Ричард Паттерсон - Степень вины

• Название: Степень вины
• Автор: Ричард Паттерсон
• Издательство: Изд-во «Новости»
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-7020-0816-2

В основе сюжета этого увлекательного триллера — судьба журналистки Марии Карелли, ставшей жертвой шантажа. Защищаясь, она убивает шантажиста. Полиция арестовывает Марию, она должна предстать перед судом. С помощью адвоката Пэйджита ей удается пройти через все тяжкие испытания.

---

Терри показалось, что этими словами Линдси Колдуэлл отделяет один период своей жизни от другого. После небольшой паузы актриса просто сказала:

— Лаура взяла меня под свою опеку.

— В каком смысле? — поколебавшись, спросила Терри.

— В любом. — Линдси смотрела мимо нее. — У нее был великолепный дом в Вест-Голливуд-Хиллз, почти сказочной роскоши — мне кажется, его специально сделали таким, чтобы он походил на дом одной из героинь Лауры. Зато Лаура не походила там на себя. Наряд и косметику — долой, от прически одно воспоминание — и вот перед вами обычная домохозяйка! И было похоже, что у себя дома, в отсутствии мужчин, Лаура ощущала облегчение.

«Я всегда мечтала о сестре, — призналась она мне, — и вот теперь она у меня есть. Спасибо Уильяму Индже и студии „XX век-Фокс“».

Не успела я опомниться, как уже чувствовала себя как дома. Она дала мне что-то переодеться, мы сели за столик рядом с бассейном, пощипывали салат, смотрели на солнечный закат. Лаура во всех подробностях рассказывала мне о своем детстве. Выпивки — ни капли, у обеих только чай со льдом.

Линдси Колдуэлл снова помолчала.

— Забавно, — проговорила она наконец. — Лауре нужен был чистый экран, чтобы в любой момент проецировать на нем свои мысли и чувства. Она и использовала меня для этой цели. Но, заботясь обо мне, никогда не порицала, не то что мой отец. С того момента, с того вечера я добровольно и без раздумий приняла это отношение ко мне. Я рассказала Лауре о том, о чем никогда никому не говорила.

Прошло уже двадцать лет, подумала Терри, а в ее словах по-прежнему тоска о потерянном друге.

— Потом, — ровным голосом произнесла Линдси, — Лаура зажгла свечи на столе и рассказала, как ее насиловал отец — насиловал несколько раз, до тех пор, пока она не потеряла сознание.

Терри замерла, уставившись на нее неподвижным взглядом.

— Все это было мне понятно, — продолжала рассказчица. — Даже тогда. То, что сделал с ней отец, ужасно потрясло ее, ни один подросток не обошелся бы так с ней, это навсегда изменило ее мироощущение. Ее низвели до твари, мужчины казались ей исчадиями ада, единственное чувство, закрепившееся от этого в ее сознании, — страх перед болью. Который потом она испытывала снова и снова, не понимая даже — почему. Когда она закончила рассказ, я плакала.

Колдуэлл задумалась.

— Впечатление было такое, что мне жалко Лауру, — тихо вымолвила она. — Но на самом деле… Я просто впервые стала понимать себя. А Лаура, конечно, подумала, что я плачу из-за нее. Встала, подошла ко мне. — Она сделала паузу. — Целовала меня, а я не решалась ее оттолкнуть, не хотела обидеть. Потом мы пошли в дом, Лаура несла свечи.

Актриса заходила по террасе беспокойными кругами.

— Она оказалась очень нежной, совсем не такой, как парни, которых я знала. Конечно, сама она доставила удовольствие очень многим мужчинам, часто испытывала желания, которые так и оставались неудовлетворенными, и, естественно, знала, как обходиться со мной. Я позволила ей раздеть себя, целовать в соски — делать все, что она захочет. В то время я вся принадлежала ей, и она была нежна со мной. — Линдси смолкла, обернулась к Терри — в глазах боль. — Она хотела, чтобы именно так кто-нибудь был нежен с ней. Потом она сказала мне, что ни разу до этого не была с женщиной. И что это как будто изобретаешь свой собственный язык, вместо того чтобы говорить на чужом. И теперь мы будем изобретать его вместе. Какое-то время я просто лежала, положив голову в ее лоно, слушала ее. После этого повернуть голову было совсем уже не сложно. Так продолжалось неделю.

Рассказчица снова смотрела вдаль, следя за одинокой чайкой, спикировавшей на песчаную полосу у самой воды.

— Мы вместе ходили на студию, вернувшись домой, готовили обед и ничего не пили, кроме молока. Каждый вечер купались, голые. Потом она вытирала меня полотенцем и помогала репетировать роли. Возилась со мной, как с ребенком. Нужно ей было совсем немного. Заботиться обо мне так, как ей хотелось бы, чтобы кто-то заботился о ней. И чтобы на ее любовь отвечали любовью. — Линдси помедлила. — В ту единственную неделю было все, как ей хотелось.

Терри молчала. Как много в человеческих судьбах, думала она, тайн — таких интимных, что постороннему не расскажешь, и таких мучительных, что не забудешь никогда. Наконец она спросила:

— Ренсом знал об этом?

Актриса следила за чайкой.

— Частично. Не все.

Терри, подумав, продолжала:

— Что он хотел от вас?

Взгляд сделался холодным:

— Встречу наедине. В номере отеля.

— Как вам кажется, что это означало?

— Посягательство на мою честь. На ту нежность, которую проявляла ко мне Лаура, рассчитывать не приходилось. Если у меня и были какие-либо сомнения на этот счет, после Марии Карелли они исчезли.

— Вы собирались пойти?

— Я собиралась все выслушать и потом как-нибудь договориться с ним. — Голос ее стал решительным. — У меня двое детей, муж, которого я очень люблю и не хочу, чтобы он страдал. Я уверена: они постарались бы понять, но все же… А другие, те, кто видят во мне символ женского движения, мои друзья, мои враги? Вы представляете, какой будет фурор, если окажется, что президент женской организации в свое время была бисексуальной?

Терри кивнула:

— Да, представляю.

Линдси на мгновение задумалась.

— Двадцать лет назад я поняла, что в любое время, в любую эпоху человек бывает разным. Но есть множество людей, которым это понять трудней, чем формулу «равная плата за равный труд», и я не хочу лишний раз давать повод всяким вахлакам поиздеваться над подобными отношениями. К тому же это означало бы для меня конец общественной деятельности.

Терри почувствовала нечто невысказанное за словами собеседницы.

— Что еще, — мягко спросила она, — знал Ренсом?

Во взгляде Линдси появилось изумление:

— О чем вы?

— Но ведь вы же хотели, чтобы Ренсом рассказал вам нечто, чего вы не знали. — Терри прямо и открыто смотрела на нее. — Точно так же вы надеялись, что я смогу вам это рассказать.

Лицо актрисы менялось на глазах — удивление сменилось покорностью судьбе, потом невыразимая мука отразилась на нем. Но в то же время во взгляде, устремленном на Терри, впервые мелькнула искорка интереса.

— У вас поразительная способность, — заметила она, — молчать, даже замереть, когда слушаете кого-нибудь. И человек не сразу понимает, что вы узнали гораздо больше, чем он хотел рассказать вам.

Терри была удивлена — похоже, мисс Колдуэлл говорила правду, хотя даже она сама не знала за собой такой способности.

— Но это никому не приносит вреда, — возразила она.

Линдси молча рассматривала ее. Наконец сказала:

— Давайте прогуляемся! Мне хочется на волю.

Терри сбросила туфли на высоких каблуках. По деревянной лестнице они спустились на берег и зашагали по песку. Актриса походила на отпускницу, а ее спутница — на секретаршу респектабельной фирмы. Мы, наверное, выглядели бы забавной парочкой, подумала Терри, если бы не выражение лица Линдси.

— Именно на той неделе, — начала та, — Лаура рассказала мне о Джеймсе Кольте.

Терри с удивлением посмотрела на нее.

— А сколько времени прошло после этого до ее самоубийства?

Линдси, наклонившись, закатала джинсы. Спокойно ответила:

— Дней десять или около того.

По ее тону Терри поняла, что вопросы больше задавать не следует. Они молча пошли дальше.

Спустя некоторое время актриса заговорила снова:

— До меня, разумеется, и раньше доходили слухи. О том, что она и Кольт тайно встречаются, и даже о том, что она мечтает стать «первой леди» — конечно, это было невозможно. И все же странно было услышать от нее о том, как она занимается любовью с «будущим лидером свободного мира». Так она шутливо называла его — белокурого красавца, который с экранов телевизоров говорил о мужестве и самопожертвовании, о социальной справедливости. — Колдуэлл посмотрела на Терри. — После того, что я узнала, у меня стало скверно на душе. Джеймс Кольт был для меня героем, и я от всей души желала, чтобы он оказался немного лучше хотя бы тех последних шестерых парней, с которыми я переспала. Чтобы он оказался слишком хорошим и не воспользовался слабостью Лауры, как очередной нечистоплотный продюсер, который окучивал ее где-нибудь на кушетке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой к жене и сыну. Теперь я поняла, что худшим во всем этом было то, как сама Лаура относилась к нему.

Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду — она называла его «всемогущим богом» так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. — Рассказчица замолчала, ссутулилась. — Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.