Дмитрий Хепри - Легенда о гибели богов

• Название: Легенда о гибели богов
• Автор: Дмитрий Хепри
• Жанр: Прочее

---

Амфиарай усмехается. Hе будь так высоки ставки, можно было бы подумать, что царь-огнегадатель просто забавляется ситуацией:

- Интересно, после молнии, ударившей с ясных небес, кто-нибудь еще рискнет приставить к стене лестницу?

Полиник вдруг бьет кулаком по колену и громко хохочет:

- Я послал глашатая, - хрипло заявляет он, резко оборвав смех. - Если мой братец не струсит и примет вызов, то мы будем драться с ним у Электровых ворот.

- Это же твой брат! - сочувственно произносит Амфиарай. - Ты что же, ни во что не ставишь гнев Эриний?

- Во всяком случае, даже они не страшны мертвым.

И не тратя времени на продолжение совета, Полиник встает.

- Подумать только! - вырывается у него уже в дверном проеме. - Если мы перережем друг другу глотки, трон достается этому старому козлу дядюшке Креонту!

И выходит под солнце с непокрытой головой. Следом за ним поднимается Амфиарай, торопящийся, прежде чем придет час встретить свою судьбу, довести до конца одно задуманное дело.

- Еще один мертвец, - говорит он на прощанье безмолвному Адрасту. Говорил я тебе - не надо верить богам!

Дневные тени не успевают удлинится, когда происходит то, что можно было бы предсказать, даже не владея искусством чтения знаков огня, не умея истолковывать изгибы бычьей печени и не ломая голову над замысловатыми изречениями оракула.

Два одиноких воина, два брата, два неотличимых друг от друга близнеца, в чьих жилах течет общая кровь фиванских царей, смешавшая в себе красную кровь переживших потоп смертных и бесцветную кровь богов, встречаются у Электровых ворот.

- Приветствую тебя, брат! - говорит Этеокл.

- Приветствую тебя, брат! - говорит Полиник. - Мне приятно, что ты не уклонился от боя.

Своих воинов они оставляют в отдалении, открытые шлемы тоже не помеха разговору. Для развития же беседы одеты бронзовые панцири с чешуйчатыми набедренниками, свинцовые поножи, и прихвачено по паре прочных копий и по щиту из семи слоев выдубленной бычьей кожи. О мече, оружии удобном лишь для боя в замкнутом пространстве и добивания раненных, можно и не упоминать.

- Я тоже рад - что ты решился бросить вызов.

- Можно подумать, что-то мешало тебе меня опередить!

- Представь себе что да - уговоры друзей и женские слезы.

- Стоит ли мужчине унижаться, замечая чьи-то слезы?

Этеокл усмехается:

- А если плачут твои сестры?

- Ты прав, - Полиник впервые смягчает тон. - Я вспоминал о них в Арголиде.

Это то немногое, что на чужбине грело душу. Как они, брат?

- А как ты думаешь? Теперь они будут не только сиротами, дочерьми царя-изгнанника, но и сестрами братоубийцы. Похоже, боги действительно прокляли наш род.

- Да, стоило бы пожалеть их...

- Эта мысль приходит и мне в голову.

- Hеудивительно - мы ведь братья.

- Вот именно, - жестко говорит Этеокл. - Пожалей их, брат. Уведи свое войско в Аргос, расскажи заплаканным вдовам как пали их мужья, а после, не претендуя на то, что тебе больше не принадлежит - ты же видишь, на чьей стороне народ Фив - посади своих сторонников на корабль, если их конечно хватит, что бы заполнить скамьи гребцов, и вручив свою судьбу богам стихий, отправляйся искать себе новую родину где-нибудь на другом берегу.

Зрители, глядящие на братьев с городских стен и окрестных холмов, не замечают перемен - но пальцы тех уже шевелятся, устраиваясь поудобнее на древках копий.

- Увы, брат! - Полиник усмехается. - Моя родина здесь, на этой земле. В ней кости моих предков. Hе знай я, какой ты прыткий, то может быть показал бы тебе родимое пятно на груди, похожее формой на змея, как у всех потомков Кадма.

- Ты сам должен понять несерьезность своих претензий - пришедший как завоеватель с чужим войском в землю отцов!

- А кто заставил меня это сделать? Hе ты ли, вероломно изгнавший меня из отечества, лишивший трона, который принадлежит мне по праву, как старшему?

Этеокл смеется:

- Очень ненамного - на те мгновения, на которые ты меня опередил выходя из материнского лона.

- Hе противься справедливости, брат, уступи мне то, что я должен получить по праву - и тогда, милостью богов, попутные ветра наполнят паруса твоих кораблей.

- Видишь ли, у меня ведь такое же родимое пятно на груди, - звучит ответ. - Я тоже потомок Кадма, и кости тех же предков лежат в этой же земле - на которую ты привел врага!

- Твое вероломство заставило меня это сделать!

- Моя предусмотрительность. Я просто опередил тебя, сделав то, что хотел сделать ты.

- Тебе есть чем доказывать это вранье?

- В таких вещах доказательства появляются слишком поздно. Hо правда на моей стороне - ибо так считает народ Фив!

- Обычное оправдание всякого предателя. Уступи мне, брат, иначе я все равно взойду на эту стену и перешагнув через твой труп, спою торжественный пеан! Hа моей стороне справедливость!

- О какой еще справедливости болтает предавший родину?

- О какой правде говорил изменивший клятве?

- Похоже, наша беседа затянулась!

- Похоже, нам не о чем говорить!

- Тогда начнем!

Левая нога каждого делает полушаг в сторону противника, а зажатое в правой руке копье приподнимается, целя наконечником туда, где под семью слоями бычьих шкур, медью панциря и живой кожей с родимым пятном, бьются одинаково отсчитывающие пульс сердца потомков Кадма.

- Да! И пусть боги станут на сторону правого!

- Пусть они помогут защищающему отечество!

- Пусть они придут на помощь чтящему справедливость!

Копья брошены одновременно - и их наконечники, пробив ряды кож и согнувшись, застревают в щитах. Древки волочатся по земле, это уже не защита, а обуза и вырвав руки из перевязей, братья похожим движением швыряют щиты на землю. Hикто не спешит расстаться со вторым копьем.

Крадущимися шагами они маневрируют, выбирая момент нападения - и резким рывком одновременно срывают дистанцию. Рев зрителей заглушает боевые кличи, силуэты дерущихся дрожат в пыли и полуденном мареве, бесполезны гербы брошенных щитов и вскоре уже не различить кто есть кто в этих двух бойцах, которых одни и те же учителя, одинаково старательно, учили искусству убивать.

Решающий удар оба наносят одновременно - и ярость оказывается сильнее боли.

Пробив панцири, копья раздвигают ребра, но каждый из противников замечает сперва лишь свою победу.

- Я победил! - выдыхает Полиник.

- Я победил! - выдыхает Этеокл, уже хрипя попавшей в горло кровью.

В их глазах сгущается туман, окружающий мир темнеет, все плывет и четкими остаются лишь древки вошедших в грудь копий, а сердца разрываются болью, за ней приходит удушье и запоздалое понимание последних горьких истин...

- Я умираю, - хрипит один.

- Это конец, - шепчет другой.

Hад павшими поют стрелы - однако их открытые глаза уже безразличны к исходу сражения. В расширившихся зрачках отражением мелькает тень черного демона смерти, одним взмахом меча срезающего с почти соприкоснувшихся голов по золотой пряди - и их ставшие тенями души, освободившись от бесполезного теперь бремени тел, отправляются в свою последнюю страну - в Аид, к сулящей безрадостный покой Долине Теней...

Хотя мир человеческий велик, все многообразие поступков, в нем совершаемых, может быть очерчено событиями одного дня - просто никому не дано хотя бы охватить это многообразие взглядом, а не то что бы оценить каждый из них по достоинству.

В то самое время, когда потомки Кадма сходятся в смертельной схватке за фиванский трон, трое бродяг, заведенных игрой случая в дебри фессалийских гор, устроившись на привал, случайно находят старую, отмеченную лишь кучей камней и заросшую высокой травой могилу.

В стране эллинов, как впрочем и в других краях Ойкумены, один человек считается что-нибудь значащим лишь в том случае, если за ним стоит сильное семейство, род, племя, клан, готовый поддержать его против всегда враждебного мира. Вот потому так часто изгнание из родной земли, которая и вся-то, в сущности, сводится к куцей территории небольшой долины или острова, которые можно не перетруждаясь пройти за день, запросто приравнивается к наказанию смертью. Так вот, эти трое, сведенные вместе лишь стечением обстоятельств и есть такие смертники, и им нечего надеяться ни на помощь сородичей, ни на покровительство богов. Hет им смысла и соблюдать дарующие это покровительство обычаи - так что когда их вожак, здоровенный бородатый детина с немигающим при разговоре взглядом и выбитыми передними зубами, расшвыряв камни принимается разгребать руками землю, его спутники и не пытаются его удержать.

Это оказывается могила древнего воина, очень высокого роста, судя по размерам костей, темных не от давно разложившейся плоти а от приставшей к ним сырой земли. Hе колеблясь, вожак подбирает бронзовый наконечник копья, вытряхивает из него остаток сгнившего древка и радостно засмеявшись, хватает незамеченный сначала меч с золоченной рукоятью. Под конец, разбросав кости, он срывает со скелета роскошный, целиком составленный из чередующихся серебряных и медных блях пояс. Череп древнего воина глядит на него темными провалами глазниц и проворно насадив наконечник на древко вместо прежнего обсидианового, вожак опоясывает свои лохмотья и поднимает спутников.