Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

• Название: Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
• Автор: Дзиро Осараги
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-89332-122-7 (1-й том), 5-89332-124-3 (2-й том)

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP), which is run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan

Перед Вами первый перевод на европейский язык знаменитой исторической эпопеи Дзиро Осараги «Ронины из Ако».

Эта книга, написанная почти сто лет назад по мотивам героического предания о сорока семи ронинах, навсегда завоевала сердца японских читателей и стала популярнейшим народным романом. Тиражи бесчисленных изданий «Ронинов из Ако» в общей сложности составили десятки миллионов экземпляров, намного опережая даже такой бестселлер, как «Миямото Мусаси». На основе романа в разное время было создано три художественных фильма, четыре телесериала так называемой «самурайской драмы», радиопостановки, электронные игры, мультфильмы и комиксы. Увлекательность самурайского боевика сочетается в романе с детальной проработкой исторического сюжета, красочностью лирических описаний и рельефностью портретов. Реальные исторические персонажи — сёгун и вельможи двора, прославленные художники, поэты, философы, мастера чайной церемонии и воинских искусств — воскресают под пером Осараги.

Герои эпопеи, ценою жизни мстящие за смерть своего сюзерена, воплощают благородные идеалы самурайского кодекса чести Бусидо: справедливость, гуманность, верность долгу и презрение к смерти.

На русском языке публикуется впервые.

Перевод с японского Александра Долина.

---

Матасиро Иробэ, вернувшись от Цунанори, немедленно вызвал Хэйэмона Фукадзаву, Рокуродзаэмона Катагири, Ёгодаю Ямаситу, Содзаэмона Одагири, Тюдзаэмона Номото и еще несколько самураев. Он велел им, прихватив солдат-асигару, поскорее отправляться в усадьбу Киры в Хондзё. Надлежало в основном охранять усадьбу от дальнейших неприятностей и помогать в восстановлении разгромленного подворья. Всего в отряде было сорок человек, среди которых был врач.

В отряде, вероятно, большинство были не слишком рады своей миссии и потому, сочтя, что уже чересчур светло, отправились на свое малопочтенное задание через задние ворота. Кроме того, Матасиро отрядил некоего Симаду, который служил на подворье сторожем-управляющим в отсутствие хозяев, срочно доложить о случившемся дежурному по сёгунскому замку на текущий месяц Инабе Тангоноками, а также высказать официальные соболезнования по случаю трагической кончины его светлости Киры.

Яркое сиянье утреннего солнца заливало лучами главные ворота, которые Матасиро велел запереть изнутри на засов.

Вернувшись к себе в присутствие, Матасиро отпустил всех помощников и остался в одиночестве. Он чувствовал какую-то странную опустошенность, как будто в голове пронесся тайфун. Душу грызла тоска. Откуда-то из глубины подкатил комок к горлу, слезы навернулись на глаза, и плечи его в форменной накидке содрогнулись от рыданий. Нынче, когда в смутном свете утра во дворе раздались крики, возвещавшие о свершившейся мести, он почувствовал, как гнетущая тоска наваливается на сердце, и вот сейчас, в минуту одиночества, это загнанное внутрь чувство с новой силой захлестнуло его, выплескиваясь в безудержных рыданиях.

Слава рода, пронесенная сквозь века многими поколениями со времен грозного князя Кэнсина… Честь и достоинство самурайства…

Однако мучительнее, чем эти упреки, с которыми обращался к нему внутренний голос, был для него другой, немой укор, воплощенный в главе рода, Цунанори, который сидел за задвинутой фусума в скорбном молчании. Ни звука не доносилось из его покоев. Матасиро не раз уже представлял, как достает короткий меч и распарывает себе живот. Чтобы удержать собственную руку, он старался вызвать в памяти пронзительный взор Хёбу Тисаки, пребывающего ныне в Ёнэдзаве, его лицо, выражающее печальное понимание. Хёбу, костлявый, исхудавший, являлся ему, приговаривая сиплым глухим голосом:

— Нет, Матасиро, не делай этого! Конечно, тяжкое бремя взвалил ты на себя, заменив меня на этом посту. Спасибо тебе за службу. Духи предков многих поколений рода Уэсуги взирают на твои труды с небес. Тем род и крепок, тем и суждено ему бессмертие. Опасное выдалось время.

Фусума были раздвинуты. Твердость духа постепенно возвращалась к Матасиро, который будто бы угрюмо и строго смотрел на себя со стороны. Мастер чайной церемонии принес чашку свежезаваренного чая.

— Дайте-ка мне письменный прибор, — распорядился Матасиро.

Почему-то из головы у него не выходил образ Хёбу — вот он и решил отправить отставному предводителю дружины в Ёнэдзаву срочное письмо. Наконец бонза принес письменные принадлежности и принялся растирать тушь. Матасиро слышал, как на улице падают капли со стрех.

Паук Дзиндзюро лег на дно и затаился в том самом доме в Юсиме, в квартале Сётаку, где еще год назад не могли его разыскать городские власти. С тех пор как Хёбу Тисака был отправлен в Ёнэдзаву, связь с ним прервалась. В мирном и комфортном существовании, которым обеспечило своих подданных государство, казалось, власти готовы были предоставить место даже такому отпетому разбойнику и вору, как Дзиндзюро. Во всяком случае, у него было такое ощущение, что с приближением весны щупальцы грозного сыска несколько обмякли.

Хозяйка дома с лета занедужила и слегла. Ноги сами принесли сюда Дзиндзюро, промышлявшего помаленьку чем придется, и постепенно его увлекла рутина обыденной жизни благопристойного обывателя. С тех пор как его «ночные отлучки» сошли на нет, Дзиндзюро печалился лишь о том, что приходилось рано ложиться спать, поскольку после пары стопок сакэ на ночь делать было нечего, а стало быть, и просыпаться приходилось слишком рано, так что день тянулся невыносимо долго.

Он усаживался на подушку на веранде с южной стороны дома подле комнаты больной и принимался метелочкой из перьев отряхивать пыль с листьев родеи в вазоне или рассматривал маленькие, еще твердые бутончики примулы, и выглядел при этом как какой-нибудь заядлый молодой еще греховодник, которого родственники после всех его похождений насильно заставили уйти на покой.

Больная за последнее время пошла на поправку. Бывало, Дзиндзюро думал, что она у себя в постели читает книги с картинками,[191] как вдруг — глядь — она уже встала и говорит, что хочет выйти на веранду… Видя, что ей стало полегче, Дзиндзюро понемногу, чтобы не создавать в доме шума и беспорядка, стал заниматься благоустройством дома — то пригласит плотника, то позовет садовника посадить новые деревца во дворе. От нечего делать он сам полностью перестроил купальню. В этой жизни ванна-фуро, которую он всегда очень любил, была для него приятней всего на свете. Бывало, с самого утра нальет воды погорячей, так что кожу дерет, и плюхнется в чан, а потом еще раза два-три за день залезет. С горячей водой для чана Дзиндзюро удачно устроился: по другую сторону забора как раз помещался огромный чугунный котел-резервуар общественной купальни. Дзиндзюро сделал от него отводку, и теперь в любой момент по его желанию в деревянный чан, распространяя аромат кипариса, с плеском лилась свежеподогретая вода. Еще он намного поднял потолок в купальне, и свет теперь падал сверху, через окошко, затянутое матовой бумагой. К тому же дверь в купальне теперь накрепко запиралась изнутри на ключ. Все эти предосторожности предпринимались для того, чтобы кто-нибудь из служивых, блюстителей закона, в один прекрасный день не рассмотрел татуировку у него на спине — страшного паука-дзёро.

Вместе с Дзиндзюро паук чувствовал, когда ему пора спать, и вместе с ним, казалось, бодро просыпался наутро. Паук был весь наполнен жизненной энергией — яркий, блестящий, словно еще пахнущий киноварью и тушью. В прозрачной воде в купальне он раскидывал свои длинные лапы и, казалось, вот-вот перепрыгнет с плеч Дзиндзюро на стену, поползет с шуршанием к окошку наверху, через которое льется свет.

Утром пятнадцатого числа, когда из-за ограды послышался голос продавца печатных оттисков,[192] громко кричавшего о свершившейся мести ронинов клана Ако, Дзиндзюро, как всегда, в полудреме отмокал в нестерпимо горячей воде купальни с влажным махровым полотенчиком на лбу. Поначалу ему показалось, что он ослышался, но когда продавец оттисков подошел поближе, сомнений больше не осталось, и Дзиндзюро с плеском выскочил из чана, окликнув свою хворую сожительницу:

— Эй, Орю, поди-ка купи мне экземпляр!

Наскоро вытеревшись, он натянул халат-юкату и вышел из купальни.

Просматривая небольшой листок с оттиском, на котором еще не просохла тушь, Дзиндзюро будто перенесся в область сновидений. Ему вспомнилось, как он безо всякого желания, только чтобы развеять скуку, дал Хаято Хотте вовлечь себя в сомнительное предприятие, как, наполовину для забавы, провел целый год шпионя за Кураноскэ Оиси, переходя за ним из Ако в Киото, затем в Ямасину, в Кавасаки… В памяти отпечатались все эти края, где он побывал недавно. Вспомнилось и как в деревне Хирама он принял Мунина Оиси за Кураноскэ, хотел его заколоть, но не удалось. В душе этого человека, которому пришлось преодолеть множество подобных опасных порогов и быстрин, вдруг ожили и закружились воспоминания, будто сердце пришпорили. «Ну-ну, да неужто со мной такое было? — горько усмехался он про себя. Сейчас ему лезли в голову не слишком приятные воспоминания, от которых просто спасу не было. Какие-нибудь два месяца в жизни этого человека, способного стремительно переключаться с одного предприятия на другое, можно было, наверное, приравнять к пяти-шести годам жизни рядового обывателя. Тот самый Дзиндзюро, что сейчас мирно влачил свои дни в этом домишке, еще не так давно вместе с Хаято Хоттой, укрывшимся в квартале Сироганэ, строил сумасбродные планы налета на сокровищницу сёгунского замка в Эдо, мечтая, чтобы молва о нем разлетелась по всей стране. Да чего еще только он не замышлял в своей беспредельной дерзости, а теперь…

— Стряслось что-нибудь? — спросила Орю, глядя с циновки на Дзиндзюро, который так и застыл с печатным листком в руках.

— Да что уж!.. Видишь, пишут, что, мол, месть свершилась. Всего сотня этих ронинов рода Асано из Ако, что в краю Бансю, вчера ночью взяли штурмом усадьбу Кодзукэноскэ Киры в Хондзё, в квартале Мацудзака, отрубили голову хозяину усадьбы и с тем ретировались. Вот этот, в доспехах, что на картинке изображен таким бравым молодцем, наверное, их начальник и есть. Тут пишут, что командора зовут Юраноскэ Обоси. Да врут они! Это ж Кураноскэ Оиси. И насчет сотни бойцов они приврали — откуда столько взять?!