Джеральдина Брукс - Люди книги

• Название: Люди книги
• Автор: Джеральдина Брукс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-061562-9, 978-5-403-03036-6

Наши дни, Сидней. Известный реставратор Ханна Хит приступает к работе над легендарной «Сараевской Аггадой» — одной из самых древних иллюстрированных рукописей на иврите.

Шаг за шагом Ханна раскрывает тайны рукописи — и заглядывает в прошлое людей, хранивших эту книгу…

Назад — сквозь века. Все дальше и дальше. Из оккупированной нацистами Южной Европы — в пышную и роскошную Вену расцвета Австро-Венгерской империи. Из Венеции эпохи упадка Светлейшей республики — в средневековую Африку и Испанию времен Изабеллы и Фердинанда.

Книга открывает секрет за секретом — и постепенно Ханна узнает историю ее создательницы — прекрасной сарацинки, сумевшей занять видное положение при дворе андалузского эмира. Завораживающую историю запретной любви, смертельной опасности и великого самопожертвования…

---

Джеральдина Брукс Люди книги

Сараево, Апрель 1996

Забирайте Сараево. Вы его заслужили.

Слободан Милошевич, 1995 г.

I

Скажу сразу: это не мой стиль работы. Предпочитаю трудиться в одиночестве, в своей чистой, тихой и светлой лаборатории. Тут и кондиционер, и все, что нужно, под рукой. Впрочем, у меня репутация человека, который при необходимости с тем же успехом будет работать и вне родных стен. Это в тех случаях, когда музеи не хотят тратиться на транспортную страховку, либо частные коллекционеры боятся показать, чем обладают на самом деле. За свою жизнь я облетела полмира, а все потому, что у меня интересная работа. Но никогда еще не была я в таком месте, как это: в зале заседаний банка, в центре города, где пять минут назад люди стреляли друг в друга.

В моей лаборатории не маячат за спиной охранники. В музее, конечно же, есть несколько незаметных людей, обеспечивающих безопасность, но никому из них и в голову не придет вторгнуться в мое рабочее пространство. Не то, что здесь. Их тут шесть. Два банковских охранника, двое из боснийской полиции, присматривающие за банковскими, еще двое — миротворцы ООН. Эти контролируют боснийцев. Все громко разговаривают по-боснийски или по-датски, а переговорные устройства при этом трещат как оглашенные. Словно всего этого недостаточно, к нам приставлен официальный представитель ООН Хамиш Саджан. Впервые вижу шотландского сикха в безупречном твидовом костюме и тюрбане цвета индиго. Я попросила его сказать боснийцам, что не положено курить в помещении, в котором вот-вот появится рукопись пятнадцатого века. Узнав это, они еще больше заволновались.

Я, впрочем, дергалась не меньше их. Мы прождали почти два часа. Все это время я старалась занять себя чем-то полезным. Охранники помогли мне передвинуть большой стол поближе к окну. Я собрала стереомикроскоп, разложила инструменты: цифровые камеры, пробники, скальпели. В мензурке на обогревателе растворялся желатин, поджидали своего часа льняные нити, мучной клейстер, золотой лист, а еще и конверты из пергамина: вдруг повезет обнаружить что-нибудь в переплете. Вы не представляете, как много можно узнать о книге, изучая состав попавшей в нее хлебной крошки. Я подготовила куски телячьей кожи, рулоны изготовленной вручную бумаги различных тонов и текстур. Уложенный в раму пенопласт готов был принять в свои объятия книгу. Если только ее вообще принесут.

— Как думаете, сколько нам еще ждать? — спросила я у Саджана.

Он пожал плечами.

Должно быть, представитель Национального музея задерживается. Поскольку книга — собственность музея, без него банк не может достать ее из хранилища.

Не в силах успокоиться, я подошла к окну. Мы находились на верхнем этаже. Здание банка времен Габсбургов напоминало свадебный торт. Фасад испещрен следами угодивших в него снарядов, как, впрочем, и все остальные городские здания. Я приложила руку к стеклу — сквозило. На календаре весна. Внизу в садике у входной двери расцвели крокусы. А утром выпал снег, и чашечка каждого цветка вспенилась, словно капуччино. Нет худа без добра: снег сделал освещение комнаты ровным и ярким. Отличные условия для работы… Если только удастся поработать.

Просто, чтобы занять себя чем-то, развернула скрученные в рулон бумаги. Металлической линейкой распрямила каждый лист в отдельности. Звук металла напомнил шум прибоя, доносящийся до моей квартиры в Сиднее. Заметила, что дрожат руки. Этого еще не доставало! При таком треморе не поработаешь.

Своими руками я похвастаться не могу. Обветренные, покрытые венами, они, словно чужие, приставлены к запястьям. А запястья — слава тебе, господи, — тонкие и гладкие, как и все мое тело. «Руки поденщицы», — так высказалась мама в пылу нашей последней ссоры. Потом мы встретились в «Космополитене» за чашкой кофе и сидели, словно две ледышки. Чтобы ее позлить, я специально натянула на руки хозяйственные перчатки. «Космополитен», возможно, единственное место в Сиднее, где люди не понимают шуток. Мама поняла. Сказала, что мне следовало подобрать шляпу в тон к перчаткам.

Под ярким светом мои руки выглядели даже хуже обычного: красные и шелушащиеся. Я соскабливала пемзой жир с коровьих внутренностей. Если живешь в Сиднее, не так-то просто добыть эти самые внутренности. С тех пор как из бухты Хоумбуш убрали скотобойню и принялись наводить красоту к Олимпиаде-2000, за рабочим материалом приходится отправляться на поиски, а когда добираешься до нужного места, трудно войти в ворота, потому что дорогу преграждают защитники животных. Люди никак не поймут, зачем тебе понадобился метр телячьих кишок. Но если намереваешься работать с материалами пятисотлетней давности, должен знать, как их тогда изготовляли. Так говорил мне мой учитель, Вернер Генрих. Он сказал, что, сколько ни читай об измельчении пигментов и смешивании гипса, единственный способ понять — это самому все сделать. Если я хочу узнать, что описано в старинных методиках, мне нужно самой сделать золотой лист, постучать по нему, сложить и снова постучать. При этом надо положить лист на то, к чему он не пристанет, например на мягкую поверхность выскобленной телячьей кишки. В результате получишь маленькую пачку листков, каждый тоньше одной тысячной миллиметра. А вот руки в итоге выглядят просто ужасно.

Сжала руку в кулак, пытаясь разгладить старушечью кожу, а заодно и унять дрожь. Нервничать стала с того момента, как пересела в Вене на другой самолет. Я много путешествую, это неизбежно, если живешь в Австралии, а тебя приглашают принять участие в интересных проектах, имеющих целью сохранение средневековых рукописей. Однако в горячие точки не езжу. Я знаю, есть люди — военные корреспонденты — они едут в такие места и пишут потом замечательные книги. Должно быть, думают: «Это со мной не случится», и, благодаря оптимизму, все у них получается. Я же законченный пессимист. Если в стране, которую я посещаю, есть снайпер, он наверняка дожидается, когда я появлюсь в перекрестии его прицела.

Войну видишь еще до приземления. Когда самолет прорвал толстые серые облака (похоже, это обычное состояние европейского неба), мне показались знакомыми маленькие дома под прокопченными черепичными крышами, точно такой же вид открывается в Сиднее: выгнутый дугой Бонди-Бич и дома под красными крышами у темно-синего моря. Приглядевшись, увидела, что дома наполовину разрушены, они торчали, словно гнилые зубы в старческом рту.

Над горами вошли в зону турбулентности. Я не могла заставить себя смотреть вниз и опустила шторку. Парень, сидевший возле меня, разнорабочий, судя по камбоджийскому шарфу и измученному малярией лицу, явно хотел посмотреть в иллюминатор, но я проигнорировала его невольное движение и попыталась отвлечь вопросом:

— Вы зачем сюда?

— Убирать мины.

Мне хотелось пошутить, сказать что-то вроде «бизнес в разгаре», однако, вопреки обыкновению, я удержалась. Мы приземлились, он встал, поднялись и все остальные пассажиры, столпились в проходе. Парень взвалил на спину огромный рюкзак и едва не сломал нос мужчине, стоявшему позади него. Все как в наших автобусах в Бонди.

Наконец дверь отворилась, и пассажиры двинулись вперед, точно приклеенные один к другому. Я единственная до сих пор оставалась на месте. Словно проглотила камень, припечатавший меня к сиденью.

— Доктор Хит? — окликнула стюардесса.

Я чуть было не сказала: «Нет, это моя мать», но сообразила, что она имела в виду меня. В Австралии только идиоты гордятся своими званиями, и при регистрации я уж точно на нее не ссылалась.

— Эскорт из ООН ожидает вас у самолета.

Ах, вот оно что! Я успела заметить, что эта организация любит награждать каждого звучным титулом.

— Эскорт? — тупо повторила я. — У самолета?

Мне говорили, что меня встретят, но я думала, что это будет такси и меня будет ждать шофер с табличкой с нацарапанным на ней моим именем, причем непременно с ошибкой. Стюардесса одарила меня широкой немецкой улыбкой, перегнулась и подняла на иллюминаторе шторку. Я выглянула и увидела, что возле хвоста самолета стоят три огромных бронированных автомобиля с тонированными стеклами, в таких возят американских президентов. То, что, казалось бы, должно было меня вдохновить, напротив, сделало камень у меня на сердце еще тяжелее. За автомобилями, в высокой траве, щиты на разных языках предупреждали о минах. Я видела ржавеющий остов огромного транспортного самолета. Видно, промахнулся мимо взлетной полосы и напоролся на неприятность. Обернулась к сияющей фрейлейн.

— А разве распоряжение о прекращении огня не соблюдается? — спросила я.

— Соблюдается, — радостно ответила девушка. — По большей части. Может, помочь с ручной кладью?