Малколм Хэй - Кровь брата твоего

• Название: Кровь брата твоего
• Автор: Малколм Хэй
• Жанр: Религия

В своем исследовании Хэй обратился к оригинальным источникам, к самим основам той дьявольской ошибки, которая омрачила всю историю христианского общества на восемнадцать сотен лет. Он отстаивал свою точку зрения с завидным умением, блеском, со всей научной добросовестностью и сильной любовью к справедливости, которая и до этого отличала его книги о «цепи ошибок» в шотландской и английской истории. Хэй решил создать книгу, которая, как он чувствовал, должна была быть написана, и написана христианином. Книгу – признающую, выявляющую, анализирующую и предающую проклятию ту «цепь ошибок» в христианской теологии и этике, которая была вызвана антисемитизмом.

---

«Я не слышал ни жалоб, ни мольбы о милосердии. Я обратил внимание на семью из восьми человек: мужчина и женщина, обоим на вид около пятидесяти лет, со взрослыми детьми и внуками. Рядом пожилая женщина с седыми волосами держала на руках младенца, напевая и покачивая его. Младенец смеялся и лепетал. Муж и жена смотрели друг на друга со слезами на глазах. Отец держал за руку мальчика лет десяти и нежно говорил с ним; мальчик с трудом сдерживал слезы…»

Тут раздался крик эсэсовца: пора было вести следующую партию. Отсчитали двадцать человек и погнали их за насыпь. Обойдя насыпь, они увидели ужасный ров около 30 метров длиной и 3 метров глубиной. «Люди были плотно прижаты друг к другу и лежали грудами, так что были видны только их головы. Почти у всех по плечам струилась кровь». Они были убиты выстрелами в затылок. «Некоторые из расстрелянных еще шевелились. Некоторые подымали руки и двигали головой, показывая, что они еще живы».

Ров был уже почти заполнен; в нем было около тысячи тел. Эсэсовец-палач сидел на краю рва с автоматом на коленях и курил сигарету. Новую партию из двадцати человек, среди которых была та семья и седая женщина с младенцем, раздетых, согнали вниз по глиняным ступеням в стенке рва и заставили вскарабкаться на тела мертвых и умирающих. Они легли среди трупов. «Некоторые гладили тех, кто еще был жив, и тихо говорили с ними». Наконец, эсэсовец, бросив сигарету, начал стрелять. Грэбе заглянул в яму и «увидел дергающиеся тела одних и уже неподвижные – других, лежавших поверх горы трупов».

Евреи, убитые таким способом в Дубно, были еще счастливцами. Они избежали пыток в лабораториях, где немецкие врачи ставили опыты, изучая продолжительность агонии человеческого тела. Они не испытали леденящего ужаса гибели в газовых камерах, где сотни людей, стиснутых до предела, ожидали, когда камера заполнится отравляющим газом. Сотрудники немецкого лагерного персонала выжидали десять-пятнадцать минут, прислушиваясь к затихающим крикам. Наконец, можно было открыть дверь и войти туда.

Разгрузка газовой камеры была пыткой для других узников, которые были обречены на гибель в одной из следующих партий. Группа из четырех человек по команде надзирателей открывала дверь и входила в камеру. Одетые в особую санитарную форму, в высоких резиновых сапогах и кожаных рукавицах, они вытаскивали трупы длинными металлическими крюками. Другая группа молодых мужчин грузила трупы на тележку и везла в крематорий; и все они знали, что скоро придет и их очередь.

Ответственность за эти злодеяния, позорящие человечество, лежит не только на Гитлере и людях, сидевших на скамье подсудимых в Нюрнберге. Другой трибунал будет судить свидетелей Катастрофы, в частности, некоторых англичан, которые видели, что начались убийства и отворачивались с чувством скрытого удовлетворения. «Еврейская кровь, пролитая нацистами, – писал Ж.-П. Сартр *16 в „Портрете антисемита“, – запятнала нас всех».

Максим Горький более тридцати лет тому назад сказал, что одно из величайших человеческих преступлений – безразличие к судьбе других. Об ответственности безразличных за несколько лет до заключительного акта трагедии говорил Жак Маритэн. «Видимо, существует некое состояние человеческого ума, – сказал он в лекции, прочитанной в Париже 5 февраля 1939 года, – при котором, не одобряя крайних мер против евреев… и не декларируя антисемитизма, человек позволяет себе наблюдать еврейскую драму с безразличием рационалиста, хладнокровно следующего своим путем».

Именно безразличие, холодная отчужденность наблюдателей позволила Гитлеру превратить Европу в еврейское кладбище. Один из современников Катастрофы, англичанин Джеймс Парке, который многие годы «испытывал те же чувства, что и жертвы злодеяния», возлагает моральную ответственность за происшедшее на христианство. «Более шести миллионов преднамеренных убийств, совершенных в наши дни, в рамках нашей цивилизации, являются следствием того представления о евреях, ответственность за которое, в конечном счете, несет христианская церковь, того отношения к иудаизму, которое не только характерно для христианской церкви, но изначально восходит к самому Новому завету», – писал доктор Джеймс Парке (137, 167).

Вчитайтесь в слова одного из бывших узников Освенцима, не пытаясь сразу же найти оправдательные аргументы:

«Немецкая ответственность за эти преступления, как бы велика она ни была, – лишь вторичная ответственность. Она является чудовищным следствием общепринятой традиции, сформированной христианством. Разве можно забыть, что христианская церковь, особенно начиная с 11 века, проводила политику унижения евреев, политику еврейских погромов. У некоторых христианских народов она сохранилась и в новое время, она и сегодня существует в католической Польше. Гитлеровская система – лишь копия этой политики, доведенная до жестокого совершенства» (87, 572).

Даже в странах, не знавших погромов, именно холодное отчуждение большинства сделало возможной еврейскую трагедию в Европе.

«Я убеждён, – писал Пьер ван Паассен, – что Гитлер не смог бы совершить и не совершил бы с евреями того, что произошло… если бы мы сами активно не подготовили для этого почву нашим собственным недружелюбным отношением к евреям, нашим эгоизмом и нашим антисемитским воспитанием, вынесенным из церкви и школы» (136, 45).

Почва была подготовлена ненавистью, имеющей длительную историю. Ядовитые семена были посеяны очень давно, еще во времена раннего христианства.

Миллионы детей всех национальностей впервые услышали о евреях из рассказа о порочных людях, убивших Христа: был осужден евреями, распят евреями. Потом они узнавали, что Бог покарал этих порочных людей и навсегда проклял их народ, поэтому они стали изгоями и не могут жить вместе с христианами. Когда дети вырастали, они начинали размышлять о смысле учения Христа, о Его жизни, смерти и воскресении. Потом для кого-то из них христианство могло стать лишь формальностью, но большинство продолжало исповедовать его в степени, достаточной для того, чтобы сохранить ненависть к вероломному еврейскому народу, народу христопродавцев и богоубийц.

Хотя распространенное представление о том, что «евреи распяли Христа», восходит к ранним временам христианской церкви, оно не находит ни малейшего подтверждения в тексте Нового завета. Евангелисты Св. Матфей, Св. Марк и Св. Лука постоянно старались подчеркнуть, что еврейский народ, их собственный народ, по большей части не ведал о происходящих событиях и не нес ответственности ни за арест, ни за суд, ни за казнь Иисуса. Рассказ Св. Матфея об этих событиях недвусмысленен. В двадцать шестой главе своего Евангелия он прямо пишет о том, что «евреи» не имели отношения к заговору против Христа, объясняет, кто были заговорщики и почему им приходилось действовать тайно. «Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить» (Матф., 26:3-4). Они опасались, что «евреи» могут обнаружить их козни и поднять мятеж.

Заговор, завершившийся казнью на Голгофе, начал складываться на собрании во дворе Каиафы. Эти люди замыслили дело, которое, как они знали, не встретит народного одобрения. Еврейский народ не желал того, что они собирались совершить. Они не представляли ни двух миллионов евреев, живших в то время в Палестине, ни миллиона евреев, живших в Египте, ни нескольких миллионов евреев, рассеянных по всей Римской империи. По меньшей мере три четверти всех этих людей прожили жизнь и умерли, ни разу не услышав имени Христа.

Заговорщики не выражали воли и большинства евреев Иерусалима. Они, как объясняет Матфей, боялись захватить Иисуса в праздничный день, «чтобы не сделалось возмущения в народе» (Матф., 26:5), должны были действовать быстро и избегать огласки. Они прибегли к услугам толпы бездельников и негодяев, которую всегда легко возбудить для совершения грязных дел, и с ее помощью создать видимость народной поддержки. Эта толпа составляла большинство среди присутствовавших на суде, и это они отвечали Пилату, пытавшемуся умиротворить их и спасти Иисуса; их слова доподлинно приводит Матфей: «И весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Матф., 27:25).

И хотя Матфей разъясняет, что «весь народ» означал лишь тех, кто присутствовал, когда «первосвященники и старейшины возбудили… просить Варавву, а Иисуса погубить» (Матф., 27:20), его рассказ в течение столетий использовался бесчисленными христианскими проповедниками для разжигания ненависти и оправдания еврейских погромов. «О, проклятый народ, – гремел с кафедры Боссюэ *17, – твоя просьба исполнится в полной мере: эта кровь будет преследовать тебя до отдаленнейших поколений, пока, наконец, Господь, утомившись отмщением, не обратит в конце времен свое сердце к жалким остаткам твоего племени».