Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

• Название: Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***
• Автор: Пьер Мариво
• Издательство: Фирма «Барс», ТОО «Иолос»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86237-004-8

Роман «Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***» (1731–1741) принадлежит перу крупнейшего представителя французской психологической прозы Пьера Карле де Шамблена де Мариво (1688–1763). Это история безродного найденыша, совсем юной девушки, которая, вступая в жизнь, сталкивается с вожделением, завистью и эгоизмом населяющих ее людей, но благодаря врожденному благородству выходит победительницей из самых сложных и запутанных ситуаций.

---

Я осталась одна в своей комнате, через некоторое время ко мне вошла сестра послушница, та самая, что приносила мне накануне ужин.

— Госпожа де Миран здесь,— сказала она; затем прибавила: — Вас ждут в приемной.

Я должна была догадаться, что ждет меня вовсе не госпожа де Миран; но я подумала, что именно о ней идет речь, тем более что мадемуазель Вартон говорила о намерении госпожи де Миран увезти нас обеих к себе.

Итак, я сошла вниз; хотя в душе моей царил печальный покой, я взволновалась, спускаясь по лестнице, и слезы снова выступили у меня на глазах.

«Нежная мать ждет появления своей дочки,— думала я про себя,— и не догадывается, что к ней идет просто Марианна, которая ничем иным, кроме Марианны, никогда для нее не будет».

Однако я решила пока обо всем этом молчать; у меня были свои соображения; время говорить еще не наступило.

И вот я стою перед дверью приемной. Я вытерла слезы, постаралась придать своему лицу спокойное выражение и, вздохнув несколько раз подряд, чтобы успокоить трепетавшее сердце, отворила дверь.

Занавеска, закрывавшая с моей стороны решетку в приемной, мешала мне видеть находившегося там человека. Полагая, что это госпожа де Миран, я звонко крикнула, приблизившись к решетке:

— Милая матушка, это вы? — и при этом отодвинула занавеску; за нею оказался не кто иной, как Вальвиль.— Боже мой! — воскликнула я, вне себя от неожиданности. Я стояла, низко опустив голову, не в силах вымолвить ни слова.

— Что с вами, прелестная Марианна? — спросил он.— Да, это я; разве вам не доложили? Как я рад вас видеть! Но вы еще так слабы; матушка здесь, они с госпожой Дорсен имеют поручение к одной из монахинь от ее родственницы: матушка просила передать вам, что сейчас освободится, она хочет увезти с собой и вас, и мадемуазель Вартон. Но я боюсь, что вы еще не в силах ехать к нам; впрочем, решайте сами. Вы пойдете переодеваться?

— Нет, сударь,— ответила я, с трудом переводя дух, но стараясь сохранять спокойствие,— нет, переодеваться я не буду, я еще на положении выздоравливающей, и госпожа де Миран разрешит мне остаться в этом платье.

— Как вам угодно,— согласился он.— Вы всех нас до смерти напугали,— продолжал он тоном человека, который изо всех сил старается быть любезным, хочет говорить непринужденно, но не знает, что сказать.— А как вы себя теперь чувствуете? Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, вы грустны; возможно, это следствие болезни; надеюсь, у вас нет причин для огорчений?

Я сразу почувствовала, что мой прием и весь мой печальный вид насторожили его.

Он, вероятно, не думал, что мадемуазель Вартон открыла мне свою тайну; она утаила от него свой разговор со мною и дала ему понять, что знает о нашем с ним обручении только из моих слов, сказанных в порыве дружеского чувства; но это не имело значения: виновному все кажется подозрительным. Ведь мадемуазель Вартон каким- нибудь неосторожным словом могла выдать себя, и он этого опасался.

До сих пор я не решалась взглянуть на него: я не хотела, чтобы по глазам моим он угадал, что мне все известно; я боялась, что у меня не хватит силы скрыть свои чувства.

.... Но тут мне показалось, что самообладание вернулось ко мне, и, подняв глаза, я ответила:

— После серьезной болезни человек слабеет и кажется грустным.

И при этом я окинула его испытующим взглядом.

Ах, дорогая, нелегко сохранить уверенность, совершая предательство! Видимо, душа изменника сознает свой позор. Как же сильна ее тяга к добру и правде, если она с таким трудом преодолевает свое отвращение ко лжи!

Поверите ли? Вальвиль не мог выдержать моего взгляда и не в силах был прямо посмотреть мне в глаза, несмотря на напускную самоуверенность.

Словом, я не узнавала Вальвиля, это был другой человек; куда девалась его искренняя улыбка, открытый взгляд, простодушие, веселье, освещавшее его лицо, стоило ему меня увидеть! Все признаки любви исчезли; я видела в его чертах только смущение и фальшь; передо мной было холодное, напряженное лицо, которое напрасно силилось выразить оживление, чтобы скрыть скуку, равнодушие и черствость. Увы, я не в силах была это вынести, дорогая, и опустила глаза, чтобы не видеть его больше.

При этом я вздохнула; я не могла сдержать этот вздох! Он опять встревожился.

— Вам трудно дышать, Марианна? — спросил он. — Нет,— ответила я,— это от слабости.

После чего мы оба замолчали; и такие паузы повторялись несколько раз.

В них было что-то странное; раньше с нами не случалось ничего подобного; но теперь, чем больше эти паузы тяготили Вальвиля, тем чаще они наступали.

Я же только старалась скрыть истинную причину моей печали; на прочее у меня не хватало сил, и беседа наша не клеилась.

— Меня очень огорчает, что вы все еще жалуетесь на слабость,— сказал он,— а говорили, будто вы уже почти совсем здоровы. (Заметьте, прошу вас, этот ледяной тон.) Вы развлекаетесь чем-нибудь в монастыре? Есть у вас подруги?

— Одна монахиня расположена ко мне — ответила я — и потом я часто встречаюсь с мадемуазель Вартон; она очень мила.

— Кажется, так,— заметил он,— впрочем, вам легче судить об этом, чем мне.

— Ее уведомили, что госпожа де Миран заедет за ней? — спросила я.

— Да. Если не ошибаюсь, матушка просила предупредить ее,— ответил он.

— Вам приятно будет познакомиться с мадемуазель Вартон поближе,— заметила я.

— Ведь я уже видел ее тут раза два — у меня были поручения от матушки; потом я справлялся у нее о вас, когда вы были больны,— сказал он.— Разве вы не знали? Надо полагать, она сообщала вам об этом?

— Да, она мне говорила,— ответила я.

Мы опять замолчали; он не знал, что сказать, а мне было слишком грустно и не хотелось касаться их отношений.

— Так постарайтесь же совсем выздороветь, мадемуазель,— сказал он,— но кажется, я слышу во дворе голос моей матушки. Посмотрим, она ли это? — добавил он и отошел к окну.

Этим он избавился от необходимости придумывать слова, чтобы не дать угаснуть нашей беседе, и мог теперь стоять поодаль, у окна, и рассказывать, что он видит во дворе и чего там не видит.

— Это она,— сообщил он,— и с нею госпожа Дорсен. Они уже поднимаются по лестнице, надо пойти открыть им.

Так он и сделал, а я не проронила ни слова и только постаралась подавить вздох, видя, как он ищет повода сбежать от меня. Он даже спустился на несколько ступенек, чтобы подать руку госпоже Дорсен, которая шла впереди.

— Наконец-то я вижу наше милое дитя,— сказала эта дама и протянула мне руку.— Небо сохранило ее для нас. Мы предполагали приехать только после обеда, мадемуазель; но я сказала вашей матушке, что вы непременно должны обедать с нами, чтобы подольше побыть вместе. Сударыня,— продолжала она, обращаясь к госпоже де Миран,— Марианна выглядит гораздо лучше, чем я ожидала; она поправляется быстро и почти не похудела.

Не помню, что я ответила. Вальвиль стоял рядом с госпожой Дорсен и смотрел на меня с улыбкой, будто тоже с удовольствием мною любовался.

— Почему ты не переоделась, дочка? — обратилась ко мне госпожа де Миран.— Я нарочно послала Вальвиля предупредить, что мы увозим тебя к нам.

Когда я услышала ее ласковые речи, слово «дочка», которое она произнесла так простодушно, я не могла удержаться от слез; Вальвиль же покраснел: почему бы? Быть может, ему стало стыдно: он видел, как глубоко — и как напрасно — меня растрогала нежность его матушки, и понимал, сколь неуместно звание дочери, которым она меня дарила.

— Право же, дочь ваша слишком вас любит, она еще не вполне здорова и слишком слаба для душевных волнений,— сказала госпожа Дорсен.— Боюсь, это может повредить ей. Сперва ей нужно как следует поправиться, и тогда пусть себе плачет от радости, что видит вас; а пока никаких нежных излияний, прошу вас. Ну-ка, мадемуазель, постарайтесь развеселиться! И едемте, уже поздно.

— Я жду мадемуазель Вартон,— возразила госпожа де Миран,— а ты (эти слова относились ко мне) поедешь в чем есть. Тебе незачем подниматься в свою комнату, не так ли?

— Ах, при всем желании видеть Марианну у нас, боюсь, она слишком слаба для такого путешествия,— вдруг заметил Вальвиль; видимо, под предлогом заботы о моем здоровье он хотел дать мне повод отказаться от обеда; но он напрасно трудился.

— Простите, сударь,— ответила я,— я чувствую себя довольно сносно, и если госпожа де Миран не требует, чтобы я переоделась, я с радостью поеду с вами. (Заметьте, что слова «госпожа де Миран» относились к матушке.)

— Что это за «госпожа де Миран»? — со смехом спросила матушка.— Кого ты так называешь? Право, болезнь сделала тебя чопорной!

— Вернее, почтительной, дорогая матушка. Мне надо быть с вами очень почтительной,— сказала я и невольно вздохнула; это не укрылось от внимания госпожи Дорсен и смутило и без того встревоженного Вальвиля, совесть которого была неспокойна; он совсем потерялся — и было от чего. Этот вздох и моя сугубая почтительность были неспроста. Госпожа Дорсен заметила и это, и смущение Вальвиля: она внимательно присматривалась к нам обоим.