Наталия Осояну - Завеса теней

• Название: Завеса теней
• Автор: Наталия Осояну
• Жанр: Фэнтези

---

— Шансов нет, Птаха, — задумчиво произнес Иеронимус. — Тебе не видать легкой смерти, а жизни — тем более. Поверь, я не испытываю к тебе личной ненависти. Пора бы уже понять — и смириться или раскаяться. Единый, Изначальный примет тебя в объятия…

— Мне они не нужны, — промолвил Эльмо. — А шанс есть всегда… до последнего вздоха.

— Так дыши, — ухмыльнулся Иеронимус. — Пока есть возможность.

Дверь отворилась, и вошла ноблесса. Она не носила украшений и одета была скромно, в простое серое платье, но все-таки никто не принял бы её за служанку. Коротко поздоровавшись с инквизитором, она взглянула на ноги чародея, на которых кожа местами стерлась до живого мяса, и тотчас повелела слуге подать её лекарский сундучок.

Эльмо зажмурился, когда она начала смазывать его мозоли каким-то жгучим составом темно-зеленого цвета, но не издал ни звука.

— Это разрешенные травы, отче, — сказала Эуфемия, заметив, что инквизитор с интересом заглядывает в её сундучок. — Заячья кровь, маун, проскурняк… у меня нет ни куриной слепоты, ни дур-зелья, ни, тем более, сонной одури. Можете быть совершенно спокойны.

— Я спокоен, — бесстрастно отозвался Иеронимус. — Вы умелый лекарь.

— Слуги часто болеют, а ранятся ещё чаще, — Эуфемия пожала плечами. — Так уж вышло, что Единый не дал мне особой склонности к вышиванию или шитью, но врачевать мне нравится. Надеюсь, — она лукаво улыбнулась, — Церковь пока ещё не запретила женщинам заниматься этим?

— Пока не запретила, — отозвался инквизитор, с особым чувством произнеся первое слово. Улыбка Эуфемии погасла.

Закончив бинтовать ноги Эльмо, она заметила:

— Это чудище хорошо переносит боль. Оно вообще её чувствует?

— Конечно, — впервые подал голос сам пленник, приложив руку к груди. — Но в предчувствии того, что ожидает меня в пыточных подвалах инквизиции, эта боль угасает, как свеча на ветру… моя благодарность вам, ноблесса, за оказанную помощь. Я об этом не забуду.

— Как-нибудь обойдусь без твоей благодарности, — ноблесса собрала свой сундучок. — Хотя должна признать, твои манеры намного лучше, чем у некоторых… моих знакомых.

Эльмо не сдержал усмешки, а Иеронимус спрятал лицо под капюшоном.

— Я прикажу, чтобы принесли башмаки из мягкой кожи, — проговорила Эуфемия, вновь становясь холодной и неприступной. — Доброго вам дня, отче…

— …а мне — легкой смерти, — подхватил пленник. — И, может быть, вы проявите свою доброту ещё раз, ноблесса? Пусть вместе с башмаками мне принесут что-нибудь съедобное…

7

Айлин нашли к полудню недалеко от деревни. Она лежала на траве лицом вниз; одежда девушки превратилась в лохмотья, волосы были спутаны, а все тело покрыто ссадинами и царапинами.

Ни одна из ран не была серьезной.

Когда Айлин перевернули и увидели её лицо, испугались даже бывалые охотники: в глазах девушки застыл ужас, рот был искажен в немом крике…

— Её что-то испугало до смерти, — пробормотал кузнец.

Остальные молчаливо с ним согласились.

…— Я бы сказал так, — Иеронимус закончил осмотр тела. — Она бежала по лесу сломя голову, бежала, пока хватило сил. Видишь эти царапины? Это ветки. В этих местах очень густой подлесок… а в волосах у неё запутались листья — это потому, что она несколько раз падала — отсюда, кстати, и синяки, — а потом поднималась и бежала опять. Но некто или нечто, преследовавшее Айлин, даже не притронулось к ней. Ну?

— Что ты хочешь от меня услышать? — хмуро спросил Эльмо. Селяне оставили Иеронимуса наедине с трупом, но пленный чародей вынужден был остаться и наблюдать за работой инквизитора.

— Обычно я всегда прошу совета у беспристрастного… человека, — спокойно отозвался Иеронимус. — Иногда я упускаю из вида важные детали, потому что их застят мелочи, кажущиеся мне существенными. Ну, у тебя есть свежие мысли?

— Только одна, — ухмыльнулся пленник. — Если она умерла от того, что бежала так долго…

— Её сердце разорвалось, — уточнил церковник.

— Да… так вот, если она от этого умерла, то почему жив её преследователь?

— Резонно, — Иеронимус обхватил рукой подбородок. — Да, ты прав…

— Может, никто её не преследовал? — предположил Эльмо. — Её сильно испугали, да, а все остальное она придумала сама. В ночном лесу перепуганной девушке такое может привидеться… и не только привидеться…

— Где же преследователь? — пробормотал инквизитор, пропуская мимо ушей последние слова. — Может, он был верхом? Нет, охотники бы нашли следы. Они сказали, там кроме неё никто не проходил… нет, если бы она просто испугалась ночного леса, то рано или поздно остановилась бы…

— Порча? — высказал новое предположение Эльмо.

— Я не чувствую, — ответил Иеронимус не очень уверенно.

— Лесные духи шалят?

— Хороши шалости, — инквизитор посуровел. — И в твоей стране такое случается?

— Изредка, — Эльмо пожал плечами. — Всякое бывает.

— Вот поэтому мы их и изгнали два века назад, — подытожил церковник. — Но духи все-таки могут иметь к этому отношение. Если вернуться к версии с колдуном, значит, кто-то наслал на неё наваждение…

— Значит… — Эльмо внимательно смотрел на Иеронимуса.

— …значит, ищем колдуна, — спокойно закончил инквизитор.

8

— Моя госпожа… — скрипач, стоявший у окна, низко поклонился.

— Ты грустен сегодня, — она попыталась заглянуть в его глаза, но юноша упорно отводил взгляд. — Боишься меня, Тамме? Я не кусаюсь.

— Что вы, моя госпожа, — он густо покраснел, но продолжал разглядывать что-то, по всей видимости, очень интересное за окном. — Вы так прекрасны, что смотреть на вас опасно, как на солнце — мне дороги мои глаза…

— Но руки дороже? — она лукаво улыбнулась.

Тамме молча кивнул.

— Тогда сыграй для меня.

Музыкант подчинился, хотя скрипка обжигала ему пальцы.

…из-за угла за ними наблюдала худенькая фигурка в темном плаще.

9.

Поначалу Эльмо, вынужденный везде следовать за Иеронимусом, прислушивался к рассказам сельчан, но вскоре потерял интерес. Его вновь обуяла черная меланхолия — как накануне вечером, в трактире, когда скрипач заиграл странную мелодию.

Они сидели за столом у камина. Старая Лисица сосредоточенно переставлял кувшины с места на место, делая вид, что ничего не слышит. Инквизитор в двадцатый раз внимал рассказу о том, как собравшиеся на празднество пили, ели, танцевали, а потом слушали заезжего музыканта.

Инквизитор слушал очень внимательно, и Эльмо не покидало ощущение, что Иеронимус видит во всех этих историях нечто, ускользающее от чародея.

…Роза, которая была слаба умом и с рождения не произнесла отчетливо ни одного слова, вдруг сказала скрипачу: «Сыграй мне!»

…Эмма, служанка, уронила кувшин и с плачем выбежала из трактира — больше её никто не видел.

…Айлин упросила музыканта сыграть для неё — это был единственный раз, когда он согласился.

Айлин уже не спасти…

Чародей вдруг остро осознал, что ему тоже осталось жить совсем недолго.

— Если эти поиски затянутся, я сойду с ума, — Эльмо не заметил, что думает вслух. — Хоть бы этот убийца быстрее нашелся…

— А я его уже нашел, — инквизитор усмехнулся, и Эльмо вздрогнул. — Разве ты ещё не понял ничего?

— Не понял и не хочу понимать, — чародей опустил голову. — Я устал. Если уж суждено всему заканчиваться, пусть это произойдет побыстрее.

Иеронимус вздохнул.

— Я знал, что твоя храбрость скоро перейдет в истерику, Птаха. Крепись…

— И кто же убийца? — безразлично спросил Эльмо. — Уж не скрипача ли ты подозреваешь? Нет, это не он…

— Отчего же? — в тени капюшона было трудно разглядеть выражение лица инквизитора. — Скажи, отчего?

— Разве мнение презренного колдуна что-то значит для служителя церкви? — чародей криво улыбнулся. — Если бы ты не лишил меня Силы, я бы тотчас распознал сородича среди этих людей.

Иеронимус покачал головой. Эльмо вдруг встревожился: что-то странное было в их разговоре, что-то неправильное.

— Ты забываешь, Птаха: колдовать может и человек, не обладающий Силой, а всего лишь знающий заклятия. Ваша Сила сродни не музыке, которой владеет лишь умелый, а пению — без сомнения, слушать истинного певца приятнее, но и безголосый может при случае спеть несложную песенку. Твоя помощь в этом деле мне не нужна, у меня есть свои способы. Но продолжай, мне интересно.

— Я понял ход твоих мыслей, — тревога Эльмо нарастала. — Скрипач — единственный чужак. Церкви, судя по всему, не боится. Играет так, что слушатели погружаются в транс. Что ещё? Ах, да. Каждая из пропавших девушек пыталась привлечь его внимание…

— И что из этого следует? — спросил Иеронимус.