Сергей Аверинцев - СОФИЯ-ЛОГОС СЛОВАРЬ

• Название: СОФИЯ-ЛОГОС СЛОВАРЬ
• Автор: Сергей Аверинцев
• Жанр: Религиоведение

В первую часть настоящего тома Собрания сочинений, озаглав­ленную «Словарь», вошли все наиболее значительные статьи С. С. Аверинцева, написанные для энциклопедий и словарей («Фило­софская энциклопедия», «Мифы народов мира», «Христианство» и др.). Вторую часть, «София-Логос», составили статьи, подобранные Сергеем Сергеевичем специально для книги «София-Логос. Словарь». Они посвящены теме Премудрости Божией и другим библейским темам, святоотеческому наследию, русской философии, путям христианства в современном мире; включены также заметки и беседы на актуальные темы.

Объем настоящего тома по сравнению с предыдущими изданиями книги «София-Логос. Словарь» значительно возрос: количество энциклопедических статей здесь увеличено почти в два раза.

Фундаментальные работы второй части книги открывают новые горизонты мысли о Премудрости в контексте войн и катастроф XX столетия, одного из наиболее «анти-Софийных» в мировой истории. Вопреки хаосу в головах и учебниках книга Аверинцева напоминает о незыблемой шкале ценностей, о «Нерушимой Стене» — Оранте

---

[206]

пустынных местах более напоминает поведение пророка). Другие «учители во Израиле» диспутируют с И. X., как со своим коллегой и конкурентом. И все же он представляет собой в этой среде совсем особый случай, поскольку учит, не пройдя формальной выучки (Ин. 7:15) а главное, иначе говорит — «как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7:29; Мк. 1:22). Проповедь И. X. особенно акцентирует значение самоотверженной готовности к отказу от выгод и социальных преимуществ, от гарантированной обеспеченности, как решающего критерия духовной жизни. Сам И. X. своей жизнью странствующего проповедника, «не имеющего, где приклонить главу» (Мф. 8:20; Лк. 9:58), подает пример такой жизни. Очень важный мотив проповеди — обязанность любви к врагам и гонителям (Мф. 5:44-46).

В дни перед иудейской пасхой И. X. приближается к Иерусалиму, торжественно въезжает в город на ослице (библейский символ кротости и миролюбия в противоположность боевому коню), принимает при­ветствия от народной толпы, обращающейся к нему с ритуальными возгласами как к мессианскому царю, и властно изгоняет из помещений Иерусалимского Храма менял и торговцев жертвенными животными (Мф. 21:1-13; Мк. 11:1-11; Лк. 19:28-46; Ин. 12:12-19). Иудейские старейшины, составлявшие особое религиозно-административное и судебное учреждение — синедрион, решают предать И. X. (как опасного проповедника, стоящего вне системы школ, как нарушителя обрядовой дисциплины, и как вождя, могущего поссорить с ними римлян) своему суду, чтобы затем выдать на казнь римским властям. И. X. в кругу двенадцати апостолов тайно совершает пасхальную трапезу (т. н. Тайная Вечеря), во время которой предсказывает, что один из апостолов предаст его, а затем подает ученикам хлеб и вино со словами «это есть Тело Мое» и «это есть Кровь Моя», а себя уподобляя закланному и вкушаемому пасхальному агнцу, — прообраз христианского таинства Евхаристии (Мф. 26:20-29; Мк. 14:18-25; Лк. 22:8-38; Ин. 13, где евхаристические мотивы отсутствуют, но зато описано, как И. X. омыл ноги ученикам, подавая им пример взаимного служения). Ночь И. X. проводит с учениками в Гефсиманском саду к востоку от Иерусалима, «ужасается и тоскует», просит троих самых избранных апостолов (некогда при­сутствовавших при Преображении) бодрствовать вместе с ним и

[207]

обращается к Богу с молитвой: «Отче! о, если бы Ты благоволил пронести эту чашу мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» Лк. 22, 42); напряжение его духа доходит при этом до кровавого пота (там же, 44). Посреди ночи приходят вооруженные пособники иудей­ских старейшин; И.Х. отведен на суд синедриона, где подтверждает свое мессианское достоинство (Мк.14, 61-62), за что ему выносят предва­рительный смертный приговор, а ранним утром отводят к римскому прокуратору Понтию Пилату для утверждения приговора. И.Х. ждет участь бесправных — бичевание и затем распятие на кресте (специфи­чески римский способ унизительной и особенно мучительной казни).

Далее рассказывается, что когда по истечении субботы женщины из окружения И. X. пришли, чтобы еще раз омыть и умастить благо­вониями тело, саркофаг оказался пуст, а сидевший на его краю «юноша» (ангел) сказал, что И. X. воскрес и ученики встретят его в Галилее (Мк. 16:1-8; древнейший текст этого Евангелия здесь и кончался). Другие Евангелия описывают явления Воскресшего ученикам, завершающиеся вознесением на небеса; но само событие воскресения описывается только в апокрифах.

Церковное учение о И. X. как «единосущном» Богу-Отцу Сыне и Слове (Логосе) разрабатывалось в острых спорах в продолжение первого полтысячелетия истории христианского богословия. Образ И. X. в культуре христианских народов выявлял многообразный спектр интерпретаций, образующих, однако, сложное единство: в византийском типе иконографии — отрешенная царственность, аскетическая власть над собой, тонкость ума; для Франциска Ассизского — идеал радостной нищеты; в культуре позднего западного средневековья — прежде всего «Муж Скорбей» в терновом венце, требующий эмоционально-имаги-нативного вникания в тайну муки; для сознания XIX в., отчасти продолжающего жить, например, у Пастернака, — образ страдающей человечности.

ИОАКИМ И АННА

ИОАКИМ И АННА (Иоаким - греч. 'Icoockeih, евр. fhoyaqim, «Господь воздвигнет»; Анна — греч. "Avvoc, евр. hanna, «благодать», «милость»), в христианском предании родители Девы Марии, чета ближайших предков Иисуса Христа (церк.-слав. «богоотцы»). В канони-

[208]

ческих новозаветных текстах И. и А. не упоминаются (евангелисты в соответствии с иудейской традицией сакрального права заинтересованы исключительно в генеалогии Христа со стороны Иосифа Обручника, т. е., строго говоря, как бы в легальной фикции). Первоисточник многочисленных легенд об И. и А. — раннехристианский апокриф «Рождество Марии», возникший ок. 200 г. (по-видимому, в Египте) и получивший впоследствии название «Протоевангелие Иакова». По преданию, Иоаким происходил из колена Иуды, из царского и мессиан­ского рода Давида (будучи, т. о., родичем Иосифа Обручника), а Анна — из колена Левия, из священнического рода Аарона: в их браке соеди­нилось наследственное преемство царского и священнического сана. Тот и другой сан получал утверждение в их личной праведности ветхоза­ветного типа: будучи людьми состоятельными, они треть своих доходов отдают на жертвоприношения и пожертвования в Иерусалимский храм, треть — на дела милосердия и только треть оставляют себе. До преклон­ных лет, несмотря на все их молитвы, им было отказано в потомстве. Когда Иоаким в очередной раз явился в храм с жертвой, его оттолкнули на том основании, что его бездетность — очевидный знак отверженности, а значит, и его жертва неугодна Богу. Глубоко удрученный старец ушел из дому и жил с пастухами, в долгих жалобах оплакивая свое бесплодие среди общего плодородия природы (образец для многочисленных жалоб на бездетность в средневековой литературе, в том числе и русской), пока Ангел не велел ему возвращаться к жене, обещав рождение младенца; то же обещание получила на молитве и Анна. Радостная встреча постаревших супругов у Золотых ворот Иерусалима — излюбленная тема живописи средних веков и Возрождения. И. и А. три года воспи­тывают поздно родившуюся дочь (византийская иконографическая традиция знает изображение этой четы, склонившейся над Марией, которая делает свой первый шаг, - мотив, имеющий соответствие в том же апокрифе), а затем по обету посвящают ее Богу и отдают в храм.

Для христианской догматики и культа отношения И. и А. — воплощение наиболее полной чистоты в браке, выражение христианской мистики брака, отмеченное печатью чуда (в католицизме в XIX в. оформился особый догмат о непорочном зачатии Девы Марии в браке ее родителей).

[209]

Из многочисленных изображений на тему легенды о И. и А. — фрески Джотто. На исходе средневековья на -Западе Анна получает отдельный культ (отражающийся и в иконографии) как целительница болезней, особенно чумы. Народный культ Анны со всеми его грубыми, подчас отталкивающими чертами, но и со всей его жизненностью — тема гротескной поэмы французского поэта 2-й пол. XIX в. Т. Корбьера «Площадной рапсод и прощение святой Анны».

ИОАНН БОГОСЛОВ

ИОАНН БОГОСЛОВ (греч. Чшашцс, о вгоХ&(ос„ евр./hdhanan, илиyohanan, «Яхве милостив»), Евангелист Иоанн, любимый ученик Иисуса Христа, наряду с Петром занимающий центральное место среди двенадцати апостолов. По церковной традиции, И. Б. — автор четвертого Евангелия (Евангелие от Иоанна), трех посланий и Апокалипсиса («Откровение Иоанна Богослова»).

И. Б. — сын галилейского рыбака Заведея (евр. zabdi, «дар мой») и жены его Саломии, одной из мироносиц, младший брат (или брат-близнец?) Иакова Старшего; он был учеником Иоанна Крестителя, присутствовал при его словах об Иисусе («вот Агнец Божий») и после них пошел за Иисусом (церковная экзегеза отождествляет его с тем, кто пристал к Иисусу вместе с Андреем Первозванным, Ин. 1:35-40). Вместе с Петром и своим братом И. Б. присутствовал при воскрешении Христом дочери Ианра (Мк. 5:37), а также при Преображении Христа (Мф. 17:1; Мк. 9:2; Лк. 9:28) и молении о чаше (Мф. 26:37; Мк. 14:33). Вместе с братом И. Б. получил от Христа (Мк. 3:17) прозвище Воанергес (греч. |ЗоаУТ|ру£<;, вероятно, из $а.уцреукс„ евр. bene reges), т. е. «сыны Громовы» (наличие и характер предполагаемой некоторыми иссле­дователями связи с мифологическим мотивом близнецов как сыновей грома проблематичны; в некоторых древних рукописях прозвище отнесено ко всем шести парам апостолов). По-видимому, однако, прозвище это имеет в виду присущую братьям яростную пылкость в том, что касается мессианских чаяний торжества и возмездия (так, когда самаритянское селение отказывается принять Христа, братья хотят по примеру Илии свести на селение огонь с небес). Во время Тайной Вечери И. Б. «возлежал на груди Иисуса» (Ин. 13:23; церковная традиция единодушно отождествляет И. Б. с учеником, «которого любил Иисус»);