Пабло Туссет - Лучшее, что может случиться с круассаном

• Название: Лучшее, что может случиться с круассаном
• Автор: Пабло Туссет
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-557-0

Эта загадочная история, приключившаяся с тридцатилетним лоботрясом, сыном богатых родителей, прожигающим жизнь в пьянстве и в то же время с увлечением занимающимся современной метафизикой, – первый роман молодого испанского писателя Пабло Туссета (р. 1965).

Фильмы Луиса Бунюэля и фантасмагоричные полотна Сальвадора Дали – вот какие ассоциации вызывают образы, возникающие на страницах романа, где Интернет прекрасно уживается со средневековыми английскими трактатами, а весьма откровенные описания сексуальных утех соседствуют с метафизическими философствованиями и картинами современной Барселоны.

---

Подошедшая Lady First потянула меня за руку, чтобы идти, когда я уже готов был спустить штаны. Счет оказался на тридцать пять тысяч, включая выпивку. Я оставил пятьдесят, чтобы дон Игнасио убедился, что я тоже могу быть щедрым, когда речь идет о деньгах моего Неподражаемого Брата, и наконец мы вышли на улицу.

Улица. Ночь, луна и т. д.

– Куда хочешь пойти?

– Не знаю. Я сказала Веронике, что вернусь к часу, а сейчас половина первого. Может, поднимемся и чего-нибудь выпьем у меня?

Что ж, это могло сократить маршрут. Я спросил, не надо ли проводить домой кенгуру, но оказалось, что она жила в доме рядом. Когда мы вошли, она смотрела документальный фильм, выпущенный National Geograflc.[32] Просто рехнуться можно с этим молодым поколением: стоит им остаться одним, как они начинают втихаря лопать вымоченные в молоке «фрискис» и смотреть по телику – за упги не оттащишь – что-нибудь про энтомофильное опыление в Бора-Бора. Хорошо еще, что эта ничего не конспектирует. В конце концов я оставил их вдвоем – уточнять домашние дела на завтра, а сам вышел на террасу с остатками «Гаваны», которую не допил еще во время первого посещения. Красивый вид. Пианистка все еще волновала меня, и мне страсть как хотелось подрочить как можно скорее, но организм был уже слишком перенасыщен алкоголем для таких подвигов. Барселона подернулась дымкой, как обычно бывает в начале лета. «Чижик-пыжик, где ты был?…» Мне снова захотелось петь. «Чижик-пыжик, где ты был?…» – запел я, на этот раз без всякой оглядки на то, что могут подумать Lady First и Вероника. «Нравоописание человека. Лекция 1: Что делает пьяный человек, пронзенный стрелой Амура, стоя на восьмом этаже дома на улице Нумансия? Человек поет». Чижик-пыжик, где ты был?…

Воспоминания о той ночи у меня довольно смутные. Помню, что я торопливо попрощался с миледи, потом сделал остановку в «Групето», чтобы принять порцию «Вишофф» для поднятия духа, и двинулся дальше в направлении Луиджи. Помню также, что пил не переставая и пытался исполнить весь песенный репертуар, от Хорхе Негрете до наших дней; помню, что Роберто подпевал, когда я исполнял ранчерас, Леонсио и Тристон крутили своими фуражками, а Луиджи грозился вызвать жандармов, если мы не перестанем дебоширить. Домой я прибыл на патрульной машине Леонсио и Тристона. Камни мне служат постелью, подушкой мне служит камень… В лифте я все время промахивался мимо кнопки, поэтому пришлось добираться до моего этажа по лестнице на четвереньках, что заставило меня смеяться над самим собой: Магила Горилла пробирается восвояси.

Единственное, чего я не могу понять, это как мне удалось вставить ключ в замок, но ведь удалось же как-то.

Ресничные клещи

Рад был бы сказать, что в ту ночь мне явилась Пресвятая Богородица, но боюсь, меня упрекнут в том, что я злоупотребляю христианской терминологией. Напишем поэтому, что мне явилось женское божество, вариант 3.0, с аквалангом и в костюме для глубоководного погружения, но по всем признакам это была Пречистая Дева Мария – человек всегда способен узнать архетип, даже если на нем нет кружевного покрывала. Приложив руку в перчатке к моему лбу, она улыбнулась через маску. Совсем девочка; такая молодая и уже Пречистая Дева Мария, подумал я, ей ведь и двадцати нет. Я заметил, что от нее исходят благовонные флюиды; ритм моего дыхания совпал со звуками, производимыми ее дыхательным аппаратом, – ничего общего с Дартом Вейдером: дыхание, напоенное запахом утонченных духов… Кровать прекратила куда-то скатываться, комната перестала судорожно раскачиваться, и мне стало так удобно, покойно. Должно быть, это произошло на заре. После этого мне удалось крепко уснуть. Переживание было глубоким, но я не хочу настаивать, так как на близкие отношения с божеством обычно смотрят косо.

Когда я резко открыл глаза, было семь часов вечера, о чем свидетельствовали стрелки будильника. Первым делом я сканировал свое состояние, чтобы оценить нанесенный ущерб. Со временем я разделил похмелье на разные типы; существует молоточкообразное похмелье, похмелье-обух, странное или несуществующее похмелье – цитирую по памяти, – хотя, как правило, они появляются в сочетаниях, в виде синдромов типа молоточкообразное-сухое или странное-обухом-по-голове-несуществующее. Но на сей раз это было какое-то новое, на редкость милосердное похмелье; несомненно, за двенадцать или четырнадцать часов сна самые неприятные последствия успели выветриться. Я даже оказался в состоянии вытереть разлитую на полу лужицу алкоголя с валявшимися в ней ошметками чангурро и кусочками порезанного лука. Мои Неподражаемые Новые Ботинки пострадали самым плачевным образом, и простыни тоже выглядели измызганными, так что самое время было сменить постельное белье: желтоватые подтеки диктовали необходимость применения драконовских мер. Все это я проделал даже до того, как припасть к кухонному крану. Потом я сварил кофе, выкурил пару косячков; смирившись с гигиенической идеей фикс, я побрился и принял душ – к этому времени часы на кухне показывали без десяти девять. Господи, как же хотелось есть. Мысль о том, что я попусту теряю время, сжигая жир, составляющий часть моего сокровеннейшего существа, слегка встревожила меня, и я бросился к холодильнику в поисках чего-нибудь, что могло бы приостановить процесс похудения. Сорвав полиэтилен с франкфуртских сосисок в вакуумной упаковке, я принялся уписывать их за обе щеки. Ко всему прочему, я был вымыт, гладко выбрит, и одежды у меня было предостаточно – в этот раз я решил надеть гавайскую рубашку, – так что довольно скоро я был уже готов выйти из дома.

К дому родителей я подъехал на Багире. Встал вопрос, где поставить ее: прямо здесь или во внутреннем гараже? У папеньки только одна машина, которой он никогда не пользуется, – это неизменно «ягуар соверен» цвета морской волны, который он меняет по мере выпуска новых моделей, – но ему принадлежат также четыре или пять смежных парковочных мест на случай приезда гостей. Иметь больше одной машины показалось бы ему претенциозным, а иметь меньше пяти парковочных мест – неучтивым. В конце концов я решил оставить Багиру в подземном гараже.

Сторож, должно быть, знал «лотус» моего Неподражаемого Брата и даже бровью не повел, когда я проехал мимо. По правде сказать, мне не понравилась легкость, с какой я проник в здание: что толку было держать охранника в холле, когда любой мог пробраться через гараж. Утешившись мыслью, что сторож так просто не пропустил бы незнакомую машину, я поискал глазами «ягуар» – символ владений семьи Миральес. Рядом с ним стояли серебристый «мерседес», громоздкая «ауди» и «фольксваген-гольф», которые, по моим предположениям, принадлежали Досточтимым Дядюшкам и Тетушкам и остальным приглашенным. Поставив Багиру рядом с «гольфом», я поднялся на единственном лифте, ехавшем до надстройки, и оказался перед знакомой дверью двойного стекла. Я не люблю звонить с главного входа: никогда не знаешь, кто тебе откроет, но было уже поздно поправить положение. На этот раз открыла служанка. Она видела меня, когда я заходил в последний раз, но не думаю, чтобы обратила на меня много внимания (это уж не говоря о моем новом облике), так что я счел должным представиться:

– Привет, я Пабло, Пабло Миральес. Сын господ Миральес.

Служанка держалась несколько запальчиво, словно не зная, как со мной обращаться.

– Может, обождете минутку, пока я не объявлю о вашем приходе?

Я остался стоять там же, где и стоял, восхищаясь крайне уместным изображением Благовещения в романском стиле, правда плохо сочетающимся с округлой и хрупкой вазой династии Мин. Поглощенный созерцанием, я был вполне уверен, что вернется служанка с охранной грамотой, которая послужит мне пропуском в святая святых домашнего очага, но вместо нее явилась ни много ни мало как маменька собственной персоной. Это кое о чем говорило, потому что маменька выходит встречать в вестибюль только сливки городского общества.

– Боже мой, Пабло Хосе, ты похож на гангстера!

Маменьке я всегда кажусь заурядной личностью. Если не шоферюгой, то гангстером или личным урологом Аль Капоне.

– Извини, мама… С днем рождения.

В этот момент до меня дошло, что я заявился без всякого подарка. Я уже подумал было извиниться, но она не дала мне сделать этого.

– Откуда ты ее достал?

Реплика относилась к моей гавайской рубашке.

– Ну… купил в магазине.

– А ты не мог бы надеть что-либо более подобающее? Кармела пришла в роскошном вечернем платье. Вместе вы будете смотреться просто ужасно. А это еще что? Пабло Хосе, объясни не-мед-лен-но, что у тебя с лицом?

Теперь она с опасливой гримаской указывала на мои усики в стиле Эррола Флинна.

– Дело в том, что, когда я заканчивал бриться, у меня сломалась машинка.

– Такое впечатление, что ты приехал на встречу с представителями медельинского картеля. Давай, ступай в гардеробную отца, и поищем тебе что-нибудь, в чем можно появиться на людях.