Николай Дементьев - Какого цвета небо

• Название: Какого цвета небо
• Автор: Николай Дементьев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В повести "Какого цвета небо" рассказывается о формировании характера молодого человека, нашего современника, о его друзьях по работе и учебе.

---

Помогло, наверно, то, что химия у нас была всего один семестр.

Нe знаю, как дневники, а студент-вечерник довольно тесно связан со своим деканатом. Связь эта многообразна, начиная с характеристики студента для завода и кончая такими вопросами, как оплаченный отпуск на производстве. Осуществляется она прежде всего через замдекана Илью Георгиевича Рябого, человека подтянутого, собранного и очень вежливого. Своей подтянутостью он сразу же напомнил мне начальника нашего цеха Горбатова. Оказалось, тоже служил на флоте, даже знает Горбатова.

Илья Георгиевич каждому из нас сразу запомнился удивительным совпадением фамилии и лица: еще и детстве болел оспой, и все его лицо, в общем-то симпатичное и умное, густо усыпано маленькими ямочками. Секретарь факультета, солидная и пожилая Нина Викторовна, в первый же день сказала нам:

– Ну, Илью Георгиевича сразу узнаете: у него фамилия на лице написана.

Наш декан – профессор Таташевский, он будет читать у нас на последних курсах. Сейчас мы встречаемся с ним только в крайних случаях, которые для студента носят оттенок грусти, даже печали, поскольку профессор Таташевский, прозванный Татой, в момент встречи испытывает грусть чисто формально: он-то обычно прав, а студент наоборот.

– Так уж устроен мир! – изрекает наш групповой философ Казимир Березовский, или попросту – Казя.

В первый или второй день занятий после лекций в наш поток пришли Таташевский и Рябой, извинились, что задержат нас. Таташевский рассказывал нам о методике занятий, коротко коснулся нашей будущей специальности, говорил о важности всех курсов, входящих в программу. А Илья Георгиевич рассказал о расписании, даже посоветовался с нами, в каких аудиториях лучше проводить те или иные занятия. Потом сказал:

– В войну я служил под началом капитана второго ранга Горбатова, сейчас он возглавляет цех на экскаваторном заводе. Из его цеха в вашем потоке учится Иван Егоров. – Я покраснел, а Илья Георгиевич, найдя меня глазами, договорил: – Нам надо выбрать старосту потока, старост в каждой группе. Семьсот одиннадцатая – первая на потоке, обычно староста этой группы одновременно является старостой потока, Иван Егоров – медалист, да и Горбатов о нем хорошо отзывается.

– Поддерживаем! – тут же сказал Мангусов, студент нашей группы.

Остальные поддержали мою кандидатуру. И хоть понимал я, что честь невелика, как говорится, и другим ребятам просто неохота дополнительную нагрузку на себя брать, но все-таки мне было немножко лестно.

Мы стояли в коридоре, курили. Физика – один из наших ведущих предметов, лекция – первая, многие еще и Лямина не видели, поскольку приемные экзамены он не принимал. Беседовали с ним только медалисты, всем им он сильно понравился.

У Кирилла Кирилловича седая шевелюра, крупные черты лица, нос с горбинкой, глаза под мохнатыми бровями, отличный костюм, белоснежная рубашка, плетеный галстук.

Он подошел к нам, поздоровался, взял у меня из рук журнал. И хотел уже идти в аудиторию, но вдруг приостановился, спросил меня негромко:

– Уже и староста?

Я кивнул, ребята стояли и слушали. Он вздохнул, протянул руку, поправил мне воротничок рубашки, сказал удивленно:

– Мне Аннушка и Гусев рассказали, что ты сразу после… И – пришел ко мне, решал задачи. Почему же не сказал мне, а?

– Да так…

– Ах ты…

Он положил мне руку на плечо, так мы с ним и вошли в аудиторию.

Сижу я за первым столом. Ведь журнал каждому преподавателю надо подать, после лекции иногда напомнить, чтобы не забыл сделать в нем запись. А некоторые преподаватели, вот вроде Левашовой, еще и требуют, чтобы в журналах групп были отмечены отсутствующие, и за этим мне следить приходится.

Перед досками – возвышение, вроде маленькой эстрады, на него ведет лестница из пяти ступенек. Кирилл Кириллович поднялся по ним, подошел к столу, положил журнал, вздохнул, стал смотреть на аудиторию. В ней было тихо, только шуршала кое-где бумага. Лицо Кирилла Кирилловича постепенно делалось увлеченным и сосредоточенным.

– Да. Так вот… – просто сказал он, точно наш поток не впервые с ним познакомился, а продолжается прерванный разговор, начатый неизвестно когда.

Весь семестр Кирилл Кириллович читал нам первый раздел – механику. Никаких записей у него нет, он то стоит перед столом, то расхаживает вдоль досок, то пишет на них. И мне всякий раз казалось, что я сам вместе с ним хожу, останавливаюсь, говорю, молчу и думаю, пишу на доске. Иногда лекция Лямина бывает похожа на детектив, в котором никак не угадать наперед, какой вид будет иметь окончательное выражение. В другой раз Кирилл Кириллович начинает, наоборот, с результата, а мне все равно интересно следить, как и почему именно этот результат может получиться!

– Простенько уж очень у Лямина все получается, – шепнул удивленно я, косясь на Мангусова.

Мангусов вдвое старше меня, замначальника отдела «кабэ», хоть и диплома не имеет, у него жена и двое детей, одет не хуже Лямина. В другой обстановке я, может, и разговаривать бы с ним не решился, только взирал бы на него снизу вверх.

– Не простенько, а просто, – спокойно поправил он меня. – Лямин – настоящий преподаватель.

Практику по физике вела в нашей группе молоденькая аспирантка Лямина – Дарья Даниловна Заболотная. Только вошла она в аудиторию нашей группы – мы стояли за столами, как обычно при входе преподавателя, – и сразу же покраснела, а мы заулыбались. Видели, что откровенно смущается Дарья Даниловна. У нее розовые щечки, светлые завитки пушистых волос, белый воротничок блузки выпущен поверх кофты, как у школьницы. Молчала, растерянно вертела в руках сумочку.

– Мы можем садиться? – после минутного молчания выразительно спросил Казя.

– Да-да! Конечно-конечно! – откликнулась Дарья Даниловна, для чего-то взяла в руки журнал нашей группы, стала читать список студентов.

Я недовольно глянул на Казю. Уж очень игриво уставился он на Заболотную. Рост у него – хороший, одет – еще лучше Лямина. Глаза как у Венки, и ежик тоже, и смуглое лицо с ямочками на щеках, горбатым носом. Гусарские бачки переходят в аккуратно подстриженную бородку. Березовский уже отслужил в армии, теперь работает в каком-то институте, держится независимо и с достоинством.

Я сказал быстренько:

– Отсутствующих я отметил, Дарья Даниловна.

Она кивнула мне, подошла к доске, – и тоже никаких записей у нее в руках не было, как и у Лямина. Сказала негромко:

– Ну что ж… Для первого нашего знакомства давайте-ка рассмотрим такой случай. – Повернулась к доске, стала чертить. Твердый и четкий чертеж у нее получался. – Вот шар на наклонной плоскости. Коэффициенты трения, скольжения и качения, угол наклона плоскости – переменны, больше того – даны в общем виде. Да. Так вот… Найдите, при каких условиях шар будет находиться в покое, при каких – скользить, при каких катиться, при каких – скользить и катиться? – И села себе спокойненько за стол.

Я оглянулся на Березовского, он молчал. И вообще в аудитории была легкая растерянность: не привыкли мы еще решать задачи самостоятельно, в других курсах преподаватель первую задачу решал сам на доске.

Сначала составил уравнение для случая покоя шара. Дарья Даниловна, стоя над моим столом, вдруг сказала:

– Ну, а какая взаимосвязь коэффициентов трения при этом должна быть?

Сделал и это. Потом решил задачу и для случая чистого качения шара, и опять выразил взаимные значения коэффициентов трения. Связал их с углом наклона плоскости, поднял голову. Мы с Дарьей Даниловной встретились глазами. Я сказал:

– Да. Так вот…

Она не заметила, что я повторил любимое выражение Лямина, тотчас подошла к моему столу, взглянула в тетрадку:

– Ну что ж… – И посмотрела с любопытством на меня: – А – дальше?

– Можно и дальше.

– Так-так, – сказала она.

Составил уравнения для всех остальных случаев. Она снова подошла, долго рассматривала мои записи, мигнула, стала глядеть на меня.

– Егоров? – села рядом за мой стол. Я покраснел, кивнул ей.

– Так-так! – повторила она, уже улыбаясь, взяла мою ручку, стала опять очень разборчиво, четко рисовать в моей тетради. – Давайте-ка будем варьировать диаметром шара, а?

Я кивнул, успел подумать, что ей Лямин рассказал обо мне.

– Как вы думаете, – спросила она, – вот, например, лом. Он что, чаще катится по льду или – скользит?

– Скользит.

– Очень возможно, но это еще надо доказать! – И встала.

Не знаю, что бы я делал, если бы в нашей школе не было Глафиры Андреевны. Как узнать минимальное значение диаметра шара или лома, не пользуясь дифференциальным исчислением? А вот если составить уравнение движения, взять производную, приравнять ее нулю и выразить наименьшее значение диаметра, результат получается буквально мгновенно! Но делать этого было нельзя: мои товарищи по группе еще не знали этого исчисления, а оказываться в гениях – мне не хотелось. Поэтому я задумался: никак у меня не получалось решение, если пользоваться только элементарной алгеброй.