Игорь Шнайдерман - Жиденок

• Название: Жиденок
• Автор: Игорь Шнайдерман
• Жанр: Современная проза

ИЗВИНИТЕ ЗА НАЗВАНИЕ!

Когда я прочитал то, что вы прочитаете на следующей странице, мне стало немного не по себе. Мне не нравятся такие слова, даже с уменьшительным или ласкательным суффиксом. Когда-то мне довелось употребить (крылатое, между прочим) выражение «вечный жид» и я получил взбучку от читателя. Жида не спасает вечность. Хотя писатель Андре Жид получил Нобелевскую премию.

И тут я опустил глаза на следующую строчку и прочитал: «Мемуар». Это смягчило неудобопроизносимость названия. Я всегда питал слабость к словам, которых нет ни в одном словаре, и это было именно такое слово. Оно существует только во множественном числе, подразумевая множество событий. Но автор молодой, событий в его жизни немного, может быть, лучше ограничиться единственным? Впоследствии, с течением времени, автор накопит события и напишет мемуар, потом ещё мемуар, и в результате у него получатся мемуары.

Знакомясь с мемуаром, я поймал себя на том, что смеюсь. Отчего я смеюсь, братцы? Может, вспомнил что-то смешное? Какой-нибудь анекдот или рассказ Зощенко? Нет, я смеялся именно над тем, что читал. Мемуар оказался и смешным, и грустным, и разным, но всегда увлекательным.

Мне кажется, что этот мемуар, пусть даже в единственном числе, доставит и читателям такое же удовольствие, какое доставил мне. Хотя за всех читателей ручаться не могу. Даже нобелевский лауреат Андре Жид не мог ручаться за всех читателей. Кстати, он совсем не тот, каким его представляет фамилия, он только родился в семье юриста.

Пусть вас не смущает обилие многоточий внутри слов. Они свидетельствуют об эрудиции автора и вместе с тем о его деликатности. Того же он ждёт и от читателя.

Феликс Кривин

---

Региночка отвечала крайне серьёзно и убеждённо:

— Понимаете, Наталья Леонидовна, боюсь отцвести.

* * *

Пионерский лагерь, воспитательно-оздоровительное учреждение для пионеров и школьников… В 1977 году пионерскими лагерями обслужено около 11 миллионов детей.

Из Советского Энциклопедического Словаря, 1982 год

Третьего дня, сидя на унитазе, я сформулировал свою жизненную позицию: мне нравится наблюдать за жизнью, а не участвовать в ней. Как только я это понял, мне полегчало.

Несколькими минутами позже, стоя под душем, я поймал себя на том, что не пою. Ну, просто совершенно не пою. Перестал петь. Хотя раньше, едва переступив порог ванной комнаты, делал это автоматически.

А ещё через несколько минут, намыливая голову и не обнаружив на ней волос, я услышал стук в дверь. Я спросил:

— Кто там? — и чужой противный голос ответил:

— Старость.

Ну что делают люди, когда приходит старость? Вспоминают молодость.

И я ударился в воспоминания.

Одним из светлых пятен в моём пионерском детстве был «Водотрест». Так мы называли пионерлагерь «Факел» нашего городского водокоммунхоза — нашу оттепель, нашу демократию, наш разврат и наше диссидентство.

Здесь мне впервые признались в любви, здесь я нашёл друзей, здесь ух!.. здесь ох!.. Ах, к сожалению, все эти «здесь» остались где-то «там», и вернуть их уже невозможно.

Наиболее таинственными и запретными воспоминаниями пионерского лета были встречи рассвета.

Облюбованное нами место называлось «Бараньи лбы» или, попросту, «Барашки». Они представляли собой несколько поросших травой холмов, округлых и своей формой напоминавших, скорее, стриженный полубоксом череп старшего пионервожатого — ударника ресторана «Мир» Саши Зуба, чем лбы кучерявых барашков.

Наши романтические души не удовлетворяли редкие официальные походы на Бараньи лбы с пением пионерских песен, жжением пионерского костра и санкционированным начальником лагеря восходом солнца. Нас тянуло на Барашки при каждом удобном случае. А случай этот предоставлялся почти каждую ночь. Мы жарили самое вкусное в мире мясо и ели его полусырым, пекли самую сладкую в мире картошку, смотрели друг на друга влажными глазами и были счастливы.

Как-то раз произошло событие неординарное: нас засекли.

Застукали.

Зашухарили.

В общем, нас замели.

Человек, который поймал нас на горячем, был заместителем начальника лагеря. Звали его Савелий Фёдорович Котик.

Это был мужчина неопределённого возраста и очень маленького роста. Он был абсолютно нормальным человеком, только очень маленьким.

И мама его, работавшая в камере хранения, была маленькая.

И дети его тоже, наверное, были маленькими.

И их маленький папа нас прижучил.

Провинившиеся искатели приключений были построены в коридоре. Котик ходил вдоль шеренги встречателей рассвета и пристально заглядывал в глаза каждому в надежде увидеть хоть в одной паре «зеркал души» хотя бы слезинку раскаянья. Но поиски были напрасными.

Голова его приходилась вровень с декольте наших девочек. После долгих поисков истины шея, на которой торчал кладезь котиковской мудрости, устала, и Савелий Фёдорович вместе с головой опустил глаза. И упёрся прямо в пышный бюст пловчихи Леры Щукиной.

Котик остановился и крепко задумался. При этом «очи страстные» заместителя начальника лагеря неосознанно застряли в разрезе между жутко аппетитными грудями пионерки. У Савелия Фёдоровича началось обильное слюноотделение, и он едва успел подхватить капельку слюны, собиравшуюся слететь с нижней губы. Поймав её, Котик издал хлюпающий звук, который стал началом его речи…

Савелий Фёдорович, правду сказать, был очень неплохим дядькой, и мне до сих пор немного стыдно за те каверзы, которые мы ему устраивали. Тем более что и мнения-то собственного на его счёт я не имел: руководствовался стадным чувством.

Но, с другой стороны, посудите сами: вот идут два человека — начальник пионерлагеря Илья Витальевич и его заместитель Савелий Фёдорович. Илья Витальевич — то ли волейболист, то ли баскетболист, и росту в нём — полные два метра. Савелий Фёдорович — его правая рука (ну, буквально, правая рука) и по должности и, простите, по росту. Самые смелые (или самые любознательные) из наших девочек для ознакомления с наиболее объёмным и законченным портретом этих двух гоголевских персонажей бегали подсматривать за ними в баню. Какие такие живописные детали они надеялись там рассмотреть, я не стану рассказывать.

Как не стану пересказывать, о чём Савелий Фёдорович говорил в своей речи.

Собственно, и речи-то никакой не было; была длинная и бесполезная нотация, какие мы с вами так любим читать нашим детям.

Загнав под кожу свой независимый и нетерпимый характер, мой друг Лёша прослушал котиковскую мораль без обычных своих хамских замечаний. Но последней фразой Савелий Фёдорович всё-таки вбил гвоздь в хрупкий монолит лёхиного терпения. Он сказал:

— Вот вы, вот вы, мальчики, ходите с девочками и не задумываетесь, какие могут быть последствия…

Мой друг Лёша готов был принять множество обвинений, но только не констатацию того вожделенного стремления, которое… ах… ещё не стало реальностью. В неправедном гневе Лёшка возразил, что в нашем общении с девочками нет никакой эротики.

И тут произошёл конфуз.

Савелий Фёдорович совершенно не знал слова «эротика». Он не читал Платона. Он не читал Апулея. Он не читал даже Николая Альбертовича Куна.

Он раскрыл рот в надежде, что подоспеют мысли. Но мысли явно запаздывали, и Котик, как рыба, стал ловить ртом воздух. Надышавшись, он замер, усилием воли подогнал заблудившуюся мысль и обрушил на Лёшу всю мощь своей беспомощности:

— Алексей! Не надо думать, что все кругом дураки, а ты один умный. «Эротика»! Я понимаю, что тебе хочется покрасоваться перед девочками. Но только, если ты прочёл в какой-то умной книжке какое-то умное слово, это ещё не значит, что ты тоже поумнел. И я даже сомневаюсь, что ты сам точно понимаешь, что это означает… это слово. Я намного старше тебя, Лёша, и знаешь… как-то до сих пор обходился… без «эротики». И ничего — живу. И, между прочим, работаю заместителем начальника лагеря…

Лёша слушал Котика, закатив глаза к потолку, изо всех сил стараясь выказать полное безразличие к тому, что он говорил. Но на злополучном слове «эротика» юный пионер снова сломался. Он вздрогнул, сверху вниз посмотрел на карманного начальника, и его длинные мохнатые ресницы задрожали от жалости:

— Извините, Савелий Фёдорович, я не хотел Вас обидеть…

Но было поздно. Котик обиделся.

Он сделал последнюю ходку вдоль нашей развратной шеренги и в торце её наткнулся на длинные ноги пионерки Инги Шульман. Савелий Фёдорович вздохнул, махнул нам безвольной рукой и прошевелил вялыми губами:

— Надо сначала человеком стать, профессию получить, а потом уж…

И вышел из корпуса.

И побрёл в сторону библиотеки.

* * *

Света Медведева была фигуристкой. У неё было одно выдающееся достоинство — красивые ноги. Причём, об этом мне сказал Лёшка.

И мы стали встречаться.

Мы встречались каждый день и гуляли.

Причём Света Медведева гуляла с красными от возбуждения глазами, а я — с двояковыпуклыми брюками, которых очень стеснялся.

Нам пришла пора, а мы не знали.

На танцах мы танцевали медленные танцы. Танцевали очень медленно и очень близко. Наши друзья и подруги наблюдали за нашими танцами.

Как только мы дотрагивались друг до друга, содержимое моих брюк, пропустив команду «равняйсь!», становилось по стойке «смирно!». Света очень ценила боевую выправку и прижималась ко мне, чтобы… несколько приободрить. Я, в полнейшем смущении, отодвигался назад. Партнёрша думала, что я кокетничаю, и прижималась сильнее. Мой зад отодвигался ещё дальше. Девица была ещё настойчивей…

Этот поединок продолжался весь танец и являлся, собственно, его содержанием.

К концу всей этой свистопляски мы со Светочкой Медведевой напоминали две кавычки: она — выпуклую, а я — вогнутую.

Недавно на фотографии второго отряда я обнаружил чей-то автограф: «Больше смелости (особенно на танцах)».

* * *

Знаете ли вы, что такое «блядки»? А? Нет, ну что вы, это совершенно не то.

«Блядки» — это особый вид досуга членов дружины пионерлагеря «Факел» Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина. В период дефицита эротических фильмов и «ужастиков», «блядки» заменяли нам и то и другое.

Наши ночные бдения проходили по примитивной схеме: мальчики рассказывали кошмарные истории, а девочки делали вид, будто им страшно. Верхом блаженства было выдать страшилку с неожиданным финалом и ощутить в благодарность непроизвольное желанное прикосновение испуганной соседки.