Генри Уильямсон - Выдра по имени Тарка

• Название: Выдра по имени Тарка
• Автор: Генри Уильямсон
• Издательство: Мир
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1979

Книга известного английского писателя-натуралиста Генри Уильямсона о жизни малоизученного дикого животного — выдры по праву считается классической: впервые изданная в 1927 г., она выдержала десятки изданий и переведена на многие языки.

Превосходное знание флоры и фауны юго-западного побережья Англии, высокое литературное мастерство, а главное — любовь автора ко всему живому и его озабоченность судьбами наших «братьев меньших» не оставят равнодушными читателей самого разного возраста и интересов.

---

Тарка уже давно выглядывал из убежища и, услышав свист матери, без малейшего всплеска скользнул в воду. Он плыл через заводь, поджав передние ноги и отталкиваясь задними. При каждом толчке пальцы растопыривались, и его перепончатые лапы единым движением посылали тело вперед. Следом двигались сестры; расходящиеся от их носов струйки разбивались одна о другую. Выдрята проплыли сквозь гущу водяных лютиков туда, где в воде неподвижно лежала мать. Они потыкались головками в ее морду и запищали, давая знать, что голодны. Никакого ответа. Они кусали ее за хвост, они улещивали ее, они обхаживали ее, они сердито шипели, но мать не подавала признаков жизни. Отчаявшись, выдрята отстали, и тут выдриха внезапно подпрыгнула и «захахакала». Выдры «смеются» почти беззвучно, тут главное не звук, а выражение морды с поднятыми вверх кончиками губ и вращение головой. После испытанного накануне страха ее распирало от радости, и мертвой она притворилась ради шутки. Позвав детенышей, выдра нырнула и тронулась вверх по течению.

Выдрята знали, что мать ищет рыбу, и плыли за ней, принюхиваясь к пузырькам воздуха, лопающимся на поверхности воды. Выдра выглянула наружу, держа в пасти рыбу, и они пустились к ней наперегонки, угрожающе «гирркая» друг на друга. Мать вывела их из заводи на мелководье, выронила рыбу — форельку унции три весом — и поплыла к усыпанному галькой берегу, возле которого было глубже. Тарка схватил еще живую рыбку, отнес на мшистый валун и съел меньше чем за минуту.

В узком ручье мальки ловились так быстро, что Тарка скоро насытился, и двое других выдрят, подстегиваемые голодом, успевали выхватывать у него рыбу, в то время как он переворачивался на спину, чтобы позабавиться, пытаясь поймать ее над головой. Сестры были меньше Тарки ростом, но быстрее в движениях. Время от времени выдрята принимались плавать вдоль берега под водой, глядя по сторонам, но мать перепугала всю рыбу, и та укрылась в порках, так что им редко удавалось увидеть мерцающую спинку. Частенько выдрята цапали зубами камни или корни, приняв их за форель.

Выдра-мать играет с детенышами (Тарка справа).

К концу ночи убежище Горелого явора осталось в полутора милях позади. Над дубами и лиственницами стали парить канюки — пора было прятаться. Выдра с детьми вышла из воды и повела их через ивы, ясени и заросли куманики к еловым посадкам по другую сторону узкоколейки. Два года назад ее мать укрывалась в большой кроличьей норе неподалеку от опушки леса, и теперь она вела туда своих собственных детей. На сухой земле перед входом в туннель Тарку встретил незнакомый запах, но мать не обратила на него внимания. Она побежала по туннелю вперед, и тут же из другого входа выскользнула лиса, не желая встречаться с выдрой-матерью под землей, да и вообще нигде.

В то время как выдры мылись, лиса сидела возле норы и изредка зевала. Живот ее был переполнен, она вволю наелась мышей, жуков и молодой крольчатины. Лису клонило в сон. Вспомнив о пеньке лиственницы, к которому она всегда ходила чесаться, лиса побежала туда. Вокруг пня на земле валялись рыжеватые клочья шерсти, а одна его сторона была отполирована до блеска. Вволю начесавшись, лиса потрусила к серой каменной стене позади коровника и, вскарабкавшись на нее, стала ждать восхода солнца.

Заброшенная кроличья нора была сухая, в ней гулко отдавались дневные звуки: пронзительные свистки локомотивов, раздающиеся всякий раз, как состав, который тянул с карьеров на моховых болотах платформы с белой глиной, подходил к шлагбауму на дороге; человечий голос, монотонно повторяющий «ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку»; лай пастушьего пса, рыскавшего по полю, в то время как коровы, покачивая боками, гуськом шли на дойку по узкой вытоптанной тропе; монотонный шум, похожий на жужжание попавшей в паутину мухи, — это проезжал по мосту и рельсам автомобиль; «кеий-кей» канюков и карканье ворон над лиственничным лесом. Все эти звуки не тревожили выдр.

Когда наступили сумерки, мать с детенышами снова спустилась к ручью. Там они встретили лису, которая спокойно лакала воду, стремясь утолить жажду, вызванную шерстью бесчисленных проглоченных ею мышей. Лиса посмотрела на выдру; выдра посмотрела на лису. Лиса продолжала лакать, пока мускусный запах выдры не испортил воду, а затем побежала понюхать, чем пахнет в норе. Она пробыла там минут десять, принюхиваясь и размышляя; наконец, удовлетворив любопытство, отправилась в ночной обход… не забыв почесаться о пень лиственницы.

А выдра повела детенышей вверх по ручью, затем через поле. Вдали от воды движения ее стали тревожными. Она часто останавливалась, поднимала голову, втягивала ноздрями воздух. Стоящий в поле курятник из оцинкованного железа заставил ее сделать большую петлю — там пахло человеком. Возле старых сапог, брошенных каким-то бродягой под живой изгородью, Тарка зашипел от страха, повернул и пустился наутек. Выдрята становились такими же проворными и осторожными, как мать.

Наконец, они добрались до канавы, которую помнила выдра. Она наклонилась над покрытой бурой ряской водой, прижала к берегу хвост. За секунду до их прихода здесь квакали лягушки, но сейчас они молчали и старались поглубже зарыться в ил. Выдра шарила под водорослями носом и лапой, вытаскивала лягушек и кидала на траву. Выдрята схватили было по лягушке, но тут же отбежали с сердитым «гиррканьем». Когда мать поймала всех лягушек, которых смогла найти, она принялась свежевать добычу, потому что у этих лягушек была очень плотная кожа.

Выдры не доели лягушек, так как обнаружили в канаве угрей. Иггиуик, еж, шкура которого напоминала колючий утесник, а мордочка — поросячье рыльце, нашел объедки и только принялся радостно их поглощать, как рядом послышалось хрюканье барсука. Пискнув от страха, еж свернулся клубком, но барсук раскусывал иглы, словно это были стебли песколюба. Иггиуик пронзительно закричал — как песколюб, охваченный огнем. Вскоре от бедного ежика остались лишь лапки, зубы и игольчатая шкурка.

Выдры были слишком далеко, чтобы услышать предсмертный вопль ежа; за полчаса они продвинулись вверх по ручью на целую милю. Мать плыла впереди, детеныши с трудом поспевали за ней. Иногда, увертываясь от пасти выдры, рыба прошмыгивала назад на расстоянии плавника мимо ее усов, и, стремясь схватить добычу, выдрята сталкивались друг с другом. Выдра оставляла рыбу детенышам, а сама вновь принималась рыскать от берега к берегу.

Ручей делался все мельче и уже, под утро он был не шире ярда. На следующий вечер выдры покинули камыш, в котором спали, и, перебежав проселочную дорогу, вышли на коренник, где обитали кроншнепы и бекасы. Тарка напал на след зайца и бежал по нему из любопытства, пока мать не позвала его. По мху идти было мягко, здесь хорошо держались всевозможные запахи — кипрея, касатика, дикой утки, горностая, болотной совы, сороки… а один раз им попалось издающее зловонье маховое воронье перо.

Выдры подошли к тонкой струйке воды и двинулись по ней вниз; вскоре с первой струйкой слилась вторая. Вместе они образовали поток, стремившийся к реке меж белых глинистых берегов. Выдриха поискала рыбу, но, ничего не найдя, выбралась наверх по крутой выдриной тропе и пересекла железнодорожные пути возле группы строений, над которыми поднималась высокая черная труба. Это был кирпичный завод. Перед ними тем же путем шла какая-то чужая выдра; пройдя еще с четверть мили, они услышали свист, доносящийся из ложбины позади березняка. Побежав на зов, они оказались возле глубокого, окаймленного тростником пруда; на глинистом берегу выдра-самец играл крыльями селезня. Тарка спрятался за спину матери: он испугался незнакомца. У того было рваное ухо, пострадавшее в драке два года назад. Мать с детенышами нырнула в пруд, самец остался на берегу, катаясь на спине и подбрасывая утиные крылья обеими лапами.

Некогда пруд был карьером, из которого брали белую глину. Выдрята еще никогда не плавали в такой глубокой воде. По берегу рос широколистный рогоз; было начало июня, и колеблемые ветром пыльники роняли цветочную пыльцу на сочные цилиндрические головки, которые с наступлением осени увянут и приобретут тускло-коричневый цвет. Среди стеблей рогоза прятался выводок утят, а мать кружила в звездном небе и ласковым «кря-кря-кря» уговаривала их не шевелиться. Она взлетела, когда старый самец словил и съел селезня, подплыв под него снизу. Селезень в это время пытался проглотить лягушку и громко щелкал клювом. Когда выдра схватила селезня, лягушка ускользнула, но, еще не уйдя под воду, начала надуваться и поэтому не смогла спрятаться на дне. Энергично работая лапами, Тарка увидел снизу ее темный силуэт на тусклом зеркале пруда, отражающем серый донный ил. Тарка поймал лягушку и сожрал под кустом боярышника, выросшего из ягоды, которую некогда выронил у пруда дрозд.