Инго Нирман - Именно это

• Название: Именно это
• Автор: Инго Нирман
• Жанр: Контркультура

Деньги, успех, наркотики, мода — новые боги поколения! И поколение это уже не назовешь потерянным — потому что оно потеряло само себя. Любовь? Секс? Взаимное использование! Дружба? Приятельство? Деловое сотрудничество! Смерть? А кто о ней думает!

---

— Так, значит, вы их бросили?

— Ты хочешь сказать, что нас никто и не держал? — Это была чистая риторика, вопрос вместо ответа. И даже хуже: подтасовка вместо вопроса.

— И часто вы с ними видитесь? — Даниель не отделял Крис от Юлиуса. Потому что его не волновали детали. Или потому, что и так все знал. Крис и Даниель были знакомы давно, и этот вопрос мог быть лишь слегка завуалированной, одному Юлиусу адресованной издевкой.

Даниель любил рассказывать плоские анекдоты, и сам смеялся над ними, но опять же не так, как все. А заставляя жертву терпеть унижение или, во всяком случае, добиваясь этого. Пока удается, он будет травить такие анекдоты. Постоянно подчеркивая свое превосходство — одеждой, образованием, поведением, даже если самому ему на эти вещи было плевать. Ирония, всегда нацеленная только на других. Как отрицание отрицания, которое тоже означает «нет», но используется лишь для различения своих и чужих.

— Прости, — сказал Юлиус, касаясь стола лбом.

К кому он обращался, к Даниелю или к Крис? И за что просил прощения, за свое присутствие за столом или за связь с Буркхардом и Бруно?

Если они не поняли этого, то могут ли вообще понять друг друга? И зачем сидят за одним столом? Отношения, которых не выяснить словами: это чувство общности, которое либо возникает, либо нет. Без этого чувства никакого продолжения не будет.

Если нет, то никому не удастся показать другим, кто он на самом деле. Вначале можно обойтись и без этого, но рано или поздно каждый, кто так и не доказал, что он — за общность, дождется, что его либо оборвут, либо выставят. Ему это не грозило, он был тут вообще никем — все делали вид, что просто не замечают его, как не замечают чью-то оплошность.

Но они поняли все. И все знали. И его тоже знали слишком хорошо. Поняли, что он попытался слегка наехать на них, но даже не стали делать вид, что ничего не заметили.

Даниель встал, за ним встала Крис, и они пошли к Буркхарду и Бруно.

— А-а, Даниель, сынок, — обрадовался Буркхард.

Даниель в ответ промолчал с тем серьезным выражением на лице, с каким дети еще осмеливаются выражать свой протест против вмешательства родителей в их личную жизнь. Как будто, найди те нужные слова, они готовы были бы снова стать послушными. Родители же всегда думают, что сказанного достаточно, чтобы дети одумались и больше не возникали.

— Выпьешь что-нибудь?

— Ты же знаешь, что мне нужно, когда я один.

— Один — это означает «без тебя»?

— Тебе не нравится, когда мы пьем? — спросил Бруно.

— Взялся кувшин по воду ходить. — Крис произнесла это так, как признается пьяный пьяному.

Между тем ни Бруно, ни Буркхард не были даже навеселе. «Быть пьяным» могло в разговоре означать наркокайф, но они не употребляли наркотиков.

Поскольку наркотики не продавались открыто на каждом углу, говорить (или умалчивать) о том, на чем кто-то словил или пытался словить кайф, как действует тот или иной материал, было не принято, чтобы не вводить собеседника в искушение или не заставлять с позором отказываться.

Кайф означал выход в иные миры, всегда доступный. Но они не желали признавать его разовым подарком судьбы или кратчайшим на данный момент путем. Даже те, кто верил в вечную жизнь на небесах, старались изо всех сил добиться чего-то в этой жизни, не давая оборваться ариадниной нити.

Старики часто оступались, но умели избегать ситуаций, грозивших гибелью. Им нравилось быть непонятыми, занудными и невыносимыми. И шумно, тяжело расставаться с прежними друзьями-подругами, чтобы обрести новых.

Крис, Даниель и Юлиус были одеты не так чтобы в один стиль, но уж как получилось. Их танец слишком затянулся, чтобы они могли рассчитывать на аплодисменты: мол, вы хорошо станцевали, вам заплачено, до свидания.

Свет замерцал красным и синим. Танцующие двигались в пламенеющих лучах. Пальцы выбивали ритм, а бас заполнял и никак не мог заполнить зияющие пустоты. Чей-то голос громко подпевал невпопад.

Бородач в балахоне распевал баллады. Официанты ходили в майках, украшенных буквой «В» на обеих грудях.

Тех, у кого находилось хоть немножко фантазии, презирали. Всем было хорошо, все были счастливы, и никому не хотелось отступать от света рампы. Проверяли, какой наркотик как лучше действует. Кожа у всех сухая, гладкая, натянутая из-за повышенного давления.

Юная кожа не липла к тем, кто был старше хотя бы лет на десять. Хотя, будь на то время, все бы постепенно перетрахались со всеми. Нити судеб, сошедшихся здесь, безнадежно переплелись.

Попытка подъехать к кому-то могла вызвать лишь недоумение. Поймав себя на том, что тебя тянет к нему или к ней, можно было нарваться на скандал. Решив, что к нему липнут, другой мог страшно отомстить, ответив тем же. Или сдав другому, чья ненависть не задержится. А если дадут оправдаться, то будет еще хуже, чем можно было ожидать.

— Пару минут назад ты был со мной не согласен.

— Я никогда ни с кем не соглашаюсь и не раскрываюсь до конца.

— Потому что боишься напороться все тем же боком. Не бойся, я зайду с другой стороны…

Юлиусу ничего не оставалось, как вырваться невежливо. Просто взять и уйти он не мог, тот поперся бы за ним. Выгнать тоже не мог, тот бы вернулся.

Пришлось напомнить, что тот должен заплатить. До этого Юлиус не хотел пускаться в расчеты. Да и не так уж важны были ему эти деньги. Все это было ему настолько неинтересно, что он готов был уйти, не рассчитываясь ни за что.

Прощание удалось. Уходя, Юлиус не столкнулся ни с кем. Раз даже остановился подвинуть стул, чтобы на него кто-нибудь не наткнулся.

На улице он чуть не вмазался в Крис. Та, отступив на шаг, подняла руки и сложила их у себя над головой.

Отвернулась — не чтобы заставить его ждать или спрятать лицо, а ища себе компанию получше. Он воспринял это как вызов, зашел сзади и обнял.

Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Придется ползти на коленях до дому или хотя бы до такси, а там выползти. Лучше было бы ползти всю дорогу, но не было сил.

Он никогда бы не напивался, если бы не знал, что в случае чего его просто вырвет. Крис довела его до машины и усадила головой в окно, чтобы не заблевал салон. Но его так и не вырвало.

Не надо было говорить, что «все в порядке». Сказала и испортила все.

Ощупал пальцами землю. Ползти все-таки придется.

На земле

До дома он добрался не сразу.

Очнулся на сухой лужайке, подобрался и посучил ногами. Закрыл глаза, потому что от бегущих по небу облаков его мутило. Небо казалось сплошной непробиваемой стеной.

Горы на горизонте были такими чистыми и ясными, что, казалось, их никогда не оскверняла ничья нога. Текли реки, украшаясь зеленоватой пеной. Он знал, что там есть водовороты. Ни переплыть, ни брода не найти. Одни выбоинки в бурых камнях.

В руке скомканный бумажный платочек — пусть хоть едва теплящаяся, но жизнь.

Здесь почти никогда никого не было. В других местах всегда стоял хотя бы чей-то автомобиль. Блестя лаком на фоне облупленных, много раз перекрашенных, убогих домишек. Машины длиннее домов, но зато ниже и на колесах.

* * *

Она была далеко и долго медлила, прежде чем подойти, показывая, что может и передумать. Но он лежал так неподвижно, что она решилась. Убежать он, во всяком случае, точно не мог. Она потормошила его. Ну и рожа.

— Что у нас не так? — спросила она или, может быть, он спросил сам себя. На ее овальном лице не было никакого выражения. Полноватые бледные губы, ему было трудно смотреть на них. Глядя на него, она заставляла его смотреть на себя. Что-то в ней было, и именно это вызывало в нем интерес. Он пытался понять, что это, а она следила, как он мучительно попадает впросак, ловя разбегающиеся мысли. Он боялся, и тайна исчезала.

— А что должно быть не так?

Он попытался удивиться, это ему не удалось. От времен его бродяжничества, легких связей и безумных увлечений осталось так же мало, как от времен службы и зарплаты.

Решил не вспоминать, чтобы не делать смутные воспоминания еще более смутными. Собраться с мыслями, хоть и неизвестно зачем.

В его фразы постоянно вклинивались одни и те же слова. Каждая следующая фраза отрицала другую, но эти слова все равно вылезали.

Из цепочки сновидений или наблюдений он обычно помнил лишь последнее звено, не имея ни малейшего представления, куда бы они завели его, если бы он сам не попытался его запомнить.

Его голос был похож на ее. Неужели его походка скоро станет такой же, и он внезапно поймет, зачем она купила себе такую отвратительную сумочку? И таким же осклизлым голосом будет позволять ей выбирать сумочки?

Он держал бледно-болотного цвета сумочку прямо перед глазами, чтобы не видеть ее. У барного столика чуть не потерял почву под ногами, но нашел то, что искал.

Если факты не происходили, их место занимали другие, и смысл получался тот же.