Л. Астахова - На этом берегу

• Название: На этом берегу
• Автор: Л. Астахова
• Жанр: Фэнтези

Посвящается всем тем, кто хоть раз чувствовал себя чужим и чуждым в этом мире.

---

С другой стороны, чем его, Рианово, существование отличается от жизни лесного зверя? Тем, что он пьет и ест из посуды? Ежедневно моет тело? Умеет разговаривать? Последнее утверждение почти сомнительно. Он не говорил целую зиму, если не считать тех ночей, когда подпевал песням волков во славу полной луны. Так нестерпимо было желание, чтоб на твой голос кто-то откликнулся. Пусть даже волк.

Риан попробовал на вкус свой отвар. То, что надо. Теперь, если его гордый и независимый сородич будет пить по чашке в день, то вскоре ничего не напомнит ему о ранах и боли. "Будем надеяться, что благоразумия Гилду должно хватить" — подумал альв.

Конечно, держать насильно гостя Риан не стал бы никогда. Мысль о любом варианте неволи казалась ему чудовищной и жестокой, как бы остро не было его собственное одиночество. Он просто видел, что парень ранен, потерял много крови, и ему, прежде чем куда-то идти, необходимо выздороветь и немного набраться сил.

Он оглядел гостя. У Гилда были густые темные волосы, длинные, сильно отросшие и неухоженные, обветренные губы, поношенная одежда, обувь на последнем издыхании. Словом, все признаки бесприютного бродяги, одинокого скитальца, какими, собственно говоря, и вынуждены были, помимо своей воли, стать последние эльфы этого мира. Во сне он вздрагивал, дышал тяжело, и выглядел не самым лучшим образом, хотя наверняка, проваливаясь в сон, давал себе обещание, что вот немножко отдохнет и пойдет дальше.

Тем временем отвар был перелит в кувшин почти целиком, но часть дожидалась своего часа в неглубокой плошке, постепенно остывая. Риан смолол на ручной мельнице немного муки из остатков зерна, проверил съестные запасы, найдя их крайне ограниченными в пересчете на двоих, сходил к ручью за ведром, заодно принес воды, подлатал куртку, а гость продолжал крепко спать. Лишь один раз он приоткрыл глаза, бессмысленно огляделся и попытался что-то сказать. Он хотел воды.

— На, выпей.

Риан поднес к его рту чашку с отваром, с удовлетворением убедившись, что гость выпил все до дна. Снадобье, кроме всего прочего, прекрасно утоляло жажду. Затем Гилд погрузился в еще более крепкий сон, не заметив, как хозяин подвинул его на широком ложе, чтоб лечь спать самому. Кровать была достаточно широкая, а спать в собственном доме на полу Риан не собирался.

К половине ночи сон у Гилда медленно перешел в кошмар. Недаром говорят, что срединные часы между восходом луны и первыми проблесками рассвета называются "часом волка" — самое темное и мрачное время ночи. Когда нет даже отблеска света, хищники выходят на тропу, а вместе с ними и к душам живущих на земле подступает мрак. Он подкрадывается неслышно, превращая старые думы в новые муки для спящего тела. Душа мечется где-то вдали, стараясь зацепиться за реальность как за соломинку, но та предательски уходит от нее, поворачивается другой стороной, и вот уже… Гилд снова видел себя среди людей, с которыми ему довелось служить в гарнизоне у герцога. Вроде бы и не было там кошмаров, сознание давно вытолкнуло их, не признавая, поддерживая его на плаву, давая возможность выжить, но омуты подсознания глубже. Они показывают все в искаженном, странном свете, а, может быть, именно в том, единственно верном, кто знает?

Почему из всех смертей и невзгод ему запомнилась именно смерть собаки, разве мало умерло людей, да и альвов, на его глазах? И сам он много раз был совсем рядом со смертью, но нет, он видел того несчастного пса, прибившегося к гарнизону себе на погибель. Он пытался защитить его от пьяных вояк, хотел, но не смог. Наяву он никогда не вспоминал о той потасовке. Итогом которой стала жестокая драка, шрам на предплечье и застреленный с немыслимого для человека расстояния солдат, а потом спешный уход из гарнизона, который не понял бы никто, кроме своих. Только пса все это не спасло… да и своих нигде не было.

Странная штука жизнь, такой ли задумал ее Единый? Можно оплакивать смерти людей, а он сидел на траве, в глуши леса и плакал, вспоминая того пса, он отдал бы все, чтоб вернуть его, но можно ли так говорить, когда у тебя ничего нет. Сейчас Гилд снова видел, как скулит и вертится собака, еще не могущая понять неизбежной, нелепой гибели от зверских побоев пьяных солдат. Пес смотрел им в глаза, всхлипывал, и стараясь увернуться от новых ударов, он не мог взять в толк, почему эти руки, еще вчера кидавшие ему кость, вдруг вершат над ним жестокую расправу, в чем он виноват? А в чем виноват нелюдь, оказавшийся волей судьбы заброшенным в мир людей. Гилд чувствовал его боль, как свою.

Плечо ужасно горело, а бедро он вообще не чувствовал, словно его и нет вместе с ногой. Жар поднимался к голове, пульсируя в висках и, кажется, уже сжигал мозг.

Обычно Риан просыпался мгновенно, стремительно пересекая границу сна и яви, будто старался быстро захлопнуть дверь в реальность перед носом своих безмолвных кошмаров. Ему опять снилась кровь, ему опять снилась боль, и беспомощность, и страх. Из этого омута альв рванулся наверх, усилием воли напомнив себе, что он спит. Вынырнул, вздохнул и почувствовал, что Гилд прямо таки пышет огнем, как раскаленная печка. Вот это неприятная новость.

Плащ был сброшен на пол, но, несмотря на холод, разлившийся по землянке, Гилду казалось, что сейчас он задохнется. Перед глазами плыли искаженные злостью лица людей, разум и человеческие черты были с них полностью стерты, хохочущие рожи гоблинов склонялись над вздрагивающим телом пока еще живой собаки, желая добить. Пес уже не сопротивлялся, но понял, что это его конец, он только смотрел и скулил.

Во сне Гилд со стоном повернулся на спину, пытался вздохнуть поглубже, но не смог. Рука случайно коснулась кого-то живого, теплого рядом, и он тут же открыл глаза. Первое, что в них было, это страх, ибо крепче всех наук он запомнил, что живое существо, появившееся рядом ночью, скорее всего, означает собственную внезапную смерть. Он рванулся, пытаясь вскочить и отпрянуть в сторону, но из темноты на него смотрели два спокойных, светлых глаза, в которых не было вражды.

— Тебе плохо?

Риан легко коснулся кончиками пальцев лба сородича. Словно перышком.

— Извини, я тебя разбудил. — Голос был очень хриплым, слова давались с трудом. — Я сам виноват, знал же, что нельзя оставлять все так, но не смог…

Из несвязных фраз Риан понял, что повязку тот не менял и вообще ничего не сделал, только смыл грязь, а теперь раны, видимо, воспалились и дали о себе знать. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Во мраке землянке, только и можно было различить, что миндалевидные овалы блестящих глаз, словно говорящих без слов.

— Ты что не промыл раны? — Риан поразился беспечности родича.

— Я понадеялся…, раньше ничего не случалось… — он помялся, но потом все же произнес, — я не хотел повязку отдирать, она присохла — нехотя признался он.

Это были первые искренние слова, произнесенные здесь. Гилд дышал часто и с трудом, он и не думал о помощи, он просто сказал правду первый раз за долгое время.

— Ничего, само пройдет. — Попытался успокоить он, видимо, самого себя. — Можно я полежу у тебя, я не смогу утром уйти, мне очень плохо…

Это прозвучало беззащитно, почти по-детски, Риан даже опешил. Видимо боль на какое-то время обнажила что-то надежно скрытое годами, и сейчас его гость говорил то, что думал.

— Повязку нужно поменять, рану промыть и выпить снадобья. — Сказал Риан, тоном не терпящим возражений.

Он не знал, разозлиться ему, возмутиться, или просто промолчать. Он встал и начал собирать все необходимое для перевязки.

— У меня само пройдет… — попробовал вывернуться Гилд.

— Раздевайся. — Решительно сказал Риан, сказал без всякой злости и раздражения. Самое удивительное состояло том, что раньше он бы сорвался на крик, ругался бы и кричал на бестолкового парня, не способного позаботиться даже о самом себе. Риан сам себе удивился. То ли лесное отшельничество изменило его натуру, то ли он незаметно сам изменился.

Гилд с усилием приподнялся и начал стаскивать с себя рубашку.

— Спасибо тебе… — произнес он совсем тихо и посмотрел на родича, будто пытаясь, что-то понять, прочесть по его лицу. — Я все понимаю, но знаешь… иногда становится все равно.

Он словно ждал ответа на невысказанный вопрос и, в то же время боялся его услышать.

— Мне — не все равно. — Сказал Риан.

Сказал и снова замолк на какое-то время, словно прислушиваясь к чему-то далекому, и слышному только ему одному.

— Если я сейчас не почищу твои раны, они загниют, и ты можешь лишиться ноги или руки. От небывалой длины своей речи Риан закашлялся.

— Я знаю, — словно эхо отозвался Гилд. — Ты прав… лучше я сам оторву повязку.

Он все же справился с рубашкой, сняв ее и, помогая себе зубами, начал развязывать повязку на плече. Риан видел, что на теле родича есть шрамы и рубцы. Тонкие линии порезов и более широкие от колющих и режущих ран, причем, судя по виду, их не пытались залечивать. Они выглядели так, словно зажили сами, не стягивая мышц, не мешая движениям, и все, дальше их никто никогда не лечил.