Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Исландские саги. Ирландский эпос

• Название: Исландские саги. Ирландский эпос
• Автор: Автор неизвестен - Европейская старинная литература
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1973

Исландский народ называют самым литературным народом мира. Его называют также народом поэтов. Страсть к сочинению стихов и к мастерству в стихосложении — исландская национальная черта. Древнеисландская саговая литература очень многообразна. Из огромного количества сохранившихся до нас старых ирландских сказаний нами были выбраны для перевода образцы из двух групп саг. Первая содержит древнейшие из героических саг, а именно — относящиеся к циклу Кухулина. В таком виде, особняком, они стоят обычно и в древних ирландских рукописных сборниках. Нами подобраны те из них, которые изображают наиболее яркие моменты из жизни этого героя. Вторая группа составлена из саг довольно различных эпох и циклов. Общим для всех этих повестей является преобладание в них вместо героического элемента фантастики и трагических коллизий чувства. В комментариях к отдельным сагам или прядям даются сведения об их особенностях, исторической основе, переводах на русский язык, библиографии, а также объясняются отдельные слова и выражения, встречающиеся в них.

* * *

Исландские саги. Составление, вступительная статья и примечания М. И. Стеблин-Каменского

Ирландский эпос. Вступительная статья и примечания А. А. Смирнова

Иллюстрации к исландским сагам Рокуэлла Кента (воспроизводятся по изданию: The Saga of Gisli, Son of Sour. N. Y., 1936)

---

Вскоре Кухулин примчался к месту, где сидели девушки. Он приветствовал их. Эмер подняла свое милое лицо, узнала Кухулина, сказала ему[365]:

— Пусть бог устелет мягкую дорогу перед тобой!

— А тебе, — отвечал он, — я желаю быть невредимой от всякого зла.

— Откуда прибыл ты? — спросила она.

— Из Интиде Эмна.

— Где ночевал ты?

— Мы ночевали, — был ответ, — в доме человека, пасущего стада на равнине Тетраха.

— Чем питались вы там? — спросила она.

— Нам варили обломки колесницы, — отвечал он.

— Какой дорогой приехал ты?

— Мы проехали между двух лесистых гор.

— А дальше как?

— Не трудно ответить, — сказал он. — От покрова моря по великой тайне племени Данан и по пене двух коней Эмайн; через сад Морриган, по хребту великого кабана; по долине великой лани, между богом и пророком; по спинному мозгу жены Федельма, между кабаном и кабанихой; по берегу коней Деа, между королем Анада и его слугой, до Монкуйле, что у четырех углов света; по великому преступлению и остаткам великого пира; между большим и малым котлом до садов Луга и, наконец, до дочерей племянника Тетраха, короля Фоморов. А теперь, девушка, что скажешь ты о себе?

— Поистине, не трудно ответить, — сказала девушка. — Я — Темра женщин, самая белая из девушек, пример чистоты, нерушимый запрет, незримый страж. Скромная женщина подобна червю, подобна тростинке, к которой никто не дерзает приблизиться. Королевская дочь — это пламя гостеприимства, запретный путь. Есть бойцы, ходящие следом за мной и стерегущие, как бы кто не увидел меня без согласия их, без ведома их и Форгала.

— Кто ж бойцы эти, ходящие следом за тобой, девушка? — спросил Кухулин.

— Поистине не трудно сказать, — сказала девушка. — Двое по имени Луи, двое — Луат; Луат и Лат Гойбле, сыны Тетраха; Триат и Трескат; Брион и Болор; Бас, сын Омнаха; восемь по имени Кондла и еще Конд, сын Форгала[366]. Каждый из них обладает силой ста воинов и подвигами девяти героев. Но трудно описать мощь самого Форгала. Он сильнее любого работника, ученее друида, мыслью тоньше певца. Большим делом, чем ваши игры, было б сразиться с Форгалом. Много ходит рассказов о его мощи и доблестных подвигах.

— Почему б тебе, девушка, не включить и меня в число этих сильных людей? — спросил Кухулин.

— Если идет молва о твоих подвигах, у меня нет причины не включить тебя в их число.

— Поистине, клянусь тебе, девушка, — сказал Кухулин, — я совершу такие подвиги, что о них пройдет молва, как о славнейших подвигах других героев.

— Какова же сила твоя? — спросила Эмер.

— На это мне легко ответить, — сказал он. — Когда моя сила в бою бывает слабее всего, я могу биться с двадцатью. Одной трети моей силы хватило бы на тридцать мужей. Один я могу биться против сорока. Из страха предо мной воины бегут от брода и с поля сражения. Войска, полчища, толпы воинов бегут в ужасе пред лицом моим.

— Все это — славная драка для нежного мальчика, — отвечала девушка. — Но ты еще не достиг силы повелителя колесницы.

— Поистине, девушка, — сказал он, — хорошо я был воспитан моим милым приемным отцом Конхобаром. — Не как скряга, ждущий прибыли от детей, меж плитой и квашней, меж очагом и стеной, не у притолоки кладовой воспитал меня Конхобар, но среди повелителей колесниц и бойцов, среди музыкантов и друидов, среди певцов и ученых людей, средь хозяев и властителей земель Улада был я вскормлен, и перенял я обычаи и умение всех этих людей.

— Кто же были обучавшие тебя всем делам, которыми хвастаешь ты? — спросила Эмер.

— Поистине легко ответить на это. Прекрасноречивый Сенха обучил меня так, что я стал сильным, мудрым, проворным, ловким. Разумен я в суждении, и память у меня хорошая. Пред лицом мудрецов многим я могу ответить; я разбираюсь в словах мудрости. Я направляю умы людей Улада, и благодаря обученью у Сенхи тверды все решенья мои. Блан, властитель земель, — ибо он из королевского рода, — взял меня в дом свой, и я многое усвоил у него. Я призываю людей королевства Конхобара к королю их. Я веду беседу с ними целую неделю, определяю их способности и раздаю им добро; я помогаю им в делах чести и назначаю выкупы чести. Фергус воспитал меня так, что я сокрушаю могучих воинов силою моего мужества. Горд я в мощи и доблести моей и способен охранить рубежи страны от внешних врагов. Я — защита каждого бедняка, я — боевой вал всякого крепкого бойца. Я даю удовлетворение обиженному и караю проступки сильного. Все это приобрел я благодаря воспитанию у Фергуса. У колен певца Амаргена проводил я дни мои. Потому способен я прославить короля, восхвалив величие его. Потому могу я состязаться с кем угодно в мужестве, доблести, мудрости, блеске, разуме, справедливости, смелости. Я могу поспорить с любым повелителем колесницы. Благодарность мою воздаю я лишь одному Конхобару, Победителю в Битвах. Финдхойм вскормил меня, и Конал Победоносный — молочный брат мой. Ради Дехтире, матери моей, Катбад Милоликий обучал меня так, что я стал искусен в служении друидическом и учен в науках превосходных. Все люди Улада приняли участие в воспитании моем: как возницы, так и повелители колесниц, как короли, так и певцы верховные; я любимец войск и собраний и сражаюсь равно за честь всех. Славу и честь передали мне Луг, сын Конда, сына Этлена, и Дехтире в доме Бругском[367]. А теперь, девушка, — добавил Кухулин, — расскажи, как ты воспиталась в Садах Луга?

— Нетрудно сказать тебе, поистине, — отвечала девушка. — Я воспиталась в древних добродетелях, в законном поведении, в соблюдении чистоты, в достоинстве королевском, во всяком благонравии; признано за мною всякое достоинство и благонравие среди женщин Ирландии.

— Прекрасны добродетели эти, — сказал Кухулин. — Раз так, то почему бы не соединиться нам? Ибо до сей поры я по мог сыскать девушку, способную стать вровень со мной.

— Один вопрос я задам тебе, — сказала девушка. — Не было ли у тебя уже жены до этого?

— Не было, — отвечал Кухулин.

Тогда девушка сказала:

— Не могу я выйти замуж раньше, чем выйдет замуж моя сестра, которая старше меня, — Фиал, дочь Форгала, которую ты видишь здесь вместе со мною. Она в превосходстве владеет искусством ручной работы.

— Поистине я не ее полюбил, — сказал Кухулип. — А кроме того, никогда бы я не согласился взять в жены ту, которая знала мужа до меня; а я слышал, что эта девушка была некогда возлюбленной Кайрпре Ниафера.

В то время как они беседовали таким образом, Кухулин увидел грудь девушки, выступавшую под вырезом ее рубашки. И он сказал:

— Прекрасна эта равнина, равнина для благородной игры.

Девушка же ответила такими словами:

— Нет доступа к этой равнине тому, кто не убьет ста воинов у брода, что между Бродом Скенмен при Ольбине и Бонхуайнг Аркайтом, где быстрый Бреа рассекает бровь Федельма.

— Прекрасна эта равнина, равнина для благородной игры, — сказал снова Кухулин.

— Нет доступа к этой равнине, — отвечала она, — тому, кто нe совершит подвига убийства трижды девяти мужей одним ударом, и притом так, чтобы оставить в живых по одному мужу в середине каждой девятки.

— Прекрасна эта равнина, равнина для благородной игры, — сказал еще раз Кухулин.

— Нет достуна к этой равнине, — отвечала она, — тому, кто не бьется на поединке с Бенд Суайном, сыном Роскмелька, с конца лета до начала весны, с начала весны до майских дней и с конца майских дней снова до начала зимы.

— Так, как ты сказала, — молвил Кухулин, — и будет сделано мною.

— В таком случае я принимаю твое предложение, соглашаюсь на него и выполню его, — сказала Эмер. — Но еще один вопрос: из какого рода ты?

— Я — племянник мужа, что исчезает в лесу Бодо, — отвечал он.

— А как имя твое? — спросила она.

— Я — герой чумы, поражающей псов[368].- сказал Кухулип. После этих значительных слов Кухулин удалился, и в тот день они больше не беседовали.

Когда Кухулин ехал обратно через Брег, Лойг, его возница, спросил его:

— Скажи мне теперь, что разумел ты под словами, которыми обменялся с Эмср?

— Разве не знаешь ты, — отвечал Кухулин, — что я сватаюсь к Эмер? По этой причине и говорили мы иносказаниями, чтобы другие девушки не поняли, что я сватаюсь. Ибо, если бы Форгал узнал об этом деле, мы не получили бы его согласия.

И Кухулин повторил своему вознице всю беседу от начала до конца, поясняя каждое слово, чтобы заполнить досуг в дороге. Так продолжал он прямо свой путь и к ночи прибыл в Эмайн-Маху.

Тем временем дочери владельцев земель, соседей Форгала, рассказали своим отцам о юноше, который приезжал на великолепной колеснице, и о беседе, которую он вел с Эмер. Они прибавили, что не поняли речей их и что юноша затем уехал прямо на север по Брегской равнине. А владельцы земель рассказали обо всем этом Форгалу Хитрому.