Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

• Название: Тьма надвигается
• Автор: Гарри Тёртлдав
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12847-6

Не успели поблекнуть в памяти выживших кровопролитные битвы Шестилетней войны, как начинает рушиться миропорядок, установленный победителями. Опозоренная, растоптанная, униженная Альгарве видит в кончине герцога Алардо повод вернуть отторгнутые у нее земли Бари — но прежние ее противники не намерены мириться с новым возвышением исконного врага. И вот эскадрильи драконов затмевают небо, поливают огнем беззащитные города. Катапульты забрасывают вражеские крепости разрывными ядрами. Ручные левиафаны атакуют из-под воды крейсера противника. А в лабораториях колдунов творятся загадочные опыты, что грозят пролить убийственный свет на основы основ волшебства…

На Дерлавай надвигается тьма.

---

— Останься при мне, — промолвил царь, и Хадджадж покорно склонил голову, стараясь не выдать облегчения. — Я буду надеяться, — продолжал Шазли, — что мои военачальники правы, и накажу им сражаться отважно и коварно в меру и превыше сил. Если же придет час, когда воевать станет невозможно, я положусь на тебя в том, чтобы вымолить наилучшие условия мира с Ункерлантом. Теперь ты доволен?

— Весьма, ваше величество, — ответил Хадджадж. — Я же, со своей стороны, буду надеяться, что военачальники правы, я же — ошибаюсь. Я не столь дерзок, чтобы полагать себя непогрешимым. Если ункерлантцы наделают достаточно ошибок, победа еще может прийти к нам.

— Да будет так, — заключил царь Шазли и легонько хлопнул в ладоши.

Согласно дворцовому этикету Зувейзы это значило, что аудиенция окончена. Хадджадж поднялся, откланялся и покинул дворец. Только убедившись, что его никто не слышит, он позволил себе сделать глубокий вздох. Царь не потерял к нему веры. В опале старик становился ничем — верней сказать, ничем более отставного дипломата, каким только что обрисовал себя. Он покачал головой. Ну кого еще найдет царь Шазли, чтобы мог так складно врать за целую державу?

Одной из привилегий министерского посла была служебная коляска. Ею Хадджадж сейчас и воспользовался.

— Отвези меня домой, будь любезен, — попросил он кучера. Тот почтительно приподнял широкополую шляпу.

Дом Хадджаджа стоял на склоне холма, чтобы было уловимо малейшее дуновение прохладного ветерка. Прохладный ветерок в Бише был острым дефицитом, но по осени и весной порой задувал. Как большинство зданий в столице, обиталище министра было выстроено из золотистого песчаника. Раскиданные в обширном саду пристройки к нему занимали значительную часть склона. Большинство растений вокруг происходили из самой Зувейзы и хорошо переносили засуху.

Домоправитель поклонился переступившему порог Хадджаджу. Тевфик служил семье министра дольше, чем сам Хадджадж жил на свете; ему было уже хорошо за восемьдесят. Время согнуло его спину, покрыло морщинами лицо и покорежило суставы, но оставило в неприкосновенности речь и рассудок.

— Все еще ликуют, словно бешеные, а, мальчик мой? — прохрипел он.

Тевфик единственный на белом свете называл Хадджаджа «мой мальчик».

— Само собой, — ответил министр. — В конце концов, мы одержали победу.

Тевфик хмыкнул.

— Это ненадолго. Все быстро проходит. — Если что и оспаривало его слова, так само существование Тевфика. — Значит, госпожу Колтхаум навестить захотите.

Это не был вопрос. Тевфику не было нужды задавать вопросы. Он и так знал своего хозяина.

Хадджадж действительно кивнул.

— Да, — ответил он и последовал за домоправителем.

Колтхаум была его первой женой и единственным человеком на белом свете, кто знал Хадджаджа лучше, чем Тевфик. Хассилу он взял в жены двадцать лет спустя, чтобы скрепить межклановый договор. Лаллу — недавно, ради развлечения, и очень скоро придется решать, не слишком ли дорого обходятся ее милые выходки.

Однако сейчас — Колтхаум. Когда Хадджадж вслед за Тевфиком вошел в комнату, та учила вышиванию одну из дочерей Хассилы.

— Беги, Джамиля, — проговорила она, едва взглянув на супруга. — Как делается этот шов, я тебе покажу в другой раз. А сейчас нам с твоим отцом надо поговорить. Тевфик…

— Я немедля распоряжусь насчет угощения, — заверил ее домоправитель.

— Спасибо, Тевфик.

Колтхаум и в юности не была красива, а с годами набрала вес. Но мужчины оборачивались на ее голос и не отводили от нее взгляда, потому что Колтхаум очень внимательно слушала их.

— Все не так радужно, как расписывают по кристаллу? — уточнила она, стоило Тевфику выйти.

— А что, бывает настолько радужно, как расписывают? — раздраженно бросил Хадджадж, на что его супруга только рассмеялась. — Но ты не одна так думаешь. Можешь считать, что у тебя появились единомышленники во дворце.

Он пересказал ей свою беседу с царем Шазли, включая и свое предложение; в разговоре с женой предписанного обычаем чаепития с печеньем и вином можно было не дожидаться.

— Хорошо еще, что он тебя не поймал на слове! — возмутилась Колтхаум. — И чем бы ты занялся — весь день путался бы под ногами? А нам что делать, когда ты целыми днями болтаешься по дому?

Хадджадж со смехом чмокнул ее в щеку.

— Слава силам горним — хоть жена меня воистину понимает!

— А как иначе? — отозвалась Колтхаум.

* * *

Фернао бывал в Янине пару раз до того, как разразилась война, уже получившая в сетубальских газетах прозвание Дерлавайской и, если память не изменяла чародею, раньше в Патрасе было поспокойнее. Янинцы, конечно, шумели — так, во всяком случае, казалось иноземцам, — но не столь нервозно.

Конечно, подумал он, от жизни в крошечном королевстве, втиснутом между Альгарве и Ункерлантом, у любого нервы испортятся. И от того, что где-то в королевском дворце прячут изгнанного короля Пенду, лучше тоже не становится, особенно когда конунг Свеммель дышит Цавелласу Янинскому в затылок, мечтая наложить на Пенду свои грязные лапы.

Так что по стенам проросли плакаты. Прочесть, что в них написано, Фернао не мог; янинцы пользовались собственной письменностью — сколько мог судить лагоанский чародей, скорей ради того, чтобы попортить нервы соседям, чем по более веским причинам. Но если плакаты, где нарисованы солдаты и драконы, а надписи сделаны красными чернилами и кишат восклицательными знаками, общими для большинства алфавитов, — так вот, если такие плакаты не означают нечто вроде «БЕРЕГИСЬ! ВОЙНА НА ПОРОГЕ!» — значит, Фернао пропустил мимо ушей курс символики.

На дощатом тротуаре напротив лавки, куда собирался заглянуть Фернао, вздорили двое янинцев, причем, судя по всему, вздорили жестоко и с каждой минутой все более яростно. На слух лагоанца, янинский язык напоминал вино, которое льется из кувшина: глюк-глюк-глюк! Больше двух-трех самых расхожих фраз он разобрать не мог: наречие это не было в сродстве с иными.

Собралась толпа. Судя по всему, в Янине было два народных вида спорта: затеивать свары и наблюдать за ними. Тощие смуглые мужчины в камзолах с широкими рукавами и женщины в головных платках напирали на спорщиков. Наконец один из них ухватил своего противника за пышные баки и дернул. Тот с воплем приложил первого в живот, и, сцепившись, оба покатились по мостовой, осыпая друг друга руганью и работая кулаками. Толпа покатилась за ними.

Облегченно вздохнув, Фернао проскользнул в освободившуюся дверь лавки деликатесов. Варвакис поставлял провизию ко двору самого короля Цавелласа; груз копченой лагоанской форели, который привез ему Фернао, стал для чародея пропуском в Янину. А еще купец превосходно владел альгарвейским, за что чародей был ему искренне благодарен.

— Все как обычно, — заметил волшебник, махнув рукой в сторону двери.

— О да, — ответил Варвакис.

Купец был невысоким лысым человечком с роскошными черными усищами и самыми волосатыми ушами, какие только видывал Фернао. Ирония чародея осталась им незамеченной; по его мнению день выдался действительно самый обычный для Патраса.

Фернао окинул лавку взглядом. Сюда стекались товары со всего света. Банки печеночного паштета по-альгарвейски соседствовали с валмиерскими окороками и колбасами, вина из Елгавы — с ункерлантской абрикосовой наливкой, омары и устрицы с берегов Куусамо — с жесткими пластинками сушеных моллюсков из Зувейзы, сушеный сладкий перец из Дьёндьёша — с огненно-острым из тропической Шяулии.

— А это что? — поинтересовался чародей, указывая на связку незнакомых ему сухих бурых листьев.

— Только что привезли, кстати, — ответил Варвакис. — С одного из северных островов — забыл только, с какого. Туземцы набивают ими трубки и курят, точно гашиш, но эти листья не дремоту нагоняют, а подстегивают, если я понятно выражаюсь.

— Это может быть любопытно, — заметил Фернао. — А теперь…

Прежде чем он успел перейти к делу, в лавку зашла какая-то толстуха с заметными усиками. Варвакис рассыпался перед нею в комплиментах. У корзины с черносливом янинцы завели долгий спор, из которого чародей не понял ни слова. В конце концов толстуха соизволила купить пару горстей. Сдачу медяками Варвакис выдал ей с видом ростовщика, дающего своему королю заем на спасение державы. Фернао подавил смешок. Жители Янины еще более, чем альгарвейцы, были склонны к театральным жестам.

— А теперь… — произнес Варвакис, когда толстуха ушла. Способность продолжать прерванный на любом месте разговор у жителей Янины тоже имелась — и не без причины. — Теперь, друг мой, должен сообщить вам приятную, как мне кажется, новость. Знакомый мне лакей утверждает, что…

Купец отвесил низкий поклон покупателю, решившему прицениться к омарам. Морские гады стоили столько, что позволить себе поставить их на стол мог только богач. Фернао молча исходил желчью.