Автор неизвестен - Плутовской роман

• Название: Плутовской роман
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Европейская старинная литература

---

— Вы хорошо поступили, предоставив приют даме вопреки моему приказу — к таким прелестным особам он не относится, да и христианский долг велит оказывать помощь тем, кто в ней нуждается; сеньора эта достойна более роскошного приема, нежели тот, который могли ей оказать в бедном жилье садовника, и, коль будет ей угодно, я прошу ее перейти в мои покои, как подобает особе ее звания.

Руфина, поблагодарив, попросила все же не перемещать ее — на ней, мол, этим вечером должен явиться дядя, и ради столь короткого срока она не хочет утруждать того, кому хотела бы услужить.

Маркина, уже слегка влюбленный, выразил сожаление, что так мало гостья пробудет в его доме, — он желал бы видеть ее у себя подольше, но даже если бы ее пребывание длилось не более часа, она должна согласиться на его предложение, сделанное от всей души. Руфине только того и надо было — она сказала, что не хочет прослыть невежливой или неблагодарной, а потому принимает великодушное предложение хозяина; после чего она поднялась наверх, и вела ее под руку садовница, дивясь и радуясь внезапной перемене в поведении Маркины, столь несвойственном его жесткому нраву.

В верхних комнатах Руфина увидела дорогие летние занавеси, красивые кресла, обитые сафьяном из Московии, резные поставцы и столы из черного дерева и слоновой кости — хотя Маркина был скрягой, но на дорогую обстановку не скупился; хозяин тотчас дал денег невольнику и послал его купить припасов для роскошного обеда; тот проворно исполнил приказ, понимая, что и ему будет выгода от этой необычной щедрости.

Руфина села обедать вместе с Маркиной, который заботливо ее потчевал, подкладывая лакомые куски с великим удовольствием и не меньшей неясностью, ибо сердце его было уже пленено. После обеда он повел гостью в покой, где на стенах висели превосходные картины и стояла кровать с пологом из индийской ткани, — он, мол, просит ее здесь отдохнуть и забыть обо всех невзгодах, ибо пока она в доме у него, покорного ее слуги, все будет хорошо, и ей нечего страшиться тех неприятностей, каких она опасалась. Руфина еще раз поблагодарила за любезность и, последовав совету Маркины, осталась одна в покое, служившем прежде спальней ему самому; Маркина лее спустился в нижние комнаты и провел там сьесту в тревоге и волнении — страдая от любви к своей гостье и не зная, как завоевать ее сердце, он говорил себе, что ежели бы это произошло, он был бы счастливейшим человеком в мире.

Но прежде чем завести речь о своих чувствах, он решил узнать, какая печаль ее гнетет, что привело в его усадьбу и нет ли тут каких-либо препятствий, которые могут помешать исполнению его желаний; чтобы выведать это, он подождал, пока гостья проснется; Руфина же вовсе не спала, а все время, лежа в кровати, обдумывала, как ответит на вопрос, что привело ее сюда. Дождавшись часа, когда гостья, по его мнению, должна была проснуться, скупец Маркина вошел в ее комнату — он-де умоляет извинить за непрошеный совет, но вечером спать вредно, и он напоминает гостье об этом, заботясь о ее добром здравии. Руфина поблагодарила за внимание к ее особе — как легла в постель, она, увы, не сомкнула глаз, горести не дают ей ни на миг успокоиться или развлечься. Маркина стал нежно ее упрашивать поведать ему об этих горестях, ежели причина их может быть открыта, — он сделает все, что в его силах, чтобы ей помочь. Руфина опять поблагодарила за великодушие и, смекнув, что настало время приступить к плетению хитрых своих сетей, уселась рядышком с влюбленным скрягой и начала так:

— Родина моя — Гранада, славнейший град нашей Испании; родители, имя коих я вынуждена умолчать, происходят из двух древнейших и благороднейших фамилий, владевших в горах Бургоса поместьями; детей у них было всего двое — брат и я; брат, отдавая дань увлечениям юности, волочился за женщинами и был окружен друзьями-сверстниками — праздность и погоня за утехами побуждают юношей ко всяческим проказам, и брату моему, отличившемуся в озорстве, пришлось бежать из Гранады — от правосудия и грозившей ему кары; я же думала лишь о том, чтобы утешить престарелых родителей и исполнять свою работу по хозяйству, чуждаясь развлечений, коим предавались мои подруги, и с отвращением слушая их болтовню о всяких там поклонниках, — я-то ничего не знала о любви, никогда не сидела у окна, чтобы показывать себя людям, и все россказни подружек об их амурных делах вызывали у меня только смех; Амур, видимо, вознамерился отомстить мне за насмешки над подругами, и прежестоко; однажды, когда родители отлучились из дому, отправившись к родственнику, у которого умерла жена, я услыхала на улице стук шпаг, словно там происходил поединок, и приблизилась к окну посмотреть, что случилось, — о, лучше б вовек этого не знать, столько бед и слез принесло мне мое любопытство! Я, на свое горе, увидала трех человек, нападавших на одного, который храбро и доблестно защищался, — не сходя с места, успешно отражал удары противников и даже, нападая, сумел двоих ранить в голову, но сам тоже был ранен; те трое, взбешенные его отвагой, решили прикончить храбреца, выдерживавшего столь неравный бой, и, разъяренные неудачей, стали теснить его, так что ему пришлось отступать к дверям нашего дома, — там они нанесли ему две раны в грудь, и он, почти уже не дыша, упал в сенях. Сострадание объяло меня при виде столь жестокого и бесчестного нападения на храброго юношу, я спустилась в сени и позвала служанок, чтобы помогли привести его в чувство, — улица была в этот час почти пуста, несколько человек, прибежавших на мой крик, не имели при себе оружия и не могли справиться с насильниками; мы заперли двери и, занеся раненого в комнаты, тотчас послали за хирургом, чтобы тот занялся лечением ран. Хирург явился не мешкая, велел уложить юношу в кровать, и я распорядилась отнести его в спальню моего брата, находившуюся на первом этаже. Юноша не знал, как благодарить меня за участие, которое началось с сострадания, а завершилось любовью; хирург осмотрел раны, и хотя не мог сказать ничего определенного, на всякий случай объявил, что раны опасные, чем поверг меня в тревогу, — храбрость, выказанная юношей во время поединка, склонила к нему мое сердце, он же благодарил меня за доброту трогательными словами, насколько позволяла ему слабость, наступившая от потери крови.

Явились мои родители, исполнив долг соболезнования, — еще подходя к дому, они узнали от соседа, человека пожилого и достойного, о происшествии и о том, как я, опасаясь, что юношу могут убить, положила конец драке, решившись оставить раненого у нас в доме; сердобольный мой поступок в столь трудную минуту доставил радость им и тому идальго, не менее, чем они, великодушному и склонному к благим делам.

Пошли взглянуть на раненого, его несчастье вызвало у всех жалость, стали его подбадривать и предлагать остаться у нас в доме, а меня похвалили за то, что я предотвратила убийство, — слыша такие речи, я удвоила заботы о больном, и это, увы, обошлось мне очень дорого.

Во второе посещение хирург сказал, что раны не смертельны, — все обрадовались, особенно я, чья любовь разгоралась с каждым днем. Всякую свободную минутку я спешила, тайком от родителей, навестить раненого, чему он бывал рад несказанно.

Родом этот идальго был из Памплоны, принадлежал к высшей знати города; в Гранаду же приехал ради тяжбы с одним влиятельным человеком, который, зная свою неправоту и предвидя неизбежность сурового приговора, вынес своему противнику еще более суровый, — подослал, чтобы убить его, трех своих слуг, надеясь таким образом избавиться от тяжбы. Прошел месяц неусыпных наших забот и услуг, и Леонардо — так звали раненого — встал с постели. Уже на второй день ему удалось встретиться со мной наедине, так как моя мать ушла в гости, а я отказалась ее сопровождать в надежде на это свидание. Леонардо объяснился мне, я не осталась равнодушной, и с того дня меж нами двумя воцарилась любовь. Незадолго до этого родители вели переговоры о моем браке с неким идальго из нашего города, который воспылал ко мне страстью и, когда моя страсть обратилась к другому предмету, стал еще настойчивей в своих домогательствах. Леонардо, узнав об этом, заметно огорчился; он, однако, не мог располагать собою до завершения тяжбы, о чем знали мои родители; решение суда ожидалось со дня на день, и Леонардо собирался, как только оно будет вынесено, просить моей руки. Я же тем временем убеждала отца отложить переговоры о моем браке с прежним искателем.

Но вот Леонардо вполне поправился; сердечно благодаря за гостеприимство, он осыпал нас подарками — дорогими лакомствами и ценными вещами, — вернулся в гостиницу и принялся хлопотать о скорейшем окончании своего дела; для меня же дело обернулось совсем худо — отец, ничего мне не сообщая, договорился о браке и подписал условия брачного контракта. Лишь тогда известил он меня о своем шаге, и горестная весть эта пронзила мне сердце. Явился с визитом жених, я встретила его холодно, не скрывая неудовольствия, и он ушел, затаив злобу, нз дома, где надеялся встретить нежный прием.