Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Что и делается, — сказал Сережа.

— Это ему и нужно, — одновременно с Сережей сказал Федя. — Под врагами народа надо понимать всех, кто в чем-либо не согласен с ним, или может быть не согласен — не только оппозиция, но и люди, способные к оппозиции.

— Ничего себе — профилактика! — сказал Кучеров. — Вроде как у царя Ирода.

— Говорят, что он напуган пятой колонной в Испании, — сказал Михаил Сергеевич, — и ищет ее у нас под кроватями.

— Можешь не сомневаться, и без Испании было бы то же самое, — сказал Сережа. — Сталин не глуп и понимает: после того, что он натворил, без террора ему не продержаться. Сплошной каннибализм.

— Кобализм, — поправил Федя. Раздались голоса — что это еще за кобализм?

— Коба — старая партийная кличка Сталина, — ответил Федя. Все засмеялись.

— Ох, ты дошутишься, — сказала Лиза.

— Жертвы террора не ограничиваются теми категориями, о которых сказал Федя, — продолжал Сережа, — их куда больше. Жорж тому пример, да разве только он! Такое впечатление, что хватают кого попало, лишь бы нагнать страху на всю страну, чтобы все раскрывали рты только для того, чтобы восхвалять мудрого и любимого.

— Твоих глухонемых и слепых еще не хватают? — спросил Федя.

— Пока еще Бог миловал.

— Я не удивлюсь, — сказала Клава, — если окажется, что места получают разнарядки на поставку заключенных, а тех из них, кого сразу не уничтожают, кто уцелел, отправляют в лагеря как бесплатную рабочую силу, взамен погибающих на этой советской каторге.

В наступившей тишине Нина сказала:

— Лучше не говорить обо всем этом — с ума можно сойти.

Резко прозвучал стук отодвинутого стула, и Надежда Павловна выбежала в галину комнату, за ней бросилась Галя. Лиза пошла в свою спальню и вышла со старинным граненым флаконом — в нем был нашатырный спирт. Кучеров предостерегающим жестом ее остановил, подошел к ней, понюхал флакон и тихо сказал:

— Не надо. Валерьянка у вас есть? Лиза пошла за валерьянкой. Встал Федя.

Курящие, пойдем покурим? С ним вышли Михаил Сергеевич, Горик и я. Мы взялись за свои пачки дешевых папирос, но Федя раскрыл для всех коробку «Казбека». К нам присоединился Кучеров. Курили молча. Когда входили в дом, Федя придержал меня за локоть.

— Что собираешься делать на каникулах?

— Думаю поехать к папе.

— Зайди к нам перед отъездом.

Снова сели за стол, но разговор не вязался, прежней темы не касались, а о чем бы ни заговорили — он быстро угасал. Потом заговорила Галя:

— Все-таки меня интересует... Нина, не смотри на меня такими глазами — я ничего страшного говорить не собираюсь. Меня интересует — верит ли кто-нибудь Сталину, или все только притворяются, сверху донизу?

– Не знаю как наверху, там, возможно, многие в сговоре со Сталиным, — ответил Федя, — а внизу многие верят.

— Как бы не так! — возразил Кучеров. — Это те, кого раскулачивали, кто умирал от голода, кто сейчас в лагерях — это они верят?

— Этих, считай, уже нет. Но многие из живых верят. Да и как не верить? Масса малограмотных, политически неразвитых, а тут — беспрерывное оболванивание, наверное, не хуже, чем у Геббельса. А у людей сохранилась потребность в вере. Иначе — как жить? Бога отменили, а веру не отменишь. Вот и верят в Сталина.

— А ты во что-нибудь веришь? — спросил Горик.

— Я верю, что как веревочке не виться, а конец будет, другой вопрос — доживем ли мы до конца веревочки? Ты-то, наверное, доживешь. А ты во что-нибудь веришь?

— Да в то же, что и ты, — больше не во что.

— А чего это ты вдруг стал курить? — спросила Лиза.

— Поработаешь с трупами — поневоле закуришь.

— Это верно, — сказал Кучеров. — Большинство врачей начали курить еще в анатомичке. Если кто и не курит — значит, потом бросил.

— И девушки курят? — спросила Нина.

— Многие курят, но не все, — ответил Горик.

— Вот видишь — не все же курят, — сказала Лиза.

— А я не девушка, — ответил Горик, и все засмеялись.

— А я считаю, — сказала Клава, — что подавляющее большинство вообще не думает ни о политике, ни о Сталине, даже не ставит перед собой таких вопросов. Они заняты одним — как свести концы с концами.

— Это, пожалуй, верно, — сказал Сережа. — Мы ведь тоже говорим об этом только когда встречаемся, да и то не всегда. Не до того — крутишься, крутишься с утра до вечера...

— А я уверена, — сказала Надежда Павловна, — что многие, может быть даже и большинство, только притворяются, что верят.

И это верно, — ответила Клава, — только я не уверена, что таких большинство. Но притворяются по-разному. Одни, — люди порядочные, — не делают подлостей, избегают участвовать в славословии и, вообще, помалкивают, вроде бы они лояльны и ничего не осуждают — в этом и заключается их притворство.

– Так оно и есть, — со вздохом сказал Кучеров.

— К сожалению, это не гарантирует от ареста.

— А разве что-нибудь гарантирует? — спросил Сережа.

— Да ничто не гарантирует! Я не об этом. Другие делают на своем притворстве карьеру: громче всех восхваляют великого кормчего, раньше всех бросаются выполнять его предначертания, какие бы они ни были, и готовы на все — на доносы, на работу в карательных органах, на любую подлость, и быстро продвигаются по службе.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Лиза.

— Даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Анализирую. Вы заметили, как сейчас меняют начальство от мала до велика? Нетрудно понять, каким требованиям должно отвечать новое.

— Что верно, то верно, — сказал Федя.

— Конечно, среди них есть искренне верящие Сталину. Для этого тоже надо обладать определенными качествами.

Я внимательно слушал Клаву и заметил, как в этом месте ее речи кто улыбнулся, кто усмехнулся, и я тоже невольно усмехнулся.

— Что ожидает тех из них, кто прозреет? — продолжала Клава. — Кто погибнет, кто станет притворяться и делать карьеру. Я вот что хочу сказать: эра идейных коммунистов окончилась. Пусть большинство из них были малограмотны, плохо разбирались в делах, которыми руководили, но они имели убеждения и за них боролись как могли. Наступает эра беспринципных карьеристов. Судите сами: какими качествами надо обладать, чтобы сейчас, — я подчеркиваю: именно сейчас, — вступать в партию? А ведь вступают. К власти приходят мразь и ничтожество. А самое страшное во всем этом — какие моральные качества внедряют в общество? Если так пойдет и дальше, будет такое падение нравственности, что, боюсь, потребуется смена поколений, чтобы восстановить утраченные человеческие качества.

— Ох, Клава, тебя даже страшно слушать, — сказала Лиза.

— Думаю, что твои опасения преувеличены, — сказал Сережа. — В народе веками вырабатывались моральные качества — их не так-то просто одолеть.

— С ними сейчас, Сережа, не то что борются — их выкорчевывают, не стесняясь в средствах, — ответил Федя.

Стало тихо.

— Читаю газеты и удивляюсь, — сказал Михаил Сергеевич. — Пишут о том, что творится в Германии: такие же, как у нас, аресты, доносы, пытки под патефоны, концлагеря...

— Так чему ты удивляешься? — спросил Федя. — Не веришь этому?

— Как не верить! Удивляюсь тому, что об этом пишут у нас. Есть пословица: чья бы корова мычала... Это же надо иметь совесть!

Мы засмеялись.

— Нашел у кого искать совесть! — сказал Сережа. — Наглость у них вместо совести. Галя пошла провожать Надежду Павловну, а когда возвратилась, Лиза ей сказала:

— Я думала — ты проводишь только до трамвая.

— А Миша и Кучеров тоже ее провожали, вот мы и прошлись.

16.

Майоровы, когда я к ним пришел, заговорили о моих планах на лето.

— Надолго собираешься к Грише? — спросила Нина.

— Как поживется.

— А попутешествовать не хочешь? — спросил Федя. — Посмотреть Крым, Кавказ? Я развел руками и потер палец о палец.

— За деньгами дело не станет, — сказал Федя и вышел в другую комнату.

— Ты не удивляйся, — сказала Нина. — Федя хоть и работает юрисконсультом, но к нему, как к известному адвокату, все еще обращаются за советами.

Вернулся Федя с пачкой денег, положил ее на стол, похлопал по ней и подвинул ко мне.

— На тебе рубль, и ни в чем себе не отказывай.

— Но...

— Не беспокойся, мы с Ниной не умрем от голода, даже в Алушту собираемся.

— Ну, спасибо. А почему вы всегда ездите только в Алушту?

— Куда имеем возможность, туда и едем. Там хороший дом отдыха. Если будешь на южном берегу, побывай в домике Чехова — там теперь музей и заведует им сестра Чехова Мария Павловна.

— Я знаю. А вы не показывали ей рецепт Чехова?

— А мы ее не видели.

— Рецепт мы с собой не возим. Он хранится у Лизы, — сказала Нина. — Но если бы мы и увидели Марию Павловну, то о рецепте промолчали бы.