Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

• Название: Переписка 1826-1837
• Автор: Александр Пушкин
• Жанр: Публицистика

От редактора fb2 — сверка ссылок и текста по сайту feb-web.ru

---

На академии наши нашел черный год: едва в Российской почил Соколов, как в академии наук явился вице-президентом [Дондуков-Корсаков. Уваров] фокусник, а [Дондуков-Корсаков] его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой; один кувыркается на канате, а другой, под ним на полу.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть, вашего высокопревосходительства, милостивый государь, вашим покорнейшим слугою. Александр Пушкин.

26 апреля 1835 С. П. Б.

1052. К.-Л. Фикельмон — Пушкину. 27 апреля IS35 г. Петербург.

Voici deux volumes de contrebande que le C-te de Ficquelmont se fait an plaisir d’offrirà Monsieur Pouskin et qu’il le prie de vouloir bien agréer comme souvenir et carte de visite pour prendre congé.

Samedi 27 avril.

Адрес: A Monsieur Pouskin.[1193]

1053. В. А. Перовскому. Март — апрель 1835 г. Петербург.

Посылаю тебе Историю Пугачева в память прогулки нашей в Берды; и еще 3 экземпл.[яра], Далю, Покотилову и тому охотнику, что вальшнепов сравнивает с Валленштейном или с Кесарем. Жалею, что в П.[етер]Б.[урге] удалось нам встретиться только на бале. До свидания, в степях или над Уралом.

А. П.

Адрес: Его превосходительству м. г. Василью Алексеевичу Перовскому etc. [1194]

1054. И. M. Пеньковскому. 1 мая 1835 г. Петербург.

Все ваши распоряжения и предположения одобряю [1195] в полной мере. В июне думаю быть у Вас. Дела мои в П.[етер]Б.[урге] приняли было худой оборот, но надеюсь их поправить. По условию с батюшкой, доходы с Кистенева отныне определены исключительно на брата Льва Сергеевича и на сестру Ольгу Сергеевну. Следственно все доходы с моей части отправлять, куда потребует сестра или муж ее Ник.[олай] Ив.[анович] Павлищев; а доходы с другой половины (кроме процентов, следующих в ломбард) отправлять ко Л.[ьву] С.[ергеевичу], куда он прикажет. Болдино останется для батюшки.

На днях буду писать вам обстоятельнее.

А. Пушкин. 1 мая

Адрес: В Нижегородскую губернию в Арзамасской уезд в село Абрамово оттуда в с. Болдино, управителю г. Пеньковскому.

1055. Л. С. Пушкину. 2 мая 1835 г. Петербург.

Отец согласен дать тебе в полное управление половину Кистенева. Свою часть уступаю сестре (т. е. одни доходы). Я писал о том уже управителю. У тебя будет чистого [1196] доходу около 2,000 р. — Советую тебе предоставить платеж процентов управляющему — а самому получать только эту сумму. 2,000 немного, но всё же можно ими жить. Мать у нас умирала; теперь ей легче, но не совсем. Не думаю, чтоб она долго могла жить.

А. П. 2 мая

Адрес: Его благородию м. г. Льву Сергеевичу Пушкину в Тифлис.

1056. H. И. Павлищеву. 2 мая 1835 г. Петербург.

Милостивый государь Николай Иванович

Я вам долго не отвечал, потому что ничего утвердительного не мог написать. Отвечаю сегодня на оба Ваши письма: вы правы почти во всем, а в чем не правы, о том нечего толковать. Поговорим о деле. Вы требуете сестрину, законную часть; Вы знаете наши [1197] семейственные обстоятельства; вы знаете, как трудно у нас приступать к чему-нибудь дельному или деловому. Отложим это до другого времени. Вот распоряжения, которые на днях предложил я батюшке, и на которые он, слава богу, согласен. Он Л.[ьву] С.[ергеевич]у отдает половину Кистенева; свою половину уступаю сестре (т. е. доходы), [1198] с тем, чтоб она получала доходы и платила проценты в ломбард: я писал о том уже управителю. Батюшке остается Болдино. С моей стороны это конечно не пожертвование, ни одолжение, а расчет для будущего. У меня у самого семейство и дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить П.[етер] Б.[ург] и ехать в деревню, если только этим не навлеку на себя неудовольствия.

За фермуар и за булавку дают 850 руб. Как прикажите? Не худо было бы Вам приехать в П.[етер]Б.[ург], но об этом успеем списаться.

Я до сих пор еще управляю имением, но думаю к июню сдать его. Матушке легче, но ей совсем не так хорошо, как она думает; лекаря не надеются на совершенное выздоровление.

Сердечно кланяюсь Вам и сестре.

А. Пушкин. 2 мая.

1057. П. А. Осиповой. [1199] Около (не позднее) 3 мая 1835 г. Петербург.

Адрес: Ее высокородию м. г. Прасковье Александровне Осиповой в Остров

1058. M. П. Погодину. Начало мая 1835 г. Петербург (Черновое)

Милостивый государь Михайло Петрович

Сей час получил я последнюю книжку Библиотеки д[ля] Ч[тения], и увидел там какую-то повесть с подписью Белкин — и встретил Ваше имя. Как я читать ее не буду, то спешу Вам объявить, что этот Белкин не мой Белкин и что за его нелепость я не отвечаю.

Это письмо доставит Вам г.[осподин] С.[емен] издатель Живописного Ежегодника. Он собирается описать Москву, отсылаю его к ее любовнику.

Скажите Наблюдателям, чтоб они были немножко аккуратнее в доставлении.

1059. H. И. Гончаровой. 16 мая 1835 г. Петербург.

Милостивая государыня матушка Наталья Ивановна

Имею счастие поздравить Вас со внуком Григорьем, и поручить его Вашему благорасположению. Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась долее обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню, и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она прострадала; сегодня ей легче. Она поручила мне испросить Вашего благословения ей и новорожденному.

Вчера получен от Вас ящик с шляпою и с запискою, которую я жене не показал, чтоб ее не огорчить в ее положении. Кажется она не удовлетворительно исполнила вашу комиссию, а по записки она могла бы заключить, что Вы на нее прогневались.

Цалую ручки Ваши и имею счастие быть с глубочайшим почтением и душевной преданностию

Вашим покорнейшим слугою и зятем А. Пушкин

Адрес: Ее Высокоблагородию м. г. Натальи Ивановне Гончаровой [в Москв] В Волоколамск

Другой рукой: в с. Ярополиц

1060. П. А. Катенин — Пушкину. 16 мая 1835 г. Ставрополь.

Тебе подобные, любезнейший Александр Сергеевич, всё равно, что цари и красавицы; забытые, недовольные ими, мы досадуем и ропчем, но им стоит захотеть,

Et la moindre faveur d’un coup d’oeil caressant
Nous rengage de plus belle. [1200]

Я дулся на тебя, долго оставаясь без ответа; получил его и расцвел. О бестолковой трусости цензуры имел я вести от Каратыгина, послав к нему для напечатания две басни; одна из них: Предложение нравилась мне, но не пришлась по мерке Прок[р]устовой кровати, и я безжалостно решился отрубить голову и ноги, чтоб не схоронить заживо сердца; не знаю, удовольствуются ли тем г-да скопители, но прошу тебя не судить о ней по торсу, а полюбопытствовать и посмотреть в целом: у Каратыгина достанешь. Что ж до Сонета, то я почти недоумеваю, в чем провинился, разве что не велят чертаться, и уже в этом угодить не решаюсь; mon vers subsiste [1201], и я считаю его одним из лучших имянно по гумористической энергии. За Милушу благодарю, хотя не вполне согласен с твоим мнением, яко бы она мое лучшее творение; отцы не всегда так расположены к детям своим, как посторонние; и коли к слову пришлось, скажи-ко мне: согласен ли ты со мной, что Онегин лучшее твое творение? Мне очень хочется знать. NB. Коли ты написал что нибудь в стихах недавно, оно мне неведомо, после сказки о мачихе с зеркалом я ничего твоего не читал. Судя по твоим, увы! слишком правдоподобным словам, ты умрешь (дай бог тебе много лет здравствовать!) Вениямином русских поэтов, юнейшим из сынов Израиля, а новое поколение безъимянное; ибо имена, подобные Кукольнику, sentent fort le Perrault [1202]. Где ему до Шаховского? У того везде кое-что хорошо. Своя Семья мила, в Аристофане целая идея, и будь всё как второй акт, вышла бы в своем роде хорошая комедия; князь не тщательный художник и не великий поэт, но вопреки Boileau: [1203]

Il est bien des degrés du médiocre au pire [1204]

сиречь до Кукольника; и какими стихами, с тех пор как они взбунтовались противу всех правил, они пишут! Французские романтики версификацией щеголяют, блеском ее стараются по крайней мере помрачить своих классиков, а наши по пословице: дуракам закон не писан, валяют без рифмы и цезуры, не тысячьми, а тьмами, не трагедиями, а десятками. Беда моя, что в их трагедиях не вижу я ничего трагического; они как будто не подозревают его существования, толкуют о формах и чванятся, что откинули все на что нибудь похожие; о душе, о живых лицах, о пылких страстях нет заботы ни в писателях, ни в зрителях, все остаются довольны надутой галиматьей. Годунов Лобанова мне известен, и, коли критики разбранили его, c’est méchanceté pure [1205]; чего им стоило похвалить? Пьеса осталась бы та же, а Мих.[аил] Евст.[афьевич] не хворал бы огорченным самолюбием. Наше сложение крепче от того, что наше самолюбие ядренее; не пренебрегая похвалой общества, ни даже критики, как она у нас ни жалка, мы не совсем довольствуемся ею; хотим более всех угодить себе, потом избранным, наконец уже и прочим; встречая невзначай Марлинского с устрицами, либо Воейкова с вишневым лбом, пропускаем их мимо, идем своей дорогой; доверяем своему по совести суждению более, нежели чужому, часто невежественному; Мих.[аил] Евст.[афьевич] слишком умен, чтоб верить себе, и когда другие не хвалят, по справедливости приходит в отчаяние: мне его очень жаль. Если Непременное Секретарство может залечить раны его, я сажаю его обеими руками на седалище Соколова, и без шуток предпочитаю двум соперникам: он несколько пристойнее и более литератор. Оставя его, скажи пожалуй, зачем ты не говоришь ни слова о своих занятиях? Может быть, полагаешь, что я без того знаю, но я не знаю ничего ce qui s’appelle rien en vers ainsi qu’en prose [1206]; и если не стыжусь сего невежества, ибо оно невольное, то смерть хочу просветиться. У меня есть два стихотворения, и я бы охотно тебе их прочел, кабы мы были вместе; одно из Аравийской истории, под названием: Гнездо голубки, написано размером моей Елегии; другое припасено в состав Кантаты: Сафо, это песня гребцов, везущих ее в Левкад, четырестопным ямбом с рифмой c’est du vieux grec vulgaire [1207]. Всей кантаты здесь сложить не могу, хочется поместить стихи самой Сафы, а ни подлинника, ни словаря, ни точного перевода в Ставрополе не достанешь. Напиши-ко ты Кантату, разумеется сыскав un sujet houroux [1208], как говорил Мазарин; лирическая идиллия по моему понятию есть maximum [1209] чистой поэзии. На последний вопрос твой: когда мы свидимся, как отвечать? Наша ли воля управляет нами? Нет, un je ne sais quoi [1210], что всякой зовет по своему, и против чего мы в точном смысле слова бессильны. Теперь я и не предвижу, когда сближение мое со светом белым окажется вещью возможною; мне кажется, что я навсегда удален ото всех знакомых, что возвратный путь к ним закрыт, и разве переписка, буде они не скучают ею, может служить взаимным напоминанием, что земля нас не поглотила; но чем поручиться, что нечаянность не переменит всего? Я столько раз испытал неверность самых основательных предположений, что становлюсь скептик и фаталист вкупе; сомневаюсь во всем, кроме непонятной силы, увлекающей всех и каждого, вопреки собственному желанию, безрассудно, слепо и неодолимо. Savez vous que voilà de la philosophie [1211]: прошу простить ее ради скуки, с которой я часто вдвоем обретаюсь, и которую я почитаю за родительницу матефизики qui l’engendre à son tour [1212]. Будь умница, милый Александр Сергеевич, не забывай меня и пиши: тебе труда мало, а мне радости много. Прощай покуда.