Джон Толкин - О волшебных историях

• Название: О волшебных историях
• Автор: Джон Толкин
• Издательство: Азбука
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000
• ISBN: 5–267–00415–4

Лекция «О волшебных историях» («On Fairy Stories») стала манифестом художественных принципов Толкиена. Он выступает против бытующего мнения о том, что сказки предназначены для детей, доказывая, что взрослые должны воспринимать их как естественную ветвь литературы. Сказка дарует людям радость счастливого финала, она отрицает полное и окончательное поражение человека.

---

А теперь, хотя я лишь коснулся (причем поверхностно) вопроса о феях и эльфах, необходимо вернуться к началу рассуждения, так как я отклонился от Основной темы: волшебные сказки. Я упомянул, что определение «истории о волшебных существах» — слишком узкое. Оно остается таковым, даже если отбросить «маленький рост» волшебных существ, потому что для нормального англичанина волшебные сказки — это истории не о феях и эльфах, а о Волшебной Стране, т. е. о том мире или королевстве, где, помимо фей и эльфов, а также гномов, ведьм, троллей, великанов и драконов, чего только нет: там есть моря, солнце, луна, небо; там есть земля и все, что с ней связано — деревья и птицы, вода и камень, вино и хлеб, да и мы сами, смертные люди, если оказались во власти чудесных чар.

Истории, посвященные исключительной жизни фей, которые в современном английском языке включаются в понятие «эльфы», сравнительно редки и, как правило, малоинтересны. Гораздо чаще хорошие сказки повествуют о приключениях именно человека в волшебном царстве, полном опасностей, или у его туманных границ. Это и естественно, ибо если эльфы действительно существуют и при этом независимо от наших сказок о них, то безусловно верно следующее: эльфам, в общем–то, нет дела до людей, а людям — до эльфов. У нас с ними разные судьбы, и наши пути редко пересекаются. Даже близ границ Волшебной Страны мы с ними встречаемся лишь случайно[4].

Таким образом, определение волшебной сказки — что она такое или чем должна быть — зависит не от определения или исторического анализа понятий «эльф» и «фея», а от самой природы Волшебной Страны, от тех ветров, что веют там. Не стану даже пытаться найти этому какое–то определение или просто описывать. Это невозможно. Здесь словесные тенета не помогут, ибо одна из особенностей Волшебной Страны — быть доступной восприятию, но не описанию. Понятие это включает множество составляющих, но анализ каждого из них вряд ли откроет тайну целого. И все же надеюсь, что сказанное далее по другим вопросам даст представление и о том, какою мне видится Волшебная Страна. Пока же скажу лишь одно. Волшебная сказка — это такая история, которая имеет непосредственное отношение к Волшебной Стране, сама будучи любого жанра — сатирической, приключенческой, морализаторской или фантастической.

Само же слово «волшебство» имеет почти точный синоним: «магия», однако это магия особого рода и направленности, полярно противоположная вульгарным приемам старательного, действующего согласно магической науке колдуна. Существует непременное условие: если сказка сатирическая, смеяться нельзя лишь над одним — над самим волшебством. Даже в такой сказке его следует принимать всерьез, без шуток и рациональных объяснений. Достойный восхищения пример такой серьезности — средневековый роман «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь».

Но даже если мы постараемся остаться в рамках этих смутных, неопределенных ограничений, станет ясно, что многие, включая специалистов, употребляют термин «волшебная сказка» весьма непродуманно. Беглого знакомства с недавно выпущенными «сборниками волшебных сказок» достаточно, чтобы убедиться: истории о феях, о волшебных существах (любого места обитания) и даже о гномах и гоблинах составляют лишь малую часть их содержания. Ясно, что этого и следовало ожидать. Но в сборниках мы находим также множество сказок, которые не только не рассказывают о Волшебной Стране, но вообще не имеют к ней ни малейшего отношения, так что нечего было их и включать.

Приведу несколько примеров того, что, на мой взгляд, подлежит изъятию, а помимо этого поможет определить, какие сказки не являются волшебными. Заодно мы подойдем непосредственно ко второму вопросу: каково происхождение волшебной сказки?

Количество сказочных сборников сейчас очень велико. Среди опубликованных в Англии, пожалуй, ни один не может соперничать по богатству состава, популярности и прочим достоинствам с двенадцатью разноцветными книжками, за которые мы должны благодарить Эндрью Лэнга и его жену. Первая из них («Синяя книга сказок») вышла в 1889 году, но до сих пор переиздается. Большая часть ее содержания испытание временем более или менее выдерживает. Анализировать эти сказки не стану, хотя такой анализ мог бы представлять интерес. Замечу только, что среди историй, включенных в этот сборник, нет ни одной посвященной собственно «феям», и в очень немногих вообще о них упоминают. Большая часть сказок заимствована из французских источников. Для того времени это был во многих отношениях правильный выбор. Возможно, так следует поступать и сейчас, хотя я с детства не люблю французские сказки. Во всяком случае, Шарль Перро, чьи «Сказки моей Матушки Гусыни» (1697) были переложены на английский еще в XVIII веке, и широко известные отрывки из огромных запасов «Комнаты фей» оказали на моих соотечественников такое влияние, что и сегодня, если попросить кого–нибудь назвать типичную волшебную сказку, он скорее всего приведет французский пример: «Золушку», «Кота в сапогах» или «Красную шапочку». Кое–кому, возможно, прежде всего придут в голову сказки братьев Гримм.

Но как отнестись к появлению в «Синей книге сказок» «Путешествия в Лилипутию»? Мое мнение таково: это не сказка — ни в свифтовском варианте, ни в пересказе Мэй Кендалл. В сборнике сказок этому произведению делать нечего. Боюсь, оно там появилось только потому, что лилипуты маленького, даже очень маленького роста — это вообще их единственная, специфическая особенность. Но в Волшебной Стране, так же как и в нашем мире, малый рост — всего лишь случайность и не является значимым фактором. Пигмеи ничуть не ближе к феям, чем патагонцы. Я против включения этой истории в сборник сказок вовсе не из–за ее сатирической направленности. Во многих настоящих волшебных сказках постоянно или время от времени присутствует сатира. Даже во многих мифологических сказках непременно есть элементы сатиры, хотя теперь мы их так уже практически не воспринимаем. Я выкинул бы «Путешествие в Лилипутию» из сборника потому, что по жанру это не сказка, а рассказ о путешествии. Такие рассказы изобилуют чудесами, но чудеса эти происходят в нашем мире, в каком–то вполне конкретном его уголке и в наше время. От нас их отделяет лишь расстояние. У историй про Гулливера не больше прав называться сказками, чем у небылиц про барона Мюнхгаузена или, скажем, у «Первых людей на Луне» и «Машины времени». Можно даже сказать, что элои и морлоки «волшебнее» лилипутов. Лилипуты — просто люди, которых презрительно рассматривает великан ростом выше дома. Элои же и морлоки живут так далеко, в такой глубокой бездне времени, что кажутся заколдованными; и если они — наши потомки, то стоит припомнить, что древние мудрецы, создатели «Беовульфа», считали ulfe, эльфов, предками человека по линии Каина. Эти чары расстояния, особенно во времени, ослаблены только самой нелепой и противоестественной машиной времени. На этом примере, кстати, видно, почему границы волшебной сказки неизбежно оказываются размыты. Магия Волшебной Страны не замыкается сама на себя, ее достоинство в том, что она воздействует на других. Так, она способна исполнить некоторые исконные человеческие желания, например познать глубины пространства и времени. Или, как мы увидим далее, — общаться с другими живыми существами. Таким образом, если в истории рассказывается о попытке удовлетворить эти желания (неважно, с помощью машины, волшебства или без них), то она — пропорционально достигнутому в ней успеху — приближается к волшебной сказке и обретает ее аромат.

Далее. Кроме рассказов о путешествиях, я бы также исключил из круга волшебных сказок любую историю, которая для объяснения происходящих в ней чудес пользуется мотивом сновидения или усыпления человека при помощи машины. Даже если пересказанное сновидение само по себе во всех отношениях и похоже на волшебную сказку, все повествование в целом, на мой взгляд, никуда не годится, ибо напоминает хорошую картину в перекошенной раме. Нет сомнений, что сновидение связано с Волшебной Страной. Во время сна могут высвобождаться необычные силы души. Порою в сновидениях человек ненадолго обретает волшебную способность не только создавать, но и оживлять сказку, расцвечивая ее всеми цветами радуги. Бывает, что сон — это волшебная сказка, по своей естественности и мастерству близкая к тем, что рассказывают эльфы, — но только пока сновидение длится. Однако если бодрствующий автор заявляет, что его история — всего лишь сон, значит, он намеренно обманывает ожидания читателя, искони связанные с Волшебной Страной: увидеть исполнение воображаемого чуда, независимо от сознания, его породившего. Об эльфах часто говорят (не знаю, правда это или ложь), что они создают иллюзии, обманывают людей «фантазиями». Но это — их дело. К нашей проблеме оно отношения не имеет. Во всяком случае, подобные фокусы случаются в сказках, где сами волшебные существа вовсе не иллюзорны, где за «фантазиями» скрываются вполне реальные устремления и силы, независимые от сознания и целей человека.