Михаил Белозеров - Украиский гамбит. Война 2015

• Название: Украиский гамбит. Война 2015
• Автор: Михаил Белозеров
• Жанр: Научная Фантастика

Военно-политическая фантастика.

---

— Ха-ха, — коротко произнес Игорь Божко.

— Зря смеешься, — сказала Завета.

— Почему?

— А вот еще… — оживился Сашка, — Украина — это польское слово и означает 'восточные пограничные земли'.

— Кто сказал?

— Радио. А вот еще, — Сашка покрутил настройку. — Аналитики ЕС считают, что Украина — важнейший вопрос национальной безопасности США.

— К бабке ходить не надо. И так все ясно! — в горячности заявил Игорь.

Костя заметил, что Елизавета даже немного обиделась на невнимательного Игоря. Плюсик мне, подумал Костя и подмигнул ей в зеркало заднего обзора. К его удивлению, она ему тоже моргнула без всякой заминки.

— Доктрина у них, пояс хотят создать 'Петля анаконды', — сказал Сашка. — Румыния претендует на Бесарабию, а Турция на Крым.

— Слетаются, как на падаль, — сказал Игорь, вспомнив наконец о Елизавете и усаживая ее к себе на колени.

Больше Костя на них не смотрел. Они ехали молча. Сашка Тулупов крутил приемник, а он, Костя, усиленно делал вид, что занят дорогой, хотя ему очень и очень хотелось взглянуть, что делается позади него.

***

Сабуров считался персоной нон-гранта. Въезд на территорию Украины ему запретили лет пять назад после серии репортажей из Севастополя. Кроме этого ему вменили сопротивление при задержании, якобы за разбитый полицейскому нос. На самом деле, его арестовали в гостинице — прямо на спящего надели наручники и увели в трусах. В изоляторе ему выдали засаленную до нельзя гимнастерку времен отечественной войны и рваные галифе, ходил он в старых шлепанцах на веревках. Естественно, брился он нерегулярно и кое-как. Поэтому вид у него уже через месяц был самый что ни на есть бомжовый — немытый, нечесаный и небритый. В баню, конечно, его не водили. Оставался только кран в камере, под которым он, кстати, и постирал гимнастерку. Все прелести превентивного заключения.

Украинские власти долго решали, что с ним делать. Посадить нельзя, потому что он ничего уголовного не совершил, отпустить просто так — значило признать слабости 'оранжевой' власти. Его прятали от журналистов, долго возили из тюрьмы в тюрьму. Как он потом узнал, мороча СМИ и дипломатам головы, объясняя, что такой-то никогда не въезжал на Украину или, наоборот, выехал, а мы знать ничего не знаем. Однажды в Ровенской тюрьме они все-таки ошиблись — сунули его, как обычно, не в одиночку, а в общую камеру. К этому времени Костя чувствовал себя в пенитенциарном заведении бывалым зеком, да и вид человека, явно вкусившего все прелести сидки, которому никто никогда ничего не передавал, но который не опустился, не пал духом, не ныл, не скули и ничего ни у кого не просил, внушало невольное уважение. А когда узнали, что он, вообще говоря, московский журналист и пострадал за ту же самую пресловутую свободу, которую очень и очень усердно навязывал Запад, и сидит без суда и следствия уже восемь месяцев, произвело на людей самое сильное впечатление. Человек, который первым вышел из камеры на свободу, позвонил по номеру, который дал ему Костя, и в Москве узнали, где его искать. Полиция, правда, спохватилась, перевела его в одиночку, но было поздно. Его еще две недели возили по этапам. Он успел побывать в Чернигове и Львове, но за эти две недели были задействованы такие силы, против которых 'оранжевая' украинская власть пресмыкалась, как собака перед палкой. В прессе писали: 'Германский канцлер, напомнила новоиспеченному украинскому президенту о том, что политика препятствования свободе слова и прессы противоречит соглашению об ассоциации между Украиной и ЕС'. Ну и много чего такого. В итоге, его постригли под ноль, побрили, сводили в баню и дали одежду с чужого плеча. Выдали даже пачку сигарет, правда, Костя не курил, зато обменял ее на два стакана крепкого чая с ложкой черничного варения.

До границы украинские спецслужбы везли его в наручниках, а передачу обставили так, словно он уголовный преступник: на голову натянули грязный черный мешок, который сдернули в самый последний момент — под взглядами фото- и телекамер и когда Ирка, повиснув у него на шее, заревела, как белуга. Вышло очень трогательно и сентиментально в стиле мыльных опер. Если бы не Ирка, он бы решил, что это еще одна из иезуитских провокаций спецслужб на глазах журналистов от 'наци'.

Было много шума на телевидении и в прессе, но, за неделю, как обычно бывает в таких случаях, сенсация с первых страниц газет переползла разряд текущих новостей и постепенно о ней забыли, а на родном телевидение забыли еще раньше. Неделю Костя привыкал к цивильной жизни без решеток и без вертухаев с оселедцем на голове. Неделю мама, которая приехала из Кемерова, откармливала его сибирскими пельменями и котлетами. И все равно Костя вышел на работу, исхудавший, как после Освенцима.

— Эко тебя! — воскликнул удивленно Вадим Рунов, завредакцией военного канала, и с истинно солдафонским юмором добавил: — А ведь могли и убить!

— Запросто, — согласился Костя, потонув в медвежьих объятьях друга. — Но ведь не убили.

— Повезло, — отпустил его Рунов.

— Повезло, — согласился Костя.

— Ну так-к-х-х… это надо отметить! — Рунов потянулся за коньяком.

Почему-то с того дня Костя перестал ходить на корпоративные вечеринки. Ему разонравились бессмысленные толкучки, лицемерие приятелей, сплетни, женщины с искусственными формами, жирные дяди и их тощие подруги, возомнившие, что они ухватили судьбу за хвост. Ему также не нравилось, когда на него смотрели сверху вниз или, наоборот, заигрывали сверх меры. Приятели, с которыми можно было скоротать время, его больше не интересовали, как, впрочем, и подружки, склонные говорить по утру: 'Позвонишь мне, милый?..' Вначале все недоумевали, а потом принялись злословить о том, что после тюрьмы он малость сдвинулся на работе и погряз в самоанализе, не посттравматический это синдром? А он вдруг понял, что смысл жизни совсем в другом и хватался за любую командировку, лишь бы не сидеть в душной студии.

Это было то время, когда америкосы во всю хозяйничали в Крыму, а российский флот, стоящий в Севастополе, практически был в осаде. В самом же городе проводилось подавление оппозиции в широких масштабах. Москва же ограничивалась громкими заявлениями. События развивались стремительно. Грузия вывела свой вшивый флот и поставила его на виду у российской эскадры. К Дарданеллам приближался шестой американский флот. И тогда наши бабахнули так, что грузины отправились принимать сероводородные ванны, а пиндосы лишились своего авианосца и умылись черноморской грязью: их трупы еще долго выбрасывали волны на низменный берег Тамани. Пролив Босфор завалили ядерными минами. Черное море сделалось большой, глубокой лужей. Американцы таки взорвали трубу 'Южного потока', и нефть долго полыхала у берегов Болгарии.

Костю Сабурова даже сравнивали с новым Гонгадзе. Когда он сидел свои два месяца в тюрьме Севастополя, ему не раз намекали, что он может разделить судьбу этого журналиста. Конечно, но понимал, что его пугали, что слишком большие силы были заинтересованы в его освобождении. Но чем черт не шутит? Отведут на берег моря, шлепнуть и кинут в воду. Скажут, что утонул при бегстве. Даже когда его этапировали в 'Казачью лопань', он не предполагал, чем все кончится. Вначале он не знал, куда его везут в плотно запечатанном вагоне — на восток или на запад. Потом уже по солнцу сориентировался.

Поэтому в Москве Костя все время ощущал на себе груз этой давней истории. Но когда ему предложили возглавить группу, которая направлялась в восточную Украину, где назревали военные события, он не минуты не колебался. Правда, Ирка испугалась и долго плакала в последний вечер. И ночь у них получилась скомканная в прямом и переносном смысле. В прямом — потому что от простыней ничего не осталось, а в переносном — потому что они просто не выспались от ее истерик, любви, секса и слез.

Утром Костя сбежал с громадным облегчением. А теперь все время думал о Ирке. Женить или не женить? Черт его знает? — думал он. Вроде как она искренна и любит меня до безумия. А с другой стороны… Его пугала Иркина способность к сценам, хотя ее шикарный ноги, похожие на тюленей, ему по-прежнему нравились. Может, постепенно переделаю под себя, наивно думал он. Надо основательно почитать Фрейда и Юга, в универе я как-то пропустил этих авторов. Почему-то он был уверен, что классики психоанализа помогут ему разобраться в личной жизни.

***

Бензин слили из 'BMW', и Костя, который плохо знал город, то и дело спрашивал у Игоря, куда рулить.

Инстинктивно Игорь Божко стремился отъехать от квартала ППУ подальше. Черт знает, может, у них там снайперы сидят? — подумал он, крутя баранку. Поэтому они рванули в сторону улицы Артема, выскочили напротив стадиона 'Локомотива' и свернули направо в центр. Дорога оказалась свободной, хотя две недели назад пиндосы здесь учинили большую пробку автомобилей и сожгли же ее с удовольствием. Теперь об этом напоминали лишь груды искореженного металла на тротуаре под обгорелыми тополями да выбитые окна в домах справа. Памятник Бубке устоял.