Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

• Название: Толкиен. Мир чудотворца
• Автор: Никола Бональ
• Издательство: Гелиос
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-344-00299-8

Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.

Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь. И венцом его творения в конце концов стало всемирное признание: не случайно мир этот, равно как и его герои, пережили своего создателя (чем не доказательство успеха!).

Итак, читатель, мы зовем тебя следом за нами в увлекательнейшее путешествие в мир Толкиена, где путеводителем тебе послужит эта книга. И да будет легкой твоя поступь!

---

Ностальгия, пронизывающая «Властелина Колец», ощущается и в других местах книги: так, проходя вместе с собратьями по Кольцу земли Остранны, эльф Леголас слышит жалобы камней, оплакивающих лесных эльфов, которые нежданно покинули их:

«Они огранили нас, вдохнули в нас жизнь и навеки ушли. Они ушли навеки, — сказал Леголас. — Давно нашли Вековечную Гавань».

А пребывание братьев по Кольцу в Лориэне, в гостях у Галадриэли, больше походит на остановку паломников в сакральном месте после долгого путешествия–посвящения. Фродо попадает в мир более чистый и светлый, и чувства его обостряются до предела. Так, «ему вдруг почудилось, что он уходит из сегодняшнего мира, как будто шаткий мостик был перекинут через три эпохи и вел к минувшим Предначальным дням. И Фродо не мог отделаться от мысли, что вокруг него оживает прошлое.. Здесь оно было живым и реальным… Лориэн жил так, будто зло еще не родилось».

Чуть погодя Толкиен, как истинный философ–созерцатель, куда более прозорливый, чем Рембо, добавляет:

«Тут нельзя было летом сожалеть о весне или мечтать зимою о лете — в неизменной жизни Благословенного края прошлое и будущее сливались воедино».

Затем Фродо, которому, как и Арагорну, уже никогда не будет суждено вернуться в этот дивный край, видит и запоминает дивный «ясень с матово–серебряной бархатистой корой и шелковой шелестящей золотой листвой», чтобы навсегда сохранить его образ в памяти. Дальше любовь Толкиена к деревьям побудит его написать великолепную историю поистине диковинных существ — онтов, полудеревьев–полулюдей, которые сыграют самую, пожалуй, главную роль в захвате Изенгарда, грозного оплота Сарумана. Ну а пока Владычица Галадриэль, вторя словам Элронда, горестно замечает:

«Мы переправились через горы еще до того, как пали первые западные твердыни, и с тех пор обреченно, без надежды на победу, однако не отступая, сдерживали зло».

А вот какой во время прощания с Лориэном предстает перед глазами Фродо эта властительница, воплотившая в себе один из самых очаровательных женских образов в творчестве Толкиена:

«Владычица не казалась могущественной и грозной, хотя была по–всегдашнему красива. Она неожиданно представилась хоббиту (как и всем, кто сталкивался с эльфами сейчас) неизменно юной и вечно прекрасной жительницей давно ушедшего прошлого».

О подобных образах остаются одни лишь воспоминания. Хотя, по словам Гимли, воспоминания совсем не то, чего желает душа.

После Лориэна Братство по Кольцу, лишившееся к тому времени общества Гэндальфа, — он, напомним, сгинул в бездне Мории — распадается. И следом за тем два хоббита, Пин с Мэрри, которым суждено прославиться ратными подвигами и среди людей, и среди своих соплеменников, встречаются с онтами. В этих легендарных, в прямом, этимологическом смысле слова, диковинных существах Толкиен выразил свое величайшее сострадание деревьям, обреченным на гибель. Он помнил иву, на которую лазал еще мальчишкой, и как ее, в конце концов, срубили, несмотря на его решительные протесты. Словом, его любовь и даже почтение к деревьям была сродни древнему друидскому культу.

Однако онты — совсем другая история. Онты — настоящие живые существа: они разговаривают и ходят, и сокрушаются о былом, потому что уж больно тревожат их нынешние смутные времена. Коротко говоря, то, что онты такие же существа, как эльфы и гномы, не вызывает никаких сомнений у всякого, кто попадает в чудесный мир Толкиена. Так, самый главный онт, Древень, объясняет Пину с Мэрри:

«Мы, онты, издревле назначены древопасами. Теперь нас маловато осталось».

И тут же прибавляет:

«В те давние времена отсюда до Лунных гор тянулся сплошной лес, а это была всего лишь его восточная опушка».

Ну а потом, сокрушается Древень, объявился Саруман с орками и все пошло прахом: лес стал гибнуть на корню, и спасти его онтам одним было не под силу. Да и сами онты теперь будто деревенеют, теряя былую самобытность и живость. Так, омертвение деревьев, весьма похожее на очерствение человеческих душ, грозит полным исчезновением и онтам. Тем более что их покинули онтицы.

И вот тут–то начинается один из самых волнующих рассказов в «Двух Твердынях» — 3–м томе «Властелина Колец». Древень рассказывает хоббитам печальную историю ухода и исчезновения онтиц.

Как известно, Толкиена связывали особые отношения с его женой Эдит, поскольку, как истинный британец, он отдавал больше предпочтения мужской дружбе и обществу. И в злополучной истории онтов он в метафорической форме пытается объяснить, отчего между мужчинами и женщинами порой фозникают неодолимые барьеры.

Дело в том, что духовно онтицы заметно отличаются от онтов, потому что больше всего желают, чтобы был порядок, довольство и мир; поэтому они разводят новые сады, возделывают новые пашни и постепенно отдаляются от онтов, и уже видятся с ними все реже. Онтицы трудятся не покладая рук — и делаются сутулыми и смуглыми, волосы у них выцветают на солнце. И вдруг в один прекрасный день они возьми да исчезни совсем. Онты пускаются за ними вдогонку — но все тщетно:

«Туда и сюда мы ходили — не было их нигде, очень нам стало горько».

Таким образом, быть может стремление онтиц к свободе сродни эмансипации современных западных женщин? В какой–то степени — да, и это настолько очевидно, что даже не нуждается в пояснении. Между тем «наших онтиц как и не было, только и остались у нас в памяти, и отросли у нас длинные седые бороды».

А тут еще одна напасть — Саурон, грозящий иссушить на корню все леса.

Потом Древень поет хоббитам песню, в которой он от имени всех онтов призывает онтиц вернуться:

«Скорей, скорей возвращайся ко мне, в веселый весенний край!»

И все же главное теперь — собрать войско, пробудив древних воителей от затянувшейся спячки.

Тропа войны, на которую онтов толкнули объявившиеся в их краях орки и, невольно, хоббиты, привела «древопасов» к самой великой победе в истории «Властелина Колец», ведь только им оказалось под силу разрушить несокрушимую твердыню Сарумана, притом почти без потерь.

Однако некоторое время спустя тема победы — на сей раз в разговоре Гэндальфа с Теоденом — звучит уже совсем по–другому. Так, перед битвой за Изенгард Теоден признается:

«Ведь даже если мы победим, все равно много дивного и прекрасного исчезнет, наверное, из жизни Средиземья».

И Гэндальф вторит ему тоном, не оставляющим ни малейшей надежды на будущее:

«Лиходейство Саурона с корнем выкорчевать не удастся, и след его неизгладим. Но такая уж выпала нам участь…»

Итак, даже великая победа не может изменить гибельный ход истории, отсрочив конец времен в мире Толкиена. Подобно Галадриэли, Древень и Теоден сознают, что времени у них впереди совсем мало. Ведь даже Валар, не раз сокрушавшим Мелкора, не удалось искоренить зло без остатка: оно неизменно возрождалось из его пепла. Конец мира предопределен еще и тем, что, будучи сведенным к обыденности, он уже никогда не обретет былого величия и непостижимой чарующей таинственности. Не случайно в радостный для всех час Древень с грустью подмечает:

«Леса–то вырастут… Вырастут, разрастутся. А онты — нет. Где у нас малыши?»

Зато людей «развелось» слишком много… Древень всего лишь пересказывает на свой лад мысль Толкиена, которую он как–то записал в своем дневнике:

«Милый этот дом стал необитаем — ни спать, ни работать там отныне невозможно: кругом шум и выхлопные газы. Мордор — вокруг нас».

Эта фраза содержит в себе еще один ключ к пониманию рассуждений Толкиена о Мордоре. Мордор, самая сущность зла, — это современный мир, отвергаемый Честертоном, Лавкрафтом, По, Пеги, Бернано и многими другими. Это мир, осененный сумерками, в которых исчезли все традиционные ценности и которые принесли с собой скверну, суетный гомон и смуту. Толкиену выпало жить как раз в то время, когда наступление техно–модернистского ужаса казалось особенно очевидным и неумолимым.

И предотвратить эту роковую неизбежность нельзя было никакими силами…

Однако не одни только онты с Толкиеном сокрушаются по поводу сумерек, поглощающих былую красоту. По прибытии в столицу Гондора, Минас–Тирит, Пиппин и Гэндальф видят те же сумерки, омрачившие прежнее величие людей.

Поначалу Пиппин восхищается дивным Минас–Тиритом. А потом вдруг выясняется, что на самом деле «город хирел год от года, и народу обитало здесь вполовину меньше прежнего, а и прежде было не тесно… проезжали они мимо дворцов и хором, где над дверями и арками были искусно высечены древние рунические надписи — как догадывался Пин, имена и прозвания былых владельцев; но теперь там царила тишина, никто не всходил по широким ступеням, ничей голос не раздавался в опустевших покоях, ничье лицо не появлялось в ослепших окнах».