Николай Кузьмин - Возмездие

• Название: Возмездие
• Автор: Николай Кузьмин
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-7117-0474-5

XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.

Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом». В своих мировых планах они отводили России роль полена, предназначенного сгореть в печке «перманентной революции». Ещё живы люди, не забывшие ни «красного террора», ни расказачивания, ни борьбы с «русским фашизмом». А сколько лет неоглядная русская провинция замирала от ужаса, услыхав: «Латыши идут!» Эти «железные стрелки» не понимали ни слова по-русски и умели лишь нажимать на курок маузера.

Сталин остановил этот истребительный беспредел. Мало того, он обрушил на головы палачей меч справедливого возмездия. Авторы геноцида русского народа получили по заслугам.

Непревзойдённый труженик на высочайшем государственном посту, Сталин создал государство, о котором мечтали поколения утопистов: с бесплатным образованием и лечением, с необыкновенной социальной защищённостью трудового человека. В СССР господствовал закон: «Вор должен сидеть, а предатель — висеть!» Благодаря титаническим усилиям Сталина появилась на планете наша советская цивилизация.

Постижению этих сложных и порой умопомрачительных явлений посвятил автор своё документально-художественное повествование.

---

Мало помалу он вошёл в ближайшее окружение Генерального секретаря, стал членом кабинета его личной власти. Попасть в этот узкий круг было удачей величайшей важности. Подножие Генерального секретаря составляли люди преданности исключительной, верности проверенной, испытанной.

* * *

Целая цепь неожиданных событий, случившихся за два дня пребывания Сталина в Ленинграде, настойчиво указывала направление поиска Ежова: Ильинское, где находились дачи недавних руководителей Северной коммуны. Там, затворившись в оскорблённом величии, вот уже семь лет пребывал властитель Ленинграда Гершль Ааронович Апфельбаум (партийная кличка — «товарищ Григорий»). Ближайший соратник Ленина, проживший с ним бок о бок все годы долгой эмиграции (и даже отправившийся с ним в Разлив), председатель Коминтерна, член Политбюро, он слишком болезненно переживал провал своей авантюры после XIV съезда партии. Добавляло Зиновьеву спеси (а заодно и желчи) то обстоятельство, что именно он выступал вместо Ленина с отчётными докладами на двух партийных съездах: XII и XIII. Падение с завоёванных высот было крушением всех его надежд, всех планов… Однако смиряться он не собирался. Его вдохновляла гипертрофированная самовлюблённость, навсегда усвоенная вера в своё всевластие в завоёванной стране.

Положение в партии создалось сложное. После недавней смерти Ленина за его положение вождя (а не за совнаркомовский пост) шла ожесточенная борьба. Претендентов оказалось только двое: Троцкий и Зиновьев. Ни тот, ни другой не брали Сталина в расчёт. И поплатились. В прошлом году после клятвы Генерального секретаря у гроба скончавшегося вождя у самовлюблённых оппозиционеров с глаз упала пелена: они увидели настоящего лидера и партии, и народа, и страны.

Волей-неволей обоим группировкам, троцкистской и зиновьевской, пришлось сомкнуть ряды. Борьба с ними мало помалу стала обретать оттенок сугубо национальный: против опостылевшего всем засилья.

В год съезда Троцкий наконец слетел с поста председателя Реввоенсовета. Его шансы упали сильно. Зиновьев заметно ободрился. У себя в Ленинграде он держался как самодержавный хан в своем улусе. Москву он не любил и наезжал туда с подчёркнутой неохотой. В Ленинграде он завёл филиал Исполкома Коминтерна — лишь бы пореже покидать берега Невы. Он не переставал подчёркивать исключительное положение «своей» Северной коммуны.

Собираясь в Москву, на съезд, Зиновьев не скрывал своих расчётов. Свалив ненавистного Сталина, он к посту главы Коминтерна прибавлял пост Генерального секретаря партии и становился несокрушим.

В самый канун съезда появилась так называемая «Платформа четырёх»: Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская вспомнили ленинское «Завещание» и потребовали смещения Сталина. Эта вылазка «старых партийных гвардейцев» явилась своего рода артиллерийской подготовкой перед решающим сражением.

Партийная делегация Ленинграда держалась на съезде особняком. От неё исходила никак не маскируемая угроза.

Съезд открылся 18 декабря 1925 года. Политический отчёт сделал Сталин. На следующий день с содокладом выступил Зиновьев.

Всё пока текло по заведённому порядку, однако атмосфера ощутимо накалялась.

Первой из окопов оппозиции поднялась Крупская: она зачитала «Завещание» покойного мужа и предложила избрать на пост Генсека испытанного ленинского соратника и друга — Зиновьева.

Ход был сильный: «Завещание» самого, речь вдовы…

На следующий день Сталину исполнялось 46 лет. Крупская таким образом преподнесла ему подарок.

Назавтра, а самый день рождения, с утра, слово попросил Каменев. Повторяя Крупскую, он снова зачитал ленинскую характеристику Генерального секретаря (слишком груб) и заявил, что «Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба». Из зала однако понеслись громкие выкрики: «Чепуха! Раскрылись! Долой!» Переломить настроение попытался Евдокимов. Он вскочил на ноги и заорал: «Да здравствует партия!» Председательствующий Рыков, пресекая вакханалию, объявил перерыв…

Новое появление Зиновьева на трибуне носило характер вроде бы умиротворяющий. Он постарался сбить напряжение и заставить делегатов проникнуться необходимостью перемен. Смещение Сталина — вопрос международного рабочего движения. Так и только так следует смотреть на этот вынужденный шаг. Далее в голосе Зиновьева зазвучала плохо завуалированная угроза: он дал понять, что пролетарии всего мира могут лишить своей поддержки коммунистов Советского Союза. Как же тогда жить и бороться? И снова в зале закричали (кричал вместе со всеми и Ежов): «Не пугай! Не боимся!»

23 декабря съезд не работал. Делегаты ожесточённо совещались в номерах гостиниц. Обстановка накалялась. Обе стороны сознавали, что проигравшим придётся худо.

Сталин, уловив настроение делегатов, настроился решительно. И Крупская, и Каменев выдернули из ленинского «Завещания» всего одну характеристику. Но там целых шесть! Он поднялся на трибуну и зачитал весь ленинский документ. Впечатление получилось невообразимое: те, кто рвался расправиться со Сталиным, вообще не имели права называться большевиками! Зал угрожающе загудел. Раздались выкрики. А Сталин добивал своих противников. Он признал, что да, порой бывает груб. Но — с кем? С теми, кто не дает работать и действует, как самый настоящий враг.

Да, враг! Враг партии, враг народа и страны!

Его взволнованная речь поминутно покрывалась бурными аплодисментами. Съезд выражал ему полнейшую поддержку.

* * *

Обыкновенно после съездов в партийных дрязгах наступает передышка. Обе стороны подводят итоги, подсчитывают потери, зализывают раны. На этот раз всё было иначе. В Москве Зиновьев выглядел вполне смирившимся с поражением. Однако вернувшись в Ленинград, он собрал комсомольский актив и выступил на нём с поджигательной речью. Это был иезуитский ход. Комсомольцы воспламенились и приняли чудовищное решение: они не признают решений съезда партии и не собираются их выполнять!

Демарш возмутительный: открытое неповиновение, бунт на политической палубе государственного корабля, дерзкий и нахальный!

А Зиновьев распоряжался, словно предводитель мятежа. Он запретил в «своём» городе все центральные газеты. Агентура областного ГПУ устраивала обыски в газетных киосках. Дело доходило до того, что решения XIV съезда партии пришлось распространять нелегально: листовки с текстом подкладывали на заводах в инструментальные ящики.

Ленинград заволновался.

Реакция ЦК ВКП(б) последовала незамедлительно: в Ленинград выехала внушительная делегация.

Слава города на Неве покоилась на высочайшей репутации его гигантских промышленных предприятий. Рабочие коллективы заводов составляли авангард советского пролетариата.

Как водится, москвичи первым делом направились в рабочие коллективы. Состоялись многолюдные бурные собрания. И обнаружилось, что Зиновьев, затворившийся в Смольном, не пользуется никакой поддержкой рабочего народа. А дерзкой выходкой комсомольских вожаков заслуженный питерский пролетариат попросту возмущён.

Зиновьев сильно преувеличивал значение собственной персоны. Он никак не хотел уразуметь, что уже давно никого не представляет, кроме самого себя.

Многолетний спутник Ленина? Постоянные доверительные шептания с его вдовой? Мало, мало…

Открылась ещё одна совершенно неприглядная картина. Годы «красного террора», а также постоянные высылки «буржуазных элементов» обновили население северной столицы. В город на Неве хлынули выходцы из «черты оседлости». Естественно, к работе у станка они нисколько не стремились… Словом, стараниями сначала Троцкого, а затем Зиновьева град Петра Великого превратился в скопище советского мещанства — в настоящее отхожее место страны.

В том году, когда Зиновьев отважился на открытый бунт, именно питерский пролетариат призвал обнаглевшего временщика к порядку. Рабочие всех крупнейших заводов города единодушно выступили за великую программу индустриализации, предложенную Сталиным.

Зиновьев был снят со своего важнейшего поста, что называется, с треском. Его место в кабинете Смольного занял энергичный Киров.

С этого дня Зиновьеву оставалось что-нибудь одно: или перемениться и влезть в общую упряжку на каком-нибудь не столь значимом посту, или же спокойно, беззаботно стариться и почивать на лаврах. К сожалению, он выбрал третий путь — озлобленного заговорщика, стремящегося во что бы то ни стало вернуть былое положение и власть.

Легальные способы борьбы за власть были исчерпаны. Настала пора методов нелегальных, подпольных, тайных.

* * *

Первый взгляд Ежова, когда он окинул сложившуюся для Кирова обстановку в Ленинграде, подтвердил самые худшие опасения. Киров слишком увлёкся хозяйственными показателями. Он часто бывал на знаменитых питерских заводах и мало обращал внимания на копошившихся под ногами троцкистов и зиновьевцев. Видимо, считал, что проигравшие обязаны вести себя соответствующим образом, т. е. сидеть тихо, а не размахивать кулаками после драки.