Джо Хилл - Рога

• Название: Рога
• Автор: Джо Хилл
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45424-2

В годовщину смерти его любимой девушки у Ига Перриша выросли рога. И это не единственный обретенный им дьявольский атрибут — теперь Иг безотчетно, одним своим присутствием, понуждает людей выкладывать самые заветные, самые постыдные тайны, поддаваться самым греховным соблазнам. Сможет ли Иг, пока все вокруг пляшут под дьявольскую музыку рогов, найти настоящего убийцу Меррин Уильямс (все в городе уверены, что он ее сам и убил), постичь евангелие от Мика Джаггера и Кита Ричардса и вернуться в Древесную Хижину Разума?

Впервые на русском — один из самых ожидаемых проектов года, второй роман автора знаменитых книг-мистификаций «Призраки двадцатого века» и «Коробка в форме сердца». Автора, всячески скрывавшего свое настоящее имя, читающий мир лишь недавно узнал, что за неприметным именем Джо Хилла прячется сын одного из самых знаменитых и продаваемых писателей современности.

---

Когда в следующий раз Ли зашел к Игу, они купались в бассейне и играли в баскетбол на мелком конце, пока не пришла Игова мать с тарелкой поджаренных на гриле сэндвичей с ветчиной и сыром бри. Лидия не могла сделать сэндвичи из ветчины с обычным желтым американским сыром, как все нормальные мамаши, — сэндвичи должны были иметь родословную и неким образом отражать ее более изощренное и опытное нёбо. Иг и Ли перекусывали, сидя в шезлонгах, с водой, плескавшейся прямо под ними. Как-то так выходило, что, встречаясь, они каждый раз были насквозь мокрыми.

Ли был предельно вежлив с матерью Ига, но когда она ушла, он отодрал верхний тост, взглянул на мутно-молочный расплавленный сыр и сказал:

— Кто-то кончил на мой сэндвич.

Иг рассмеялся и чуть не подавился куском, что превратило смех в приступ резкого болезненного кашля. Ли совершенно уже машинально стукнул его по спине, спасая Ига от него самого. Это становилось у них привычкой, обычной составной частью их отношений.

— Для большинства людей это просто ланч, — сказал Ли, прищурившись на солнце. — Для тебя это новый шанс погибнуть. Ты, пожалуй, самый склонный к смерти человек, какого я знаю.

— Меня труднее прикончить, чем могло бы показаться, — сказал Иг. — Я вроде таракана.

— Мне нравятся АС/DC, — сменил тему Ли. — Если ты собрался кого-нибудь пристрелить, лучше всего это сделать, слушая их.

— А как насчет Битлов? Тебе хочется пристрелить кого-нибудь, слушая их?

Ли серьезно задумался, а затем сказал.

— Себя.

Иг снова рассмеялся. Тайна Ли состояла в том, что он никогда не старался никого рассмешить, даже, похоже, никогда не знал, что говорит что-то смешное. В нем ощущался некий сдерживающий фактор, некая аура неколебимого спокойствия, напоминавшая Игу какого-нибудь тайного агента в кино, который обезвреживает боеголовку — или ее программирует. Иногда Ли бывал настолько отстранен — он никогда не смеялся ни над своими шутками, ни над Иговыми, — что почти казался инопланетным ученым, прилетевшим на Землю для изучения человеческих эмоций. Вроде Морка.[16]

Смеясь, Иг в то же самое время был расстроен. Не любить «Битлз» было почти так же плохо, как не знать их совсем.

Ли заметил его озабоченность и сказал;

— Я верну их тебе. Пусть лучше они будут у тебя.

— Нет, — твердо возразил Иг. — Послушай их еще. Может, найдешь что-нибудь, что тебе нравится.

— А мне кое-что уже понравилось, — сказал Ли, но Иг знал, что он врет. — Там была одна штука… — Его голос затих, предоставив Игу догадываться, о какой из шести, пожалуй, десятков песен идет речь.

— «Счастье — это теплый пистолет»? — предположил Иг.

Ли уставил на него указательный палец, взвел большой палец и пристрелил его.

— А как насчет джаза? Он-то тебе хоть немного нравится?

— Ну, вроде как. Не знаю. Я не могу толком слушать джазовые штуки.

— Что ты имеешь в виду?

— Я включаю джаз — и все время забываю, что он играет. Он словно музыка в супермаркете.

Иг зябко поежился.

— Так, значит, когда вырастешь, ты станешь наемным киллером?

— Почему?

— Потому что ты любишь только такую музыку, под которую можно убивать людей.

— Нет, она просто должна выстраивать сцену. Разве не в этом весь смысл любой музыки? Она вроде фона ко всему, что мы делаем.

Иг не собирался спорить с Ли, но слушать такие невежественные рассуждения было для него мучительно.

Оставалось только надеяться, что со временем, при терпеливой помощи Ига, Ли узнает правду про музыку, что она — третий рельс жизни. Ты хватаешься за нее, чтобы выбить себя из тусклого течения времени, чтобы что-нибудь ощутить, чтобы обжечь себя всеми эмоциями, которых никогда не испытаешь в будничной жизни, где школа, телевизор и загрузка после еды посудомоечной машины. Если верна догадка Ига, то, вырастая в трейлерном поселке, Ли пропустил массу хороших вещей. Чтобы все наверстать, ему потребуются годы.

— Так что же ты будешь делать, когда вырастешь? — спросил Иг.

Ли затолкал в рот остатки сэндвича и глухо пробубнил;

— Я хочу быть конгрессменом.

— Правда? И что ты будешь там, в Конгрессе, делать?

— Я бы хотел написать закон, говорящий, что безответственных наркоманок нужно стерилизовать, чтобы эти суки не рожали детей, о которых не могут потом заботиться, — сказал Ли без всякого жара.

Иг снова задался вопросом, почему он никогда не говорит о своей матери.

Рука Ли машинально скользнула к крестику, висевшему у него на шее чуть повыше ключиц. Через мгновение он сказал;

— Я тут думал о ней. О нашей девочке из церкви.

— Да уж конечно, — сказал Иг, стараясь говорить шутливо, но даже ему показалось, что вышло как-то резко и раздраженно.

Ли вроде бы ничего не заметил. Он смотрел куда-то в пространство.

— Зуб даю, она нездешняя. Я никогда не видел ее прежде в церкви. Наверное, она кого-нибудь здесь навещала. Можно поспорить, что мы никогда ее больше тут не увидим. — Он помолчал, а потом добавил: — Та, которая от нас ушла.

Это было сказано не мелодраматически, а с некоторым даже юмором.

Правда застряла у Ига в горле, как кусок сэндвича, который не удается проглотить. Правда была здесь, на кончике языка — к воскресенью она вернется, — но он не мог ее сказать. Но он не мог и соврать, не хватало для этого духу. Он был самый неумелый лгун из всех ему известных.

Вместо этого он сказал:

— Ты починил крестик.

Ли даже не опустил глаза, а лениво подхватил рукой крестик, продолжая смотреть на пятна света, пляшущие по поверхности бассейна.

— Да. И ношу его на себе на случай, если вдруг столкнусь с ней, продавая журналы. — Он сделал паузу, а затем продолжил: — Я же говорил тебе про похабные журналы, ну, которые есть у моего шефа в кладовке? Там есть такой «Вишенки», со всеми этими девицами, которые вроде как восемнадцатилетние целки. Это мой любимый тип. Девица из соседнего подъезда. С такой хоть можно представить, что ты у нее первый. Конечно, девицы в «Вишенках», они не настоящие целки. Достаточно посмотреть на них. У них татуировки на бедрах, слишком подкрашенные глаза и имена как в стриптизе. Они просто одеваются на этих снимках под полную невинность. На следующем снимке могут одеться как сексуальные полицейские или еще что, и это все тоже липа. Вот эта девушка в церкви, она взаправдашняя. — Ли приподнял крестик с груди и потер его между большим и указательным пальцами. — Увидеть что-нибудь настоящее — блин, как я торчу с этой мысли. По-моему, большинство людей ни фига не чувствуют и половину того, что якобы чувствуют. Особенно девицы — они меняют свои точки зрения, как одежду, просто чтобы парням было интересно. Вроде как Гленна — чтобы я не ушел, иногда мне дрочит. Это не потому, что ей нравится мне дрочить. Это потому, что ей не нравится быть одинокой. А вот когда девица теряет невинность, это ей, может быть, и больно, но это настоящее. Возможно, это самое настоящее, самое личное, что можно увидеть в другом человеке. Тебе интересно, кем она будет в это мгновение, но в конце концов ты преодолеешь всякое притворство. Вот о чем я думаю, когда думаю об этой девушке из церкви.

Иг жалел уже, что съел половину сэндвича. Крестик на шее Ли поблескивал в солнечном свете, и, когда Иг закрывал глаза, он продолжал его видеть, серию остаточных изображений, сигналивших какое-то жуткое предупреждение. У него начинала болеть голова.

Открыв глаза, он спросил:

— Так что, если с политикой не получится, ты будешь зарабатывать на жизнь, убивая людей?

— Наверное.

— Как ты будешь это делать? Насколько ты к этому готов?

Иг ломал голову, как он сам убьет Ли, чтобы получить обратно крестик.

— О ком ты говоришь? О какой-нибудь тетке, задолжавшей своему дилеру? Или о президенте?

Иг долго, медленно выдохнул.

— О ком-нибудь, знающем о тебе правду. О ключевом свидетеле. Если он будет жить, ты пойдешь в тюрьму.

— Я бы сжег его прямо в его машине, — сказал Ли. — Подложил бы бомбу. Я стою на обочине через улицу от него и смотрю, как он садится за руль. В тот момент, когда он трогает с места, я нажимаю на пульте кнопку, так что после взрыва машина еще продолжает ехать, большая горящая развалина.

— Секундочку, — вспомнил Иг, — я хочу кое-что тебе показать.

Не обращая внимания на удивленный взгляд Ли, он встал и побежал в дом. Вернулся он минуты через три, сомкнув правую руку в кулак. Ли следил, наморщив лоб, как Иг снова садится в шезлонг.

— Посмотри, — сказал Иг и раскрыл ладонь, демонстрируя «вишенку».

На лице Ли, как на пластиковой маске, не появилось никакого выражения, но это безразличие не обмануло Ига, который уже научился его понимать. Иг разжал руку, и Ли, увидев, что у него там, невольно выпрямился.