Михаил Сухоросов - Игра на слух

• Название: Игра на слух
• Автор: Михаил Сухоросов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9942-0642-3

Ордынцев-Меченосец, странствующий Чародей, узнает, что в свое время был сотрудником Института Экспериментальной истории, боевиком-паранормальщиком. Но память об этом намертво заблокирована в его сознании — прошлое приходится восстанавливать по крупицам. Ясно одно: информация о работе Ордынцева на Институт затрагивает очень серьезные интересы как в самом Институте, так и в мире Преисподней. Не меньшее волнение у соперничающих властных корпораций вызывает и способность Ордынцева контактировать с Запредельем, мирами, в реальности не существующими. Возможно, эти способности и «стертый» кусок памяти героя — звенья одной цепи?..

Переплетение изощренной магии и высоких технологий, готической легенды и жесткой игры конкурирующих спецслужб — все это в новом романе цикла «Пришлые».

---

— Это ты насчет бессмертной души?

— Сам не знаю. Тоска… Давай развлекаться?

— Давай. Что там белеет, говори.

— И развлечения-то у тебя стереотипные… Оставим цитаты. Решение стандартное?

— Стандартное. Всех утопить.

— Сейчас, Волк неторопливо поднимается, вразвалочку направляется к кромке прибоя, я усмехаюсь ему в спину:

— Давай. Сделай его.

— СДЕЛАЙ ЕГО!

Команда словно взрывается в мозгу. Ларри, сидящий на заднем сиденье, резко подается вперед, я вижу даже поры на его громадном носу, шрам над левой бровью:

— Ну, давай. Влепи ему.

— Ч-черт… опять потерял.

— Он, конечно, засек тебя? — вопрос-утверждение. Даже не поворачиваясь, знаю, что Стоян, сидящий за рулем, иронически усмехается, что в углу его рта дотлевает неизменная сигарета. Он, в отличии от Ларри, хронически невозмутим, профиль — чеканно-плакатный…

Мы кружим по этому городу уже вторые сутки, отлавливая «подставного экзаменатора», как называет его Стоян. Вернее, отлавливаю я, а Ларри и Стоян отслеживают, как я это делаю. Они — устоявшийся тандем, со стажем, и явно недовольны, что вместо серьезной работы им приходится выгуливать новичка — меня, то есть. Вообще-то сей контрольный экзамен, перед которым вся наша группа мандражила, как неизвестно перед чем, до смешного напоминает игру в ляпки: мне, используя все, чему я обучился, надо отыскать этого самого подставного и слегка ему врезать. Ну уж, черта лысого — слегка! Впаяю я ему от души — ушлый какой, опять оторвался!

Обстановка, что называется, приближена к боевой: незнакомая местность (город), я даже не знаю, что это за мир, не говоря уж о местном языке. По звучанию напоминает испанский или греческий… Итак, моя задача — найти и заляпать, а задача ребят — следить, чтоб я ни во что не вляпался и все было по правилам…

— Стоп, вот он!

— Вломи ему.

— Ага, — отвечаю сквозь зубы. Невысокий человек в светло-сером и в самом деле кажется чужаком в яркой толпе. Так, подошел к перекрестку, открылся… Ну и заставил ты меня, друг ситцевый, голову ломать! Так получи!..

Мысленный импульс — удар по мозгам — не слишком силен, конечно, но его тут же подхватывает и усиливает Ларри. Усиливает по полной программе, с мощным воздействием. Зачем он это?.. Светло-серый останавливается, вздрогнув, потом — движения неуверенные, замедленные — поворачивает — и широкий шаг с тротуара навстречу несущемуся автобусу, глухой удар, серый пиджак пропадает из виду, а я съеживаюсь так, словно это меня шибануло — и тут Стоян рвет с места так, что меня вжимает в сиденье.

Некоторое время тупо смотрю перед собой. Пока я не успел ничего сообразить, только и осталось, что какое-то гнусное дрожание в каждой мышце, в каждой клеточке. Вытираю пот со лба, оборачиваюсь к Ларри:

— Я что — убил его?.. Да?

— Не совсем так. Но экзамен ты выдержал, — он кладет мне на плечо тяжелую ладонь, и мне хочется сбросить ее, но в то же время этот жест рождает чувство какого-то странного… не облегчения, нет, просто ощущения, что ты не один.

— Экзамен, — хмыкает Стоян, не сводя глаз с несущейся под колеса дороги. — Это была боевая операция, если ты до сих пор не понял. Инициация… Вот теперь ты из наших.

Я некоторое время пытаюсь уложить все это в голове, но мне это не удается…

…потому что я растворяюсь в непонятном, стремительном движении, сам становлюсь движением — все, что было со мной после «экзамена», проносясь в бешеном темпе, переживается с пугающей отчетливостью, всеми шестью чувствами, с мельчайшими подробностями — и так молниеносно, что выделить отдельные фрагменты невозможно. Словно кто-то раскрутил кинопроектор до космических скоростей, и эйфория сменяется желтой болью, перескакивающей в звук лопнувшей струны, и перетекает в свинцовую, нечеловеческую усталость…

И я снова в Ущелье Морока, и время нестерпимо замедляется, то, что было там, становится вязким, в глицериновом воздухе, на неподатливой дороге, прокручивается, как видеозапись, раскладывается на элементы, словно смакуется… Зеленый медленный-медленный взрыв… Старатель… Ринге. Йокан…

Кода. Начинается мучительный путь в реальность из горящего сумасшедшего дома, в плоскую ледяную тишину, заполненную чем-то серым и чужим. Глаза у меня открыты, но что-то разглядывать я не могу. Плоский, как старая фотография, Волк склоняется надо мной:

— А ты долго держался…

Голос его где-то далеко, смысл сказанного доходит до меня с трудом. Боли нет, только тяжесть какая-то, и каждый нерв — готовая лопнуть струна. Продержался?.. Волку теперь об Ущелье известно все.

Голос продолжает:

— Жаль, но так получилось. Другого выхода нет — ты опасен. Что ж, наверно, это не худший выход… Хотя другого все равно нет.

Лицо исчезает, а голос меняется: теперь он резкий, командный.

— Воденвирт, ребята к выступлению готовы? Снимаемся завтра.

— Почему так рано?

— Ситуация изменилась.

— Хорошо. А с этим?..

— Уничтожить. Второго — тоже. И без твоих штучек. Быстро и чисто.

— Остальные?

— Они не опасны. Этого — уничтожить, и побыстрей.

Кто-то выходит из хижины. Это меня надо уничтожить, и побыстрей. А, какая разница, все равно я уже мертвый… И снова из всего окружающего мира остался только квадратик света…

Снаружи — резкие, отрывистые слова команды, в ответ что-то страшно выкрикивает рубленный хор, поднимается металлический лязг. Не имеет значения. Не имеет значения. Есть только пустота — в теле, в голове, вокруг…

Не знаю, сколько прошло времени — минута, час, день… Рядом со мной возникают два охранника, меня отвязывают от топчана. Лиц толком не видно, да я и не пытаюсь их разглядывать. Я повисаю у охранников на руках, и вижу только глинобитный пол, потом — утоптанную землю…

— Мик.

Знакомый голос добирается до моего сознания через невероятно долгий промежуток времени. Кое-как поднимаю голову. Дикс. По бокам еще двое, но он держится сам, хоть его и мотает на легком ветру. Он изжелта-бледен, глаза ввалились, плечи обвисли. Такого Дикса я еще не видел…

Медленно распрямляюсь, каждое движение — на пределе возможностей. Мы с Диксом идем рядом, охранники лениво плетутся сзади — чего полутрупы охранять?.. Через десяток невероятно трудных шагов, отдающихся болью во всем теле, он тихо сообщает:

— Знаешь… Я про Ущелье догадался.

— Рад за тебя, — мой голос тоже словно откуда-то со стороны звучит, слова выталкиваются с трудом. — А толку от этого теперь…

— Все по-другому пойти могло.

— Может быть.

Дальше идем молча — говорить незачем и не о чем. По сторонам я не смотрю, все сосредоточено на том, чтоб на ногах удержаться. Шаг… Еще один… Движемся слегка в гору. Странно, степь такая ровная…

За спиной остался лагерный гам, в лицо ударяет ветерок. Мы на гребне высокой насыпи, которой обнесено становище кочевников. Чьи-то руки заставляют остановиться и обернуться. Где-то слева — то, что когда-то было Диксом. Вижу только чьи-то мягкие кожаные сапоги, на носке правого — свежая глина. Подняв голову, вижу, как один из полуэльфов проверяет пальцем сабельное лезвие. Вот так, значит. Решили пуль не тратить. Отмечаю это как-то равнодушно…

А потом вспыхивает на миг ослепительно перед глазами косая восьмиконечная звезда, вижу вдруг серенькое низкое небо, а в нем — клинок, он разрастается, закрывает собой все и сменяется плотной серо-багровой мутью, успеваю еще вяло удивиться, что не чувствую боли, а дальше со страшным грохотом обрушивается тьма.

ГЛАВА 31

Темнота не имеет цвета. Вернее, в ней множество цветов, в том числе и такие, которые не имеют названия ни в одном человеческом языке. Меняются они постоянно, никогда не повторяясь. неизменными остаются только неприятные, тревожно-красные ритмичные вспышки. Проходит вечность, прежде чем я понимаю, что они означают боль — и превращаюсь в бесформенный ком пульсирующей тупой боли, не имеющей какого-то местонахождения, я просто состою из нее.

А потом, через какое-то невероятно долгое время, боль локализуется, становится острой, начинает долбить в такт редким, скупым толчкам сердца. Значит, сердце у меня бьется?.. Основные источники боли — голова и левое плечо. Значит, у меня есть голова и плечи… И при этом еще невероятно холодно, и накатывается мелкая ознобная дрожь.

Кажется, я лежал еще долго, прежде чем понял — не почувствовал, а именно понял, — что я жив. Но если у меня и мелькнула эта мысль, то так отстраненно, что я даже не придал значения этому факту, и просто лежал, полностью отдавшись боли и холоду. Ощущения становились все острей, и у меня была единственная цель — снова притупить их, вернуться в спасительную темноту, тем более, что разноцветные пятна под веками причиняли просто невыносимые страдания. Слух, кажется, предельно обострился, но все заполнила медленная и неравномерная пульсация.