Татьяна Устименко - Принц для Сумасшедшей принцессы

• Название: Принц для Сумасшедшей принцессы
• Автор: Татьяна Устименко
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9922-0546-6

Изгнанной с Поющего Острова, отвергнутой и оклеветанной, ждущей ребенка от своего погибшего возлюбленного Ульрике де Мор предстоит выполнить принятые на себя обязательства. Возможно ли совершить подобное – переломить ход неумолимой судьбы и победить демиургов? Сможет ли она потягаться с Пустотой и вернуть к жизни душу принца Астора? Сумеет ли она понять истинную сущность любви, пройти через немыслимые испытания и потери, научиться ценить прошлое и верить в будущее? Дано ли ей осознать, что же это означает на самом деле – быть собой? Не королевой демонов, не Пробудившей драконов, а, вопреки всему и всем, просто той, которую называют Сумасшедшей принцессой…

---

Пылающая жаждой мести демоница и не собиралась привлекать на свою сторону ненавистную ей Сумасшедшую принцессу. Она мечтала об одном – вырезать из ее проклятого чрева своего нерожденного племянника и обрести семью. А потому она намеревалась как можно дольше поддерживать неведение Ульрики и ее абсолютное непонимание скрытой подоплеки происходящего. Ринецея считала, она поступает правильно: ведь внутри себя каждый из нас прав. А кроме того, в ее понимании Ульрика не обладала нужным уровнем психической амбивалентности, то есть умением мысленно ставить себя на место противника, и, следовательно, никогда не уразумела бы сущности той движущей силы, что руководила всеми поступками демоницы. Ульрике катастрофически не хватало знаний. Притом, с позиции Ринецеи, именно Сумасшедшая принцесса являлась злом, разрушительно деструктуризирующим земной мир!

Демоница совершила необдуманный поступок, вступив в бой с воином Старшей крови, и поплатилась за это потерей одной из Алатор. Честно говоря, при этом она надеялась, что столь дорогая жертва была не напрасной – вредная девчонка конечно же погибла, получив глубокую рану и рухнув в море с немыслимой высоты, не оставляющей ни малейшего шанса на спасение. Поэтому Ринецея чуть успокоилась и решила заняться своим рудником, форсировав добычу урана, жизненно необходимого ей для успешного устрашения демиургов. А сейчас она расслабленно наблюдала за мониторами, ехидно посмеиваясь над хрупкой пасторальностью обыденной земной жизни. Внезапно узурпаторша недоуменно нахмурилась: Око времени подернулось серой рябью, а потом вдруг стало показывать нечто невероятное, имеющее непосредственное отношение к Сумасшедшей принцессе. Но ведь девчонка уже мертва?

Ринецея отправила запрос на спутники, неприметно парящие в космосе и контролирующие всю земную поверхность. Но полученные данные еще долго не укладывались у нее в голове, потому что на одном из мониторов демоница внезапно увидела живую и абсолютно здоровую принцессу, беззаботно нежащуюся под лучами жаркого солнца на палубе прекрасной быстроходной каравеллы.

И тогда, испытывая сильнейший шок, демоница начертала запретные руны, призывающие смерть без возможности на возрождение, и наслала на Ульрику страшное проклятие, способное разрушить не только тело, но и душу…

Верховный архимаг Поющего Острова магистр Саймонариэль испуганно отшатнулся от хрустального шара и конвульсивно схватился за грудь, успокаивая бешено колотящееся сердце. Он знал и понимал многое, а поэтому сразу осознал, на что осмелилась впавшая в панику Ринецея. Проклятие подобного уровня маг способен наслать лишь раз в жизни – перед смертью, потому что его отдача неизбежно ударит по самому создателю и причинит ему вред несоизмеримо больший того, что наносится жертве. Ринецея совершила запретное и теперь должна была поплатиться за причиненное ею зло, поплатиться рано или поздно. Но справедливое возмездие никогда не наступает сразу. Оно медлит и подкрадывается, будто хищный зверь, нападая в самый неожиданный момент. Ринецею ожидало ужасное будущее… А пока… Амулет Чумы ослабил и отсрочил действие наложенного проклятия – смягчил, но не смог нейтрализовать его полностью. Отныне Ульрика обречена на гибель. Но мудрый Саймонариэль недаром знал и понимал многое. Он раскрыл толстенный магический фолиант и погрузился в чтение, стараясь отыскать средство, способное остановить смертоносное проклятие…

Самое утомительное занятие, которое я только могу придумать, – это ничегонеделание. А точнее, затянувшееся безделье. Неоправданная праздность убивает душу и отупляет разум, превращая человека в разучившийся думать простейший организм. Бездельник стремительно деградирует, замирая на уровне самых примитивных потребностей, к каковым в первую очередь относятся голод, жажда, половой инстинкт и желание развлекаться, вызванное скукой. Нет, возможно, поначалу, пару-тройку дней, праздность еще способна показаться приятной. Но вот что начинается потом – просто не поддается никакому описанию!

Первый день пути я почти целиком посвятила сну. Капитанская каюта, любезно предоставленная мне Маллером де Ваксом, приятно порадовала своей строго функциональной обстановкой. Маленький письменный стол, шкафчик для одежды, сундук для оружия и неизменный корабельный гамак. Ничего лишнего – все просто, скромно и весьма красноречиво. Приглядевшись к лаконичности интерьера, я сильно изменила свое первоначальное мнение о лихом пирате в красной бандане. Из дерзостного авантюриста, промышляющего разбоем, неоднозначная персона ликерийца мгновенно выросла в моих глазах до уровня внушающей уважение личности, пристрастной в вопросе личного непритязательного комфорта и умеющей заслужить истинное благорасположение команды. Вещизм – крайне неприятная штука! С одной стороны, он чрезвычайно крепко привязывает нас к бытовой суете, начисто лишая возможности совершать что-либо экспромтом, по наитию, и затягивает на дно почище балласта. Да и до импровизации ли тут, если за тобой тянется абсолютно неподъемный багаж из комодов, набитых полуизношенными камзолами и прочей дребеденью? Когда и как успевают люди приобрести эту пагубную зависимость от переизбытка вещей? Сделают ли нас счастливыми восьмая пара туфель или двенадцатый плащ? Вряд ли, а вот надутыми, пафосными и спесивыми – запросто. И второе: Маллер прекрасно понимал – материальный достаток бесповоротно разделяет людей на враждующие группы, ставя их по разные стороны жирной черты, называемой социальным статусом. Встречают по одежке, а вот провожают-то – по уму. Люди могут весьма долго недооценивать своего лидера, лишь постепенно, исподволь проникаясь доверием к его характеру, взвешивая его поступки и их последствия. Зато кричащая роскошь наряда оттолкнет их сразу, без слов давая понять: этот фанфарон никогда не станет для них своим, он – другого поля ягода! Относись к людям так, как желаешь, чтобы они относились к тебе. Вкушай ту же самую пищу, которую едят они, не селись во дворце, выстроенном на горе над лачугами бедняков, не щеголяй в бархате, усыпанном алмазами и стоящим целой провинции. Соблюдай разумную меру во всем, не возводи себя на пьедестал демонстративного самолюбования. И тогда люди тебя полюбят. Да так сильно, что пойдут за тобой и в огонь, и в воду!

Всласть выспавшись и удостоверившись, что у меня уже ничто не болит и не ноет, я осмелилась заняться тренировкой. Признаюсь откровенно – ничего путного из подобных экзерсисов[16] не вышло. Беременная женщина, облаченная лишь в тонкие кожаные штаны и легкую муслиновую рубашку приятного изумрудного цвета, торжественно преподнесенную мне боцманом Мамукой, растрепанная и потная от жары, да вдобавок с мечом в руке скачущая по палубе каравеллы, оказалась настолько пикантным зрелищем, что его не вынесли даже самые закаленные в боях пираты. Корабельная работа встала сразу же и бесповоротно. Подглядев финты[17], которые я умудрялась вытворять с дагами, приставленный к штурвалу рулевой до предела выкатил глаза, шокированно приоткрыл рот и совершенно непроизвольно лег на другой галс[18], чуть не отправив нас на корм акулам. «Маргота» завихляла и завалилась набок, приняв в трюм изрядную порцию забортной морской воды. Нерадивый вахтенный тут же получил увесистый подзатыльник от недремлющего Мамуки, а я – осуждающе-ироничный взгляд капитана. А посему я молча вложила оружие в ножны и закончила представление. Матросы разочарованно зароптали. Но зато на третий день Маллер нашел гениальное решение…

Откуда-то из недр «Марготы» появилось сплетенное из ивовых прутьев кресло, поставленное на закругленные полозья и плавно покачивающееся в такт ровному ходу каравеллы. Старое и невзрачное на вид, кресло оказалось неожиданно уютным. Обозрев меня, бестолково восседающую в качалке и уныло пялящуюся на волны, моряки торопливо пошептались и преподнесли мне элегантную офирскую гитару, покрытую бордовым лаком и обильно украшенную позолотой. Звучала она совершенно по-особенному. Наверно, не настолько девически-звонко, как мой эльфийский инструмент, оставшийся в пещере у Эткина, но, в противовес ему, по-женски глубоко и бархатисто, идеально сочетаясь с моим переливчатым, чуть хрипловатым контральто[19]. Я просияла от радости и пробежалась пальцами по струнам, беря первые аккорды…

Я пела им долго, пока не осипла. Но пираты не знали жалости, требуя все новых и новых песен. Разных: моих и чужих. Протяжных и торжественных, предназначенных для нудных храмовых церемоний, – офирских. Мелодично-танцевальных, передающих хрустальный звон бокалов и лязг скрещенных рапир, – нарронских. Диких, перемежающихся безумными гортанными вскриками, – уррагских. Заунывно-завораживающих, сыпучих, словно песок в пустыне, – рохосских. Задорных и нескромных – красногорских. И наконец – энергичных ликерийских, восхваляющих доблесть отважных мореходов… О, я знала их превеликое множество, точно воспроизводя колорит и языковую специфику различных стран и местностей, без проблем переходя на редчайшие диалекты, бережно сохраняя их самобытность и выразительность. Пираты восхищенно охали и ахали, разноголосо подпевали и пожирали меня горящими от упоения глазами. Я практически ввела их в экстаз, сумев вернуть в период беззаботной юности, освежив незабываемые воспоминания о родных краях, об оставшихся на берегу родственниках и друзьях. Ибо каждый человек намного сильнее духом и телом, если там далеко, на суше, есть кто-то прощающий ему любые ошибки, любящий и ждущий…