Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Исландские саги. Ирландский эпос

• Название: Исландские саги. Ирландский эпос
• Автор: Автор неизвестен - Европейская старинная литература
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1973

Исландский народ называют самым литературным народом мира. Его называют также народом поэтов. Страсть к сочинению стихов и к мастерству в стихосложении — исландская национальная черта. Древнеисландская саговая литература очень многообразна. Из огромного количества сохранившихся до нас старых ирландских сказаний нами были выбраны для перевода образцы из двух групп саг. Первая содержит древнейшие из героических саг, а именно — относящиеся к циклу Кухулина. В таком виде, особняком, они стоят обычно и в древних ирландских рукописных сборниках. Нами подобраны те из них, которые изображают наиболее яркие моменты из жизни этого героя. Вторая группа составлена из саг довольно различных эпох и циклов. Общим для всех этих повестей является преобладание в них вместо героического элемента фантастики и трагических коллизий чувства. В комментариях к отдельным сагам или прядям даются сведения об их особенностях, исторической основе, переводах на русский язык, библиографии, а также объясняются отдельные слова и выражения, встречающиеся в них.

* * *

Исландские саги. Составление, вступительная статья и примечания М. И. Стеблин-Каменского

Ирландский эпос. Вступительная статья и примечания А. А. Смирнова

Иллюстрации к исландским сагам Рокуэлла Кента (воспроизводятся по изданию: The Saga of Gisli, Son of Sour. N. Y., 1936)

---

— Начнем празднество, — сказали улады

— Нельзя начинать его, — возразил Kyхулин, — пока не пришли Конал и Фергус.

Ибо Фергус был его приемным отцом, а Конал — молочным братом. Тогда сказал Сенха:

— Будем пока играть в шахматы, слушать песни и смотреть на состязания в ловкости.

В то время как они развлекались всем этим, на озеро, бывшее неподалеку от них, слетелась стая птиц. Более прекрасных птиц никто не видывал в Ирландии. Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.

— Я хотела бы получить по птице на каждое плечо, сказала Этне Айтенкайтрех, жена Конхобара.

— И мы все хотели бы того же самого! — воскликнули остальные.

— Если только для кого-нибудь будут пойманы эти птицы, то прежде всего для меня, — сказала Этне Ингуба, возлюбленная Кухулина.

— Как же нам быть? — спросили женщины.

— Не трудно сказать, — молвила Леборхам, дочь Ауэ и Адарк, — я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание.

Она подошла к Кухулину и сказала ему:

— Женщинам было бы приятно, если бы ты добыл им этих птиц.

Кухулин схватился за меч, грозя ударить ее:

— Уладские шлюхи не нашли ничего лучшего, как посылать меня сегодня охотиться на птиц для них!

— Ты не прав, — возразила Леборхам, — что гневаешься на них. Ведь ты виновник одного из трех ущербов, постигших уладских женщин, — виновник их кривизны.

(Ибо три ущерба постигли уладских женщин: горбатость, заикание и кривизна. Именно все те из них, что были влюблены в Конала Победоносного, горбились; те, что были влюблены в Кускрайда Заику из Махи, сына Конхобара, говорили заикаясь; те же, что были влюблены в Кухулина, кривели на один глаз ради сходства с ним, из любви к нему, — ибо когда Кухулин приходил в боевую ярость, один глаз его так глубоко уходил внутрь головы, что журавль не мог бы его достать, а другой выкатывался наружу, огромный, как котел, в котором варят целого теленка.)

— Приготовь для нас колесницу, о Лойг! — воскликнул Кухулин.

Лойг запряг коней, и Кухулин помчался на колеснице. Он совершил на птиц такой налет со своим мечом, что их лапы и крылья попадали в воду[389]. Кухулин, с помощью Лойга, захватил всех птиц и разделил их между женщинами. Каждая получила по две птицы, кроме одной лишь Этне Ингубы, которой ничего не досталось. Подошел Кухулин к своей возлюбленной.

— Ты сердишься на меня? — спросил он ее.

— Вовсе нет, — отвечала она, — я охотно уступила им этих птиц. Ведь ты знаешь, что нет среди них ни одной, которая бы не любила тебя и не принадлежала тебе хоть частью. Я же ни частицей не принадлежу никому другому: я вся твоя.

— Так не сердись же, — сказал Кухулин. — Когда снова появятся птицы на равнине Муртемне или на Бойне[390], ты получишь двух самых прекрасных из них.

Немного погодя над озером появились две птицы, соединенные в пару цепочкой из красного золота. Они пели так сладко, что все слышавшие их впадали в сон. Кухулин тотчас же устремился на них.

— Послушайся нас, не трогай этих птиц, — сказали ему Лойг и Этне. — В них скрывается тайная сила.

— Приведется, — добавила Этне, — и ты достанешь мне других.

— Вы думаете, я не сдержу своего слова! — воскликнул Кухулин. — Не бывать этому. Вложи камень в пращу, о Лойг!

Лойг взял камень и вложил в пращу. Кухулин метнул его в птиц, но промахнулся.

— Горе мне! — воскликнул Кухулин.

Он взял другой камень, снова метнул его и опять промахнулся.

— Пришла напасть на меня! — воскликнул он. — С тех нор, как владею я оружием, никогда до этого дня не давал я промаха.

Он метнул в птиц свое копье. Оно пронзило крыло одной из них, и тотчас же обе они скрылись под водой.

Тогда Кухулин отошел в сторону. Он прислонился спиной к высокому плоскому камню[391]. Тоска напала на него, и вскоре он погрузился в сон. И во сне явились ему две женщины, одна — в зеленом плаще, другая — в пурпурном, пять раз обернутом вокруг плеч. Та, что была в зеленом, подошла к нему, засмеялась и ударила его плетью. Затем подошла вторая, засмеялась тоже и ударила его таким же образом. И так длилось долго: они подходили к нему по очереди и ударяли его, пока он не стал уже совсем близок к смерти; тогда обе они исчезли.

Улады, видя, что с Кухулином творится что-то неладное, хотели его разбудить.

— Не прикасайтесь к нему, — сказал Фергус. — У него сейчас видение.

Пробудился Кухулин от сна.

— Что с тобой было? — спросили его улады.

Но он в силах был сказать только одно:

— Отнесите меня в мой дом, на постель.

Его отнесли, как он сказал, и он пролежал в постели целый год, никому не вымолвив ни слова.

Ровно год спустя, в такой же день Самайна, Кухулин лежал у себя, а вокруг него сидели несколько уладов: по одну сторону его — Фергус, по другую — Конал Победоносный, у изголовья — Лугайд Кровавых Шрамов, а у ног его — Этне Ингуба. Внезапно вошел в дом некий муж и сел напротив ложа Кухулина.

— Для чего пришел ты сюда? — спросил его Конал Победоносный.

— Если б был здоров тот, что лежит здесь, — ответил пришелец, — он был бы защитой мне от всех уладов. Больной же и слабый, каков он ныне, он мне будет еще лучшим защитником. Я пришел, чтобы с ним поговорить, и потому никого не боюсь я.

— Если так, добро пожаловать! — отвечали улады. — Не бойся никого.

Тогда поднялся пришелец и запел:

— О Кухулин, горестен вид твой!
Долго ль продлится недуг твой?
Тебя б исцелили, если б были здесь,
Милые дочери Аида Абрата.
Сказала Либан, царственная подруга
Лабрайда Быстрого на равнине Круах
(Она знала, что Фанд, милая сестра ее,
Разделить жаждет ложе Кухулина):
«Светел будет день для страны моей,
Когда Кухулин посетит ее!
Он получит здесь серебро, золото,
Сколько захочет вина для жажды своей.
О, если б уж здесь был теперь мой милый,
Герой Кухулин, сын Суалтама!
То, что предстало в сонном виденье,
Один свершишь ты, без помощи войска».
В стороне юга, на равнине Муртемне,
В ночь на Самайн, о Кухулин мой,
Не во зло себе, а на исцеленье
Встретишь ты Либан, что я шлю к тебе[392].

— Что ты за человек? — спросили его присутствующие.

— Я — Айнгус, сын Аида Абрата, — отвечал он.

И он тотчас же исчез, и никто не знал, откуда явился он и куда делся. Кухулин же поднялся с ложа своего и заговорил.

— Долго мы ждали, пока ты встанешь! — воскликнули улады. — Расскажи нам теперь, что с тобой было?

— В прошлый Самайн впал я в сон, — сказал Кухулин; и он рассказал им все, что привиделось ему.

— Что же мне теперь делать, о Конхобар, господин мой? — спросил он, окончив свой рассказ.

— Что тебе делать? — ответил тот. — Встань и пойди сейчас к тому самому камню, у которого явилось тебе видение.

Так и сделал Кухулин, и у камня этого предстала ему женщина в зеленом плаще.

— В добрый час, Кухулин, — сказала она ему.

— Для меня-то это не в добрый час, — отвечал он. — Что означало ваше посещение год тому назад?

— Мы приходили тогда вовсе не для того, чтоб причинить зло тебе, но чтобы просить тебя о дружбе и помощи. Вот и теперь меня послала к тебе Фанд, дочь Аида Абрата, чтобы переговорить с тобой. Мананнан, сын Лера, ее супруг, покинул ее, и ныне она обратила к тебе любовь свою. Я же — Либан, сестра ее. Лабрайд Быстрой на Меч Руки, супруг мой, готов отдать тебе Фанд, если только ты согласен биться хоть один день вместе с ним против Сенаха Призрака, Эоханда Пула и Эогана Инбира, врагов его.

— Сейчас я не в силах сражаться с воинами, — сказал Кухулин.

— Скоро ты будешь совсем здоров, — отвечала Либан, — и вернется к тебе вся сила, которой еще недостает тебе. Ты должен сделать это для Лабрайда, ибо он величайший герой в мире.

— Где же обитает он? — спросил Кухулин.

— Он обитает на Равнине Блаженства, — отвечала она.

— Легче бы было мне пойти в другие края, — сказал Кухулин. — Пусть сначала пойдет с тобой Лойг, чтобы разузнать страну, откуда пришла ты.

— Пусть же он идет со мной, — сказала Либан.

Лойг отправился вместе с ней, и они достигли пределов страны, где находилась Фанд. Приблизилась Либан к Лойгу и, взяв его за плечо, сказала:

— Теперь не уйдешь ты живым отсюда ни за что, если женщина не поможет тебе.

— Непривычно было для нас доселе, — сказал Лойг, — чтобы женщины защищали нас.

— Жаль, очень жаль все же, — сказала Либан, — что не Кухулин здесь сейчас вместо тебя.

— Да и я был бы рад, если б он был здесь вместо меня, — молвил Лойг.

Они двинулись дальше и пришли на берег, против которого лежал остров. Прямо перед собой на воде они увидели бронзовую ладью. Они сели в нее, переправились на остров и подошли к двери дома. Навстречу им вышел муж, Либан обратилась к нему: