Владимир Рыбин - Искатель. 1974. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1974. Выпуск №5
• Автор: Владимир Рыбин
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1974

На I и IV стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА.

На II стр. обложки — рисунок П. ПАВЛИНОВА к повести В. Рыбина «Иду наперехват».

На III стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к рассказу Альфреда Бестера «О времени и о третьей авеню».

---

— Поглядеть пришел? — спросил гидроакустик. — Ну погляди.

Гаичка нерешительно протянул руку, дотронулся пальцем до холодного стекла, за которым бегал импульс.

— А если подводная лодка?

— Тогда звук отразится и здесь на шкале будет всплеск.

— И можно узнать координаты?

— Все можно узнать.

Акустик отвечал охотно — видно, уже успел утомиться от мелодичных песен прибора.

Гаичка еще постоял за его спиной и подошел к двери, ожидая момента, когда можно будет выскочить на палубу. Потом, держась за длинный штормовой леер, добежал до своего люка, откинул его и нырнул в сонное тепло кубрика.

Тускло освещенный потолок вздрагивал и покачивался. За бортом шумели волны, глухо били по металлу, а потом подолгу булькали, шебуршили под самым ухом, будто шептались меж собой…

Дни в том походе казались какими-то странными. Прикинешь утром — конца дню не видно, оглянешься вечером — пролетел день, как птица, и следа не оставил.

В четыре утра его будили на вахту, и он стоял на мостике, встречая рассвет. С восходом солнца корабль уходил под берег, становился на якорь. Матросы съедали свой легкий завтрак и заваливались спать. И весь корабль словно вымирал. Только вахтенный неторопливо ходил по палубе. Но мерный постук его каблуков не мешал спать, скорее убаюкивал, как, бывало, дома монотонное тиканье ходиков.

Иногда Гаичка просыпался и по сгустившейся духоте в кубрике догадывался, что наверху уже день, что там вовсю палит солнце, накаляет темные борта. В первые дни эта мысль не давала уснуть. Но скоро он научился нейтрализовать ее убийственными аргументами: «Спи, пока не будят», «Матрос спит, а служба идет».

В одиннадцать щелкал динамик, громогласно кидал в тишину кубрика:

— Команде вставать!

И начиналось:

— Команде на физзарядку!

— Команде умываться!

— Теперь я понимаю, почему моряки люди железные, — острил Володька Евсеев. — Сюда бы мою маму нервы подлечить.

На «гражданке», бывало, в школе там или дома, как ни старались учителя и родители разрегламентировать дни, всегда находилось время для себя. Флотские бати оказались хитрее. Целый день круговерть. И только ночью, после вахты, перед тем как лечь отхрапеть свои положенные четыре часа, вдруг вспоминал Гаичка, что опять письмо домой не написал, что снова не успел взяться за книжки, которые дала ему Марина Сергеевна.

Да еще на вахте, когда гасли за горизонтом береговые огни и ночь накрывала корабль как темным мешком, приходило успокоение. И тогда Гаичка размышлял о своей жизни и службе. Он все никак не мог решить: повезло ему со специальностью или не повезло? Конечно, это здорово — стоять на мостике рядом с командиром, посматривать свысока на флотскую братию. Но уж больно простым казалось его дело: флажный семафор, да фонарь, да глаза собственные, да фалы перед глазами, да горизонт за фалами — и все дела-обязанности. Смотри да докладывай, докладывай да смотри. То ли дело электрик или моторист! Даже у трюмного не в пример хозяйство. Весь корабль пронизан трубопроводами, как человек сосудами. А о гидроакустиках и радиометристах и говорить нечего. У этих не служба — сплошная тайна. В одних лампах черт ногу сломит. А это пенье глубин в зеленом импульсе эха! Кто знает, о чем поют морские глубины в ночные часы! Это как ребус. Не то что два года, сто лет, кажется, гадать — не отгадаешь.

Но, пожалуй, больше всего Гаичка жалел, что не попал в комендоры. Это же, наверное, ни с чем не сравнить удовольствие — точнехонько вмазать по мишени или там по конусу. Сидел бы, как летчик, в своем пухлом радиошлеме, слушал команды и пускал очередь за очередью, аж к самому горизонту.

И Володьке Евсееву тоже завидовал Гаичка. Хотя минер не то, что комендор, но и там побегаешь, прежде чем сделаешь все, что надо.

Однажды, когда ночь была особенно кромешной, а ветер по обыкновению зудел в стропах, старший лейтенант Росляков вдруг шумно повернулся и спросил:

— Барический закон ветра, а? Что это?

Гаичка растерялся. Не оттого, что не знал, — откуда ему было знать такую премудрость, — от незнакомых фамильярных ноток в голосе офицера. Словно тот спрашивал командира корабля или механика. Гаичка даже оглянулся, но увидел только стропы и непроглядную темень за ними.

— Не знаешь, — утвердительно сказал старший лейтенант. Он махнул рукой и отвернулся. И через минуту заговорил, не оборачиваясь: — Если при плавании в южном полушарии встать спиной к ветру, то слева от направления ветра давление будет выше, чем справа. Ясно? А в северном, стало быть?..

— Стало быть, наоборот, — неуверенно отозвался Гаичка.

— А когда бывают максимальные приливы? — И, не дожидаясь ответа вконец растерявшегося сигнальщика, ответил: — Максимальные приливы бывают в полнолуние и новолуние, в первой и последней четверти…

После той ночи они часто разговаривали. Точнее, говорил главным образом старший лейтенант, рассказывал о звездах и о море, о тропосфере, стратосфере, мезосфере, термосфере, экзосфере.

— Все это относится к атмосфере, — говорил старший лейтенант. И добавлял с иронией: — А что выше — космосфера. До последнего термина ученые еще не дошли, это я сам придумал…

Гаичка догадывался, что старший лейтенант морочил ему голову потому, что боялся задремать. Но слушал со вниманием. Он был благодарен офицеру за поэтические отступления от монотонности вахт.

Иногда старший лейтенант сам себя прерывал:

— Вы слушать слушайте, а и глядеть не забывайте.

И в который раз спрашивал обязанности сигнальщика-наблюдателя. Но, помолчав немного, снова начинал рассказывать что-нибудь о системах координат, или об определении радиодевиации, или о маневрировании в ордерах. Когда старший лейтенант доходил до каких-нибудь проекций меркатора или ортодромических поправок, Гаичка улыбался в темноте, считая их очередной выдумкой, вроде космосферы.

С тех разговоров Гаичка начал верить, что нет на флоте специальности интересней штурманской. Но до штурмана сколько надо учиться?! Дорога к штурманскому столу, к ребусным значкам морских карт, ко всяким секстантам и весело щелкающим раздвижным линейкам — дорога ко всему этому богатству лежала через офицерское училище.

Три дня Гаичка верил, что его жизненный путь наконец-то определился. На четвертый ему вдруг пришла в голову простая, как азбука Морзе, мысль: в море нет стадионов. Это его ужасно расстроило. Но он быстро успокоился и, не теряя интереса к рассказам старшего лейтенанта, стал подумывать, как бы поудачней подкатиться к командиру со своей футбольной идеей.

Однажды они встали на якорь не у отдаленного мыса, как бывало каждый раз в том походе, а перед самой базой. В паре кабельтовых от берега мирно подремывал корабль, стерегущий вход в бухту Глубокую. Пологая океанская зыбь проходила под ним и, добежав до берега, била пеной в острозубые скалы.

«Петушок» — так окрестили матросы свой «пятьдесят пятый» — стоял в почтительном отдалении и тоже покачивался на волне. Вода вокруг белела от тысяч медуз. Вздыхала, бормотала хрипло якорная цепь в клюзе, словно спящий матрос, когда ему снятся строевые занятия. Погасли экраны в штурманской: радиометристы и гидроакустики ушли отдыхать. Корабль затих. Только вахтенный офицер — старший лейтенант Росляков — все сидел в своей рубке, втянув голову в высокий воротник куртки, то ли дремал, то ли думал о чем.

Перед восходом, когда заалели вершины дальних сопок, на мостик поднялся командир, какой-то особенный — начищенный, веселый.

— Соскучился по берегу?

— Есть малость, — совсем по-домашнему ответил Гаичка.

Командир прошел к правому борту, потом снова вернулся к рубке и неожиданно похлопал сигнальщика по плечу.

— Ну как, в футбол играть будем?

Гаичка растерялся. А потом, обрадовавшись неожиданно получившемуся разговору, начал объяснять, что, прежде чем думать о футболе, надо построить стадион, а поскольку подходящих площадок здешняя природа не приготовила, то понадобится, может быть, даже общебригадный субботник…

— В общем-то верно, — сказал командир. — Только надо создавать команду, не дожидаясь стадиона. Кому строить его, если не футболистам?..

Вот так бывает в жизни. Носишь в себе заботу, маешься, не знаешь, как подступиться к делу. А дело-то оказывается тяжелым только в твоих мыслях. Решишься, толкнешь этот камень — и он покатится, словно какая бутафорская громада из театрального реквизита.

Было раз у Гаички что-то похожее. Года два назад шел по улице, услыхал оклик:

— Эй, парень, подай, пожалуйста!

У подъезда стоял грузовик, полный каких-то тяжеленных колонн. Из-за борта по пояс высовывалась симпатичная девчонка, показывала на одну из колонн, скатившихся на землю.

Гаичка сначала подумал — разыгрывают, подошел просто так, потому что не уходить же, когда зовет такая девчонка, взялся за один конец этой огромной, как бревно, колонны, чтобы показать, что одному тут не справиться. И чуть не упал: колонна оказалась фанерной…