Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 2

• Название: Базар житейской суеты. Часть 2
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

Родился в Индии в семье чиновника Восточно-Индийской компании. Учился в Англии, окончил Кембриджский университет. В студенческие годы проиграл в поэтическом состязании Альфреду Теннисону, будущему поэту-лауреату британской короны. В Кембридже Теккерей познакомился и с Эдвардом Фицджеральдом, который стал его лучшим другом. В юности думал посвятить себя искусству книжной иллюстрации, предлагал услуги художника Диккенсу, выпускавшему "Записки Пиквикского клуба", но получил отказ. Начинал сатирическимиочерками и пародиями, среди которых можно выделить повесть "Кэтрин" (1839) — травести так называемого "ньюгейтского романа" (по названию тюрьмы в Лондоне), таившей в себе едва завуалированную насмешку над "Оливером Твистом". Отношения с Диккенсом и дальшебыли отмечены соперничеством; обоюдная неприязнь едва не привела к дуэли. "Записки Барри Линдона, эсквайра" (1844), которыми Теккерей дебютировал как романист, обозначили его интерес к XVIII в. "История Генри Эсмонда" (1852), продолженная "Виргинцами"(1859), принесла Теккерею славу "романиста воспоминаний", как отозвался о нем Г.К. Честертон. Роман "Ярмарка тщеславия", законченный в 1848 г., стал самым признанным из произведений Теккерея. Среди других его романов наиболее известны "История Пенденниса" (1850) и "Ньюкомы" (1855).

---

Волненіе, произведенное повсюду свѣжимъ политическимъ событіемъ, было такого рода, что въ столицѣ почти не обращали вниманія на частныя дѣла, и вотъ почему собственно Джорджъ Осборнъ, занятый приготовленіями къ неизбѣжно-предстоявшему походу, пропускалъ почти мимо ушей всѣ другія событія, которыя, нѣтъ сомнѣнія, были бы для него интересны въ мирное время. Сказать правду, онъ не слишкомъ огорченъ былъ катастрофой, разразившейся надъ головою добраго мистера Седли. Онъ имѣлъ поэтическое совѣщаніе съ своимъ портнымъ въ тотъ самый день, когда кредиторы въ первый разъ обступили этого несчастнаго джентльмена. Старикъ-отецъ разсказалъ ему о постыдномъ и безчестгомъ поведеніи банкрота, намекнулъ деликатнымъ образомъ о необходимости прервать всякія сношенія съ легкомысленной дѣвочкой, и, въ заключеніе, далъ ему въ тотъ вечеръ значительную сумму денегъ для закупки разныхъ разностей, необходимыхъ для похода, Джорджъ принялъ деньги съ великимъ удовольствіемъ, и пожелалъ своему родителю спокойной ночи. Печатныя объявленія уже висѣли надъ окнами дома Седли, гдѣ онъ провелъ многое множество пріятныхъ часовъ. Джорджъ ясно разсмотрѣлъ ихъ при свѣтѣ луны, когда проходилъ мимо этого дома на свою городскую крартиру. Стало-быть, гостепріимный домъ былъ запертъ для бѣдной Эмми и родителей ея; куда жь они дѣвались, и гдѣ ихъ настоящій пріютъ? Мысль о погибели несчастнаго семейства произвела непріятное впечатлѣніе на его душу. Джорджъ былъ въ этотъ вечеръ очень задумчивъ и печаленъ въ общей залѣ гостинницы «Пестраго Быка», гдѣ была его квартира, и пилъ слишкомъ много, такъ-что это обратило на него вниманіе товарищей, сидѣвшихъ за общимъ столомъ.

Скоро пришелъ Доббинъ, и заботливой рукою отстранилъ отъ него четвертый или пятый стаканъ пунша, который онъ велѣлъ подать себѣ собственно отъ скуки; но когда другъ Доббинъ обнаружилъ намѣреніе вступить съ нимъ въ серьезный разговоръ, Осборнъ отклонился отъ всякихъ отвѣтовъ, и признался, что ему чертовски грустно.

Черезъ три дня, Доббинъ засталъ своего друга въ его комнатѣ. Осборнъ сидѣлъ, облокотишимсь руками на столъ, заваленный газетными листами, и былъ, казалось, погруженъ въ мрачное раздумье,

— Что съ тобою, мой другъ? съ безпокойствомъ спросилъ кептенъ Доббинъ.

— Она… она прислала мнѣ назадъ… мои подарки… вотъ эти. демонскія побрякушки. Посмотри сюда! Доббинъ взглянулъ на пакетъ съ надписью: «Капитагу Джорджу Осборну». Надпись была сдѣлана извѣстною рукою. Подлѣ пакета въ безпорядкѣ лежали: золотое колечко, серебряный перочинный ножикъ, купленный для нея на ярмаркѣ Джорджемъ, когда онъ былъ еще мальчикомъ, золотая цѣпочка и миньятюрный медальйонъ съ волосами.

— Все кончено! сказалъ Осборнъ съ глубокимъ стономъ, вызваннымъ, вѣроятно, угрызеніемъ совѣсти. Вотъ тебѣ, Вилльямъ, читай, если хочешь.

Онъ подалъ ему небольшое письмецо изъ нѣсколькихъ строкъ. Доббинъ прочиталъ:

«Папенька приказалъ мнѣ возвратить вамъ всѣ сій подарки, полученные отъ васъ въ счастливые дни моей жизни. Я пишу къ вамъ въ послѣдній разъ. Не сомнѣваюсь, вы также какъ я чувствуете всю силу поразившаго насъ удара. Я первая разрѣшаю васъ отъ обязательства, котораго исполненіе невозможно при настоящей бѣдности нашего семейства. Я увѣрена также, что вы не раздѣляете жестокихъ подозрѣній господина Осборна, которыя, быть-можетъ, всего болѣе сокрушаютъ разбитое сердце моего отца. Прощайте. Прощайте. Стану молиться Богу, чтобы онъ подкрѣпялъ меня среди всѣхъ этихъ несчастій, и благословилъ васъ навсегда. А.

«Я буду играть на фортепьяно, — на вашемъ фортепьяно. Какъ это мило съ вашей стороны прислать мнѣ эту — теперь уже единственную мою драгоцѣнноеть!»

Доббинъ былъ джентльменъ удивительно нѣжный. Взглядъ на страдающихъ дѣтей или женщинъ всегда приводилъ его въ трогательяое умиленіе. Мысль, что Амелія скорбитъ душевно и томится въ своемъ одиночествѣ, переполняла его душу невыразимою тоской, и онъ обнаружилъ такіе признаки внутренняго волненія, которые, быть-можетъ, не совсѣмъ приличны мужу съ характеромъ рѣшительнымъ и твердымъ. Онъ клялся, что Амелія — небесный ангелъ, и съ этимъ мнѣніемъ Джорджъ согласился теперь отъ чистаго сердца. Еще разъ мистеръ Осборнъ пересмотрѣлъ исторію ихъ общей жизни, и воображеніе нарисовало ему картину этой дѣвушки съ дѣтскихъ ея лѣтъ до перваго цвѣта роскошной юности: всегда и вездѣ такъ она мила, невинна, очаровательно-простодушна и безъискусственно-нѣжна!

И неужели онъ долженъ потерять все это тогда, какъ ему ничего не стоило овладѣть сокровищами этой юной души?.. Тысячи нѣжныхъ сценъ и воспоминаній пронеслись передъ его умственнымъ взоромъ: вездѣ, всегда и во всемъ она была прелестна и добра. А онъ?.. мистеръ Джорджъ Осборнъ покраснѣлъ отъ стыда и угрызеній, когда собственный его эгоизмъ и равнодушіе пришли въ контрастъ съ этой совершеннѣйшей чистотою. Онъ забылъ теперь шумныя явленія въ политическомъ мірѣ, забылъ свой честолюбивые планы, и друзья начали разсуждать только о дочери банкрота.

— Гдѣ они теперь? спросилъ Осборнъ послѣ продолжительной бесѣды и длинной паузы.

Надобно сказать къ его стыду, что, съ нѣкотораго времени, онъ совершенно выпустилъ изъ вида свою невѣсту, и не зналъ, куда переселилось несчастное семейство Джона Седли.

— Гдѣ они теперь? къ письму не приложенъ адресъ.

Доббинъ зналъ гдѣ они. Онъ не только отослалъ къ нимъ фортепьяно, но въ добавокъ отправилъ, по городской почтѣ, письмо къ мистриссъ Седли, испрашивая позволеніе навѣщать ихъ на знаменитыхъ Виллахъ Аделаиды. И не далѣе какъ вчера онъ видѣлъ добрую старушку, видѣлъ миссъ Амелію и, что всего важнѣе, самъ принесъ въ гостинницу «Пестраго Быка» это прощальное письмо и пакетъ, которые такъ глубоко растрогали душу и сердца обоихъ друзей.

Добросердечный джентльменъ съ удовольствіемъ увидѣлъ, что мистриссъ Седли изъявила полную готовность принять его радушно, какъ одного изъ короткихъ пріятелей, навѣщавшихъ ея госгепріимный домъ на Россель-Скверѣ. Старушка находилась еще подъ вліяніемъ свѣжихъ впечатлѣній послѣ прибытія фортепьяно, которое, какъ она догадывалась, прислалъ Джорджъ въ знакъ памяти и дружбы. Не считая нужнымъ исправлять эту ошпбку достойной леди, кептенъ Доббинъ выслушалъ внимательно ея длинную и жалобную повѣсть, соболѣзновалъ ея лишеніямъ. и бѣдствіямъ, и вполнѣ согласился, что старикъ Осборнъ обнаружилъ чорную неблагодарность къ своему благодѣтелю и другу. Когда наконецъ мистриссъ Седли поугомонилась въ изліяніи сердечной грусти, Доббинъ осмѣлился попросить позволеніе засвидѣтельствовать лично свое почтеніе миссъ Амеліи, которая, какъ-обыкновенно, была всегда наверху въ своей одинокой каморкѣ. Черезъ нѣсколько минутъ, мать свела ее съ лѣстницы, и бѣдняжка вошла въ комнату, трепещущая и блѣдная какъ полотно.

Ея могильная наружность и мрачныя черты отчаянія на всей ея фигурѣ были такъ поразительно-рѣзки, что благородный Вилльямъ Доббинъ затрепеталъ при взглядѣ на юную страдалицу, и ясно разобралъ на ея челѣ роковые слѣды зловѣщихъ предчувствій. Она посидѣла съ нимъ минуты двѣ или три, и потомъ, вручая ему пакетъ, проговорила голосомъ нерѣшительнымъ и. слабымъ:

— Потрудитесь отдать это капитану Осборну и… и я надѣюсь, что онъ совершенно здоровъ и… это очень любезно, что вы пожаловали къ намъ и… и мы всѣ полюбили нашъ новый домикъ, и намъ здѣсь хорошо. И… и… я пойду наверхъ, мама, потому, что… такъ… мнѣ что-то не здоровится сегодня. Прощайте, капитанъ.

Съ этими словами, миссъ Амелія сдѣлала книксенъ, улыбнулась, и побрела назадъ въ свою каморку. Мать, провожая ее наверхъ, бросила на Доббина взглядъ, исполненный отчаянной тоски; но великодушный джентльменъ не нуждался въ такомъ безмолвномъ обращеніи къ себѣ; онъ самъ любилъ ее слишкомъ нѣжно, чтобы не сочувствовать ея горю. Невыразимая грусть, соболѣзнованіе, страхъ, глубоко заронились въ его душу, и онъ поспѣшилъ удалиться изъ этого пріюта нищеты и скорби.

Какъ-скоро мистеръ Осборнъ услыхалъ, что пріятель его знаетъ, гдѣ они живутъ, вопросы его обнаружили нетерпѣніе и пылкость пробудившейся страсти. Какъ онъ ее видѣлъ? Въ какомъ положеніи засталъ? Что она дѣлала? Что говорила?

Кептенъ Доббинъ взялъ его руку, пристально взглянулъ ему въ лицо, и сказалъ:

— Джорджъ! Она умираетъ!

Больше ничего не могъ вымолвить кептенъ Доббинъ.

Во всемъ домѣ, гдѣ пріютилось несчастное семейство банкрота, была только одна служанка, бойкая ирландская дѣвушка, исправлявшая всѣ обязанности горничной и кухарки. Нѣсколько дней сряду она старалась утѣшить свою барышню и разогнать ея тоску своею болтовней; но Эмми ничего не отвѣчала; едва-ли даже и знала она какія попытки дѣлаются въ ея пользу другими людьми.