Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

• Название: Переписка 1826-1837
• Автор: Александр Пушкин
• Жанр: Публицистика

От редактора fb2 — сверка ссылок и текста по сайту feb-web.ru

---

Как часто, в ожесточении сердца, я хотел убить жар сердца и души подобно мужам древности, Диогенам, Драконам, Регулам, Брутам, Катонам… Я торжествовал, мысленно почитая себя сходным с ними; находил в себе ту же твердость, то же презрение к жизни — и нечаянно открывалась под ногами моими западня искушения, и я лежал за мгновенное спокойствие, и отдых[ал] долго, долго в объятиях порока, иногда самого гнуснейшего — о милосердый творче! Существо всех существ, умилосердись надо мною! Ущедри создание твое, владыко!..

Еслиб я жил не в этом болотном, гранитном Петербурге, где повсюду гранит: от памятников и тротуаров до сердец жителей — я готов был бы бежать в дремучие дебри: там, днем прятался бы я от насмешливого, укорительного дневного света, а ночью, при выходе тихих звезд, жителей безмятежного эфира, подобно дикому зверю, наполнял бы поляны и рощи рыканием и стонами, проклиная самого себя, терзал бы свою грудь и рвал волосы…

—

Утомленный тяжестию горестных воспоминаний, подавленный ими, я не в состоянии более продолжать рассказа о печальной моей жизни, утешая себя надеждою, что не смех воспоследует за прочтением моего письма. Наверное сердце Ваше тронется и пред умственными взорами Вашими воскреснет память о собственных Ваших страданиях и печалях. — Помогите мне, если можите. — Река течет среди селений, а иногда и капля воды в состоянии возвратить жизнь путнику, погибающему среди жгучих песков пустыни. — Скрепив сердце — я испрашиваю у Вас денежного пособия, не превышающего 550 рублей, с тем условием, что ежели Вы по благородству души Вашей дадите мне оное, — не будите отказываться принять оное обратно, когда труд и старание позволят мне возвратить Вам вышеупомянутую сумму. Также умоляю Вас доставить, ежели можите, случай поправить свое положение на службе обществу.

В сих случаях прошу адресовать в С.-Петербург, в 3-ю роту Измайловского полка № 12-й в дом г. Сурина, что против лавочьки, на имя Никанора Иванова, живущего в дворе, во флигеле вышеупомянутого дома. —

Если ж — письмо это, длинное письмо! — отвлекши Вас, может быть, от важного труда, оскорбляет Вас, — то простите нижеподписавшемуся за безрассудные просьбы и утомление многоречием ради бога и человечества!

Милостивейший государь Александр Сергеевич!

Покорнейший слуга Ваш Никанор Иванов.

NB. Не зная, где именно живете Вы, я адрессовал письмо это [на имя] к книгопродавцу А. Ф. Смирдину, полагая, что ему без сомнения известно место Вашего жительства, и просил его переслать к Вам. — Может быть, он будет столько добр, что отделит от дня четверть часа и не пожалеет 60 коп. для отсылки письма на почту. —

О, не медлите, умоляю Вас!.. Будьте подобием ангела-спасителя для человека, отринутого всеми, униженного судьбою и близкого уже не к погибели тела, а к совершенной гибели души. — По крайней мере удостойте обратившегося к Вам несчастливца несколькими строчьками: и его сердцу будет легче, сердцу, на коем со дня младенчества тяготеет свинцовая лапа судьбы. — Дополните Вы сами то, что я не сказал здесь; перо не в состоянии выразить чувств души — но еслиб могло, то клянусь, самый бесчувственнейший из людей, слушая повесть моих злоключений, по малой мере на полтора дня лишился бы аппетита. — Ужасный жребий Жильберта или Чаттертона угрожает мне — а знаете, хоть как не умствуй, а собственное сердце трепещет, замирает и говорит: а вечность? — Небо отвергло меня, хотя и распростирался пред ним в смирении и прахе; люди, коих я прижимал к сердцу, сжимая меня в объятиях, вонзали мне кинжал: on dit, que la folie est un mal; on a tort — c’est bien [1268]… я бы желал помешаться или клянусь, за счастие почел бы, еслиб мог родиться грубым, беззаботным, но спокойным поселянином, или выбрать жребий дикого, воинственного сына степей и гор. —

1107. И. И. Лажечникову. 3 ноября 1835 г. Петербург.

Милостивый государь, Иван Иванович!

Во-первых, должен я просить у вас прощения за медленность и неисправность свою. Портрет Пугачева получил месяц тому назад, и возвратясь из деревни узнал я, что до сих пор экземпляр его Истории вам не доставлен. Возвращаю вам рукопись Рычкова, коей пользовался я по вашей благосклонности.

Позвольте, милостивый государь, благодарить вас теперь за прекрасные романы, которые все мы прочли с такою жадностию и с таким наслаждением. Может быть, в художественном отношении, Ледяной Дом и выше Последнего Новика, но истина историческая в нем не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию; но поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык. За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лице мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя. О Бироне можно бы также потолковать. Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем он имел великий ум и великие таланты.

Позвольте сделать вам филологический вопрос, коего разрешение для меня важно: в каком смысле упомянули вы слово хобот в последнем вашем творении и по какому наречию?

Препоручая себя вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением,

милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою Александр Пушкин.

3 ноября 1835 г. С. Петербург.

1108. А. А. Фукс — Пушкину. 15 ноября 1835 г. Казань.

Милостивый го[сударь]

Александр [Сергеевич]

От 15 август[а …]

[по]лучить письмо[…]

которым вы ме[ня …]

Истории Пугачевс[кого бунта …]

книг не получа[ла …]

[…]

книги отпр […]

[бла]годарною. С ис[тинным почтением …]

честь имею [быть вам …]

[Милостивый государь]

Н[авсегда покорнейшая] [Александра Фукс]

1835-го года Ноября 15 Казань.

1109. П. А. Клейнмихелю. 19 ноября 1835 г. Петербург.

Милостивый государь Петр Андреевич,

Возвратясь из путешествия, нашел я предписание Вашего высокопревосходительства, коему и поспешил повиноваться. Книги и бумаги, коими пользовался я по благосклонности его сиятельства графа Чернышева, возвращены мною в Военное министерство.

Обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою: в Главном Штабе находится одна, мне еще неизвестная книга, содержащая последние письма и донесения генерала Бибикова (1774 года). Мне было бы необходимо справиться с сими документами; осмеливаюсь просить на то соизволения Вашего высокопревосходительства.

С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь,

Вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою. Александр Пушкин.

19 ноября 1835.

1110. И. И. Лажечников — Пушкину. 22 ноября 1835 г. Тверь.

Милостивый государь, Александр Сергеевич!

Считаю за честь поднять перчатку, брошенную таким славным, как Вы, литературным подвижником.

В письме своем от 3-го ноября Вы упрекаете меня в несоблюдении исторической верности и говорите, что со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, это повредит моему Л.[едяному] Дому. Дело Волынского?… В нынешнее время скептицизма и строгих исторических исследований примут ли это дело безусловно, как акт, на который можно положиться историку, потому только, что он лежал в Государственном архиве? Рассудок спросит сначала, кто были его составители. Поверят ли обвинениям и подписям лиц, из коих большая часть были враги осужденного и все клевреты временщика, люди, купленные надеждою почестей и других выгод, страхом Сибири и казни, люди слабые, завистники и ненавистники? Все были адвокаты ужасной власти: кто был адвокатом со стороны Волынского?.. Один Ушаков имел только смелость плакать, подписывая смертный приговор тому, которого в душе почитал невинным. На это есть также своего рода акты. Приказано было обвинить Волынского во что б ни стало (а приказывал тот, кого боялась сама императрица), и на бедного взвалили всякую чепуху, лишь бы поболее обвинительных пунктов было — между прочим такие преступления, за которые и в наше время не взыскали бы строго с людей сильных и знатных: на пример, что он был будто строг с своими людьми и поколотил Тредьяковского, которого только плохенький не бил. Где ж тут логический вывод справедливости акта, на который вы указываете? Скорей поверю я Манштейну, который, как немец, взял бы сторону немца Бирона. Еще скорей поверю совести Анны Иоанновны, видевшей, после казни Волынского, за царскою трапезою на блюдах голову кабинет-министра. Зачем бы ей тревожиться, если б она убеждена была в вине его?.. Живые предания рассказали нам это лучше и вернее пристрастных актов, составленных по приказанию его врага. Прочтите ныне статью из Энцик.[лопедического] Словаря об Анне И.[оанновне]. С чего-нибудь да взяли эти господа написать эту статейку, как она есть!