Евгений Войскунский - Искатель. 1975. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1975. Выпуск №1
• Автор: Евгений Войскунский
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1975

Ha 1-й и 4-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА.

На 2-й стр. обложки — рисунок Ю, МАКАРОВА к роману Е. Войскунского и И. Лукодьянова «Ур, сын Шама».

На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к повести Н. Коротеева «Крыло тайфуна».

---

Шам лежал на животе, повернув голову набок. Глаза его были закрыты, лицо — влажное, морковно-красное, из черной путаницы бороды и усов вырывалось хриплое дыхание. Над ним стояла пожилая медсестра. Она набирала в шприц прозрачную жидкость из флакончика. Обернувшись на Ура и Каа, сестра сделала страшные глаза и велела немедленно закрыть дверь с той стороны. Ур усадил мать на диван.

— Перестань плакать. Перестань и расскажи, что случилось.

Всхлипывая и вытирая глаза уголком платка, мать заговорила на своем языке, то и дело вставляя азербайджанские слова и часто повторяя слово «ремонт»:

— Еще весной на речке плотину прорвало. Джанавар-чай называется речка. Ремонт надо. Председатель требовал, звонил телефон. Не знаю, кто ремонт тянул. Недавно захотели ремонт сами делать. Все мужчины пошли. Много работали. Твой отец сильный мужчина, много работал, ремонт делал. Один день очень долго в воде работал…

Тут Каа опять заплакала. Из ее сбивчивых слов узнал еще Ур, что после той длительной работы по пояс в воде Шам занемог. Подскочила от сильной простуды температура, да еще образовался на правой ягодице огромный нарыв. Она, Каа, сначала прикладывала к нарыву капустный лист, но он не помог. Колхозный фельдшер сделал Шаму укол и отвез сюда в больницу. Только отцу лучше не становится, и она, Каа, очень боится, что он умрет.

Мать посмотрела на Ура и залилась еще пуще:

— Где, ты был, сыночек, почему к нам не приходил? — И, тронув пальцем черное пятно вокруг глаза: — Тебя били? Тебя злые люди обижали, камни бросали? А-а-а… А-а-а-а… Сыночек далеко был, я не могла для сыночка сделать, чтоб ему не было больно… Это боги хозяина воды — они наслали беду… Прогневали мы их… А-а-а… Доктор говорил — апераца надо делать. Варели тоже говорил — апераца. Что это такое?

— Это… ну, разрезать надо нарыв… Ты сказала — Валерий? Он что, был здесь?

— Здесь, здесь, — закивала Каа. — Пошел телефон звонить.

Валерия Ур нашел в кабинете заведующего отделением. Он сидел за столом, застеленным простыней, и кричал в телефонную трубку: «Два-три-один! Вы слышите? Дайте два-три-один!»

— Кому ты звонишь? — спросил Ур.

Валерий поднял на него взгляд. Выгоревшие брови взлетели на лоб. Не отнимая трубки от уха, Валерий вскочил, и ему пришлось подхватить телефонный аппарат, вздернутый шнуром.

— Приехал?! — заорал он. — Где ты был? Нет, я не вам! — прокричал он в трубку. — Так дадите два-три-один, наконец? Да, да, жду… Ур, где ты был? Что у тебя с глазом?

— Потом расскажу. Кому ты звонишь?

— Да понимаешь, я узнал, что твой отец заболел, — зачастил Валерий. — Приехал навестить вчера, дом заперт, ну, я в правление, оттуда на попутной сюда… Слушай, у отца температура за сорок, сильнейший воспалительный процесс, пенициллин не помогает. Здешний хирург в отпуску, а тот, кто его заменяет… Да, да! — закричал он в трубку. — Давайте!.. Лев Семенович? Горбачевский говорит… Слышу, слышу!.. Есть разрешение? Ну, прекрасно, значит, я его привезу прямо в республиканскую. Лев Семенович, еще одно: Ур появился… Да, представьте себе… Еще не знаю, он только что вошел… — Валерий прикрыл трубку ладонью и сказал Уру: — Это профессор Рыбаков.

Ур протянул руку к трубке, из которой неслись далекие «алло».

— Профессор Рыбаков? — сказал Ур. — У меня к вам только один вопрос: разрешат ли мне пребывание в стране после того, как я… Не от вас? А от кого?.. Ну, хорошо, я буду ждать… Нет, пока никуда не собираюсь… Буду, наверно, у Валерия, если он не возражает…

— Не возражаю, не возражаю, — вставил Валерий.

В городе, в республиканской клинической больнице Шаму перед операцией сделали рентгеновский снимок ягодицы или — лучше уж по-латыни — «глютеус максима». Карбункул, оказался глубоким, многокорневым, но еще глубже снимок показал некое инородное тело. Не оно ли и вызвало воспалительный процесс?

Операция была не из сложных. Хирург быстро вскрыл карбункул, а потом повел разрез глубже и извлек из плотных мышц «глютеус максима» то самое инородное тело. Было похоже, что оно сидело в живом теле давно.

Извлеченный предмет был отдан на анализ. И вот что он показал:

«Инородное тело имеет цвет почти черный, форму — близкую к конической, с неопределенно выраженной граненостью. Удельный вес — 2,512, твердость по шкале Мооса — 7,0, каковая высокая твердость, совокупно с остроконечной формой, способствовала глубокому внедрению в мышечные ткани. Химический анализ; преобладание SiO2, т. е. кремнезема…»

Короче говоря, то был кремень. Затем кусок кремня попал в руки археологов. И они установили, что это не что иное, как наконечник стрелы из группы оффилированных орудий класса микролитов, и что изделия такого рода производились в позднем неолите, то есть в эпоху полированного камня.

А так как нашу эпоху полированной мебели отделяют от эпохи полированного камня многие века, возник естественный вопрос: каким образом в Шамовой «глютеус» оказался неолитический наконечник стрелы?

Повторное лабораторное исследование выявило крупинки древесного угля, приставшие к кремневому наконечнику. Вероятно, деревянный стержень стрелы был для прочности обожжен огнем. Как бы то ни было, в руках специалистов оказался древесный уголь. И теперь можно было радиокарбонатным способом определить его возраст, так как со временем радиоактивность угля равномерно убывает.

И анализ угля, сопоставленный с анализом элементов, входящих в состав кремня, показал, что наконечник стрелы, как и сопровождающие его частицы древесного угля, имеет возраст не менее шестидесяти веков.

— Рад вас видеть, — сказал профессор Рыбаков, выходя из-за стола навстречу Уру. — Садитесь. Вы очень изменились со времени нашей последней встречи. Сколько — уже, кажется, год прошел?

— Да, год.

Ур чувствовал себя неловко под внимательным взглядом Рыбакова. Он повернул голову так, чтобы профессору не был виден глаз, обведенный чернотой.

— Не стану вас расспрашивать о заграничном вояже, Ур. Его достаточно широко освещала зарубежная пресса, и вам вряд ли будет приятно вспоминать…

— Отчего же, — пожал плечами Ур. — Были там и приятные встречи. Например, я рад, что познакомился с доктором Русто.

— Само собой, само собой, он достойный человек… Вот что, Ур. За минувший год многое переменилось. Вы, по-видимому, вполне адаптировались, и, хотя те или иные ваши поступки не совсем объяснимы с точки зрения логики, нынешняя ваша коммуникабельность неизмеримо выше первоначальной…

— Все ясно, профессор. Простите, что перебиваю. Вы хотите знать, кто я такой, откуда прилетел и каковы мои намерения.

— Совершенно верно.

— Понимаю, что должен многое объяснить. Я сделаю это, но, если разрешите, не сейчас. Наверное, скоро я уеду… улечу И вот перед отъездом расскажу, вам кое-что о себе.

— Вы опять собираетесь перелететь за границу?

— Нет. Улечу насовсем.

— Это значит — покинете Землю?

— Обещаю перед отъездом ответить и на этот вопрос.

Помолчали. Завывал за окном норд. Рыбаков покрутил головой, расслабляя на шее узел черного галстука. Перед ним сидел вполне земной человек — с печальным выражением лица, с подбитым в драке глазом, — но он хранил в себе тайну, не доступную никому.

— Очень жаль. — Рыбаков почесал мизинцем бровь. — Очень жаль, что вы упорно избегаете откровенного разговора. Но ответьте, по крайней мере, на загадку, которую нам задал ваш отец. Когда и при каких обстоятельствах он был ранен стрелой?

— Это произошло примерно за год до моего рождения. Со слов отца и матери я знаю только то, что на стадо овец напали какие-то плохие люди, отец оказал им сопротивление и был ранен в схватке. Где это было, я не знаю, потому что у родителей… у них довольно смутное представление о географии.

— Вам сколько лет, Ур, двадцать пять?

— Двадцать шесть. Я точно высчитал.

— Значит, отец был ранен стрелой двадцать семь лет назад, верно? Такой срок показывает и патологоанатомическая экспертиза, судя по инкапсулации[3] наконечника стрелы. Но тут-то и кроется загадка. Дело в том, что возраст наконечника, извлеченного из ягодицы вашего отца, определяется в шесть тысяч лет.

— Шесть тысяч лет? — переспросил Ур. — Вы уверены, что это так? Каким образом вы определили?

— Радиокарбонным методом.

Рыбаков подождал немного, думая, что Ур как-то попытается объяснить парадокс, но тот молчал. Было похоже, что Ур не очень удивлен. Скорее он выглядел озабоченным, удрученным.

— Что ж, — поднялся Рыбаков, — ничего не остается, как ожидать обещанных предотъездных объяснений. Когда вы, собственно, собираетесь улетать?

— Пока не знаю.

— Чем намерены заняться до отъезда?

— Может быть, когда отец выйдет из больницы, я поеду в колхоз, — сказал Ур, тоже поднимаясь. — Поживу немного у родителей.