ноль, но спать — спокойнее, ядерный чемоданчик не давит в бок.

Во-вторых, власть греховна. Властитель убивает, ворует, разрушает. Пусть, не по злобе, — в силу должностных понятий и инструкций. Но пыль от растертой сапогами совести на пути выдвиженца остается. Она неприятно скрипит, портит вид ковровой дорожки, оседает на мундире, колет глаза. Для снятия атавизма совести хороши попы. В принципе, любая религия предлагает ход для всепрощения — индульгенцию, нирвану, покаяние на исповеди, очистительный хадж, искупительную войну с иноверцами. Так что конфессии наши — все ко двору.

Еще власть труслива. В бытовом смысле. Повседневное поведение ей рекомендуют PR-щики, душеспасение гарантируют прикормленные «духовники», но снайперских стрел или предательского яда они не отменяют. Бессильны против заговора и силовики, — эти едва успевают заниматься собственным воспроизводством. Тогда главный начальник прибегает к последнему средству — волхвам и колдунам. Нострадамусы заселяют лучшие покои дворца, и каждое утро подносят к завтраку распечатку хорошего гороскопа.

Короче, не успеешь ты и плешь под новенькой короной почесать, а тебя уже обсели!

Между преблажными начинается тихая толкотня. Проходят месяцы или годы, и кто-то из них в зависимости от обстоятельств и той же комсомольской сноровки оказывается самым «верным», «судьбоносным», точным в предсказаниях. Тогда он задвигает или душит остальных и становится «единственно верным».

Вот такой процес и закрутился при дворе Владимира Святославича Красно Солнышко.

Глава 6 Витязь на распутье

Сведения о крещении Владимира принято считать совершенно достоверными. Они записаны нашим первым летописцем Нестором со слов старожила обители, в которой Нестор и сам пребывал, — преподобного отца Иеремии. Иеремия крестился в первом потоке — в 988 году, одновременно с основной массой податливых киевлян. Владимира помнил в лицо. Вот что он рассказывал Нестору под запись.

Князя Киевского удалось окрестить в три подхода.

1. Сначала шли уговоры и реклама разных вер.

2. Потом происходило «испытание» их свойств на практике.

3. Наконец, свершился собственно крестильный обряд.

По первому пункту князя пытались взять под контроль по-хорошему, то есть, чисто голословно. В 986 году начали мусульмане. Их представитель прибыл из Волжской Болгарии и обещал князю узаконить привычное и приятное многоженство. Правда, приходилось подвергнуться обрезанию, бросить пить и не есть свинины. Но в Киеве остаться без сала казалось нелепым, — тогда это был основной энергетический ресурс страны. Мусульманин убыл восвояси в 24 часа.

Следующими подъехали товарищи из Рима. Католическая проповедь христианства ничем на слух не отличалась от византийских рассказов, и Владимир, естественно, запутался бы в тонкостях, однако рядом оказались греческие советники. Греки нажали на память св. бабки Ольги, на неудачные попытки римлян в прошлом, так что папских нунциев тоже отправили с честью.

Третьими летописец упоминает «жидов хазарских». Хазарское ханство на Дону в этническом плане было, разумеется, не иудейским, то есть, настоящих евреев тут у нас было меньше, чем сейчас, но религию Моисея тогдашние донцы исповедовали в качестве государственной. Жиды начали с подходцем. «Мы тут слышали, что к вам приходили болгаре и христиане и уговаривали принять их закон...».

— Ну.

— Так они хотят вас подставить под бога, который на самом деле вовсе и не бог...

— А кто?

— А это был у нас такой мужичок, бродяжка, возмутитель спокойствия. Мы его прикончили за хулиганство рабской казнью. А тебе мы предлагаем натурального Бога, в которого верили даже Авраам, Исаак и Иаков...».

Жиды еще долго расписывали прелести исконного мировоззрения, а Владимир призадумался. Спросил невпопад, чисто по-еврейски:

«А где ваше отечество?»

— Вообще-то, в Иерусалиме — это город такой, «но Бог за грехи отцов наших лишил нас отечества и рассеял по всей земле...».

Владимир снова задумался. Получалось, что еврейский Бог слишком суров. Таких приличных, образованных господ, одетых в золото и парчу, шуганул в наши неотапливаемые края. Так можно, пожалуй и Киева лишиться!

— Ступайте, — сказал Владимир, — замаливайте грехи отцов.

Последним прибыл «греческий философ», хотя, сказать по правде, как раз «греческих философов» при дворе Владимира и так достаточно питалось. Но этот ученый был специально подготовлен, и начал с пространной критики предшественников. Он разоблачил мусульман и латинян, все усложнял и усложнял терминологию, но князь и бровью не вел. Его беспокоила еврейская заноза.

— Скажи, любезный: тут жиды что-то такое говорили, что твоего бога легко укокошить обычным копьем? И будто его можно вялить на солнышке, как свиной окорок?

— Вот в том-то и фокус! Эти козлы разве не говорили тебе за что их погнали поганой метлой по всему белу свету?

— Ну, как бы за грехи отцов. Я так понимаю, с бабами левыми что-то такое — необрезанным дышлом через коромысло...

— Нет и нет! Как раз за это распятие они и пострадали!

Все сходилось. Владимир подумал, что если изловить Перуна и прибить его гвоздями к собственному деревянному изваянию, то точно лишишься баб, вина, сала. И Киева — дорогой нашей Родины!

Владимир милостиво кивнул греку. Позвал отобедать, чем Бог послал. Языческий Бог послал в тот раз совершенно особые разносолы, но во время обеда грек непрерывно излагал основы православной веры, «весь план Божественного домостроительства», так что, вкуса еды никто не запомнил.

В конце сеанса грек ударил в самую больную точку. Князю была представлена картинка, на которой Судья разделял покойный народ на две половинки. По праву руку ставил крещеных и отправлял их в рай. По леву руку нехристи конвоировались в ад. «Философ» прищурился не хуже еврея:

— А ты куда желаешь?

Он намекал, что всего-то и делов — принять формальное крещение.

Но Владимир опять призадумался: «Пожду еще немного».

«Философ» убыл с честью, как и прочие.

В принципе, ничего не произошло, выбор не состоялся. Отчитываться в Константинополе было не о чем. Разве что опять приврать. Якобы русский царь в душе уже выбрал православие, но только медлит, ждет чего-то...

Мы с вами понимаем, что князь ждал конкретного Чуда. Он ведь не хуже немытой паствы Капитана или епископа Михаила, что ж ему персонального Чуда было не показать? Но нет, не потянули! Ни иудаист хазарский, ни магометанин из Дикого Поля, ни немецкие католики, — никто не осилил даже кролика из мешка! Православный грек тоже не додумался до элементарного фокуса с дрессированными мышами...

Вообще, проблема уверения населения у нас по сей день стоит остро. Замечено: чем бессмысленней, мелочней повод для Чуда, тем вероятнее оно случается. А в самый нужный момент его нету.

Какой резон было Капитану и Михаилу так напрягаться ради кучки дикарей? А вот, пожалуйста, Христос их сподобил, отыграли свои чудеса, как учения МЧС. А сейчас, например, когда народу развелось более 6 миллиардов, и в основном это язычники поганые, атеисты, агностики гололобые; когда все вокруг горит настоящим пламенем, и нужно Чудом шарахнуть, хоть кричи, где Божья воля? Где вселенская опера и балет? Где оратории на тысячу ангельских голосов? Где мохнатые бесы, публично побиваемые крылатыми младенцами? Где стаи блудниц вавилонских, истязаемых с нашей радостью?... Впрочем, последние как раз на месте...

Нету нам Чуда настоящего. Приходится самим выдумывать то атомную бомбу, то компьютер, то межпланетную станцию. По части чудес мы давно обогнали все ангельское сословие. Сотовым телефоном, например, мы легко обратили бы святого Владимира хоть в соляной столб. Но не оказалось нашего человека из МТС в лето 986-е на княжом дворе в стольном граде Киеве...

А Владимир ждал чуда. Никак не хотел всухую креститься.

Глава 7 Драма Четырех Вер

Есть еще одна — очень приятная, хоть и неофициальная, — версия о представлении вер. По этой версии 986 год прошел при киевском дворе не в приемах религиозных посольств, а в репетициях придворного театра. Готовилась первая в русской истории драматическая постановка. Режиссером и сценаристом выступала одна из жен великого князя — бывшая греческая монахиня, вдова старшего княжеского брата Ярополка, попавшая в гарем Владимира после братоубийства. Эта утонченная византийская дама скучала у нас беспросветно и, естественно, хотела хоть что-то вернуть из своего девичьего прошлого. Таковым прошлым оказался театр. Сюжет выбрали религиозный с двойным прицелом: не просто показать всякие ужасы, но и обратить князя на путь истинный.