Николай Ярославцев - Преднозначение

• Название: Преднозначение
• Автор: Николай Ярославцев
• Жанр: Фэнтези

Не всегда смерть, это дорога в ничто. Бывает и немного иначе. Так, как произошло с командиром армейской разведгруппы Олегом Ольховским, машина которого угодила на мину, так и не успев выехать из города. Повисла его растерянная душа между небом и землей, разглядывая свои собственные изуродованные останки и тщетно пытаясь увидеть свет в конце тоннеля. И одному богу известно сколько бы ей пришлось висеть, если бы не увидела ее богиня Судьбы Макошь. А дальше все, как у них, то есть богов, водится. Оказалось что именно он, капитан Ольховский, как ни кто другой, подходит на роль спасителя Мира, поскольку просыпается где – то в неведомых безднах древнее Зло. А с тем Злом кроме него и справиться больше не кому. А дальше уже все предельно просто. Дорогой Мертвых провела его Повелительница смерти в другую эпоху  и вселила в душу только, что появившегося на свет младенца Ольха и передала на попечение старого волхва Врана, который каким – то чудом, или чьей – то волей оказался в то же время и в том же месте. И жил Ольх - Радогор, как назвал его старый Вран, учился волхвованию и воинскому делу, пока беда не грянула… Полег под мечами степняков род Бэра, убит и волхв. И закрутило, завертело его. Под дедовой домовиной отыскался древний меч. И, как оказалось, не простой. Принадлежал он некогда одному из поверженных богов, яростному противнику установившегося миропорядка и самого Рода. Вернись этот меч к нему, расколет он мир, распашет одним ударом землю, зальет ее огнем и утопит в первозданном Хаосе, если не удержит Ольх – Радогор тот меч. Или меч не завладеет им. Но это все потом. Беда не к ночи нагрянет. Месяц – другой и обождать может. А пока Ольху – Радогору надо посчитаться за смерть Врана и гибель рода Бэра с дикими степняками. Спасти девушку – полонянку из неволи. И спросить с темного колдуна Упыря из Черной дрягвы – болота за все пакости роду человеческому. Ну и все остальное, по мелочи, что дороги перед ним к его ногам выложат… кикиморы, лешие, мавки…       

---

Бэр за лазом снова заворчал

-Да, не забыл я, не забыл. – Досадливо бросил он ему. И окинул взглядом тесное, полутемное их с Враном пристанище. – Прощай дедово жилье. Хорошо здесь жилось. Беззаботно. Жаль, что кончилось все скоро. Может, и доведется когда вернуться сюда, а пока…

Но что, пока, не додумал. Бэр своим визгом уши оглушил.

Выполз через лаз на волю, а негодник в мешок лезет и лапами скоблит вязки, угощения ждет. Подал ему на ладони не доеденный ломоть, и присыпал щепотью соли.

-Ешь, бездельник. И ступай домой. Не по дороге нам.

 И повернулся к городищу.

Краюха в мгновенье ока исчезла в пасти зверя. Он, не скрывая удовольствия, заворчал, мотнул головой и припустил, потешно вскидывая широченный зад, вслед за ним.

-Сказано же, домой возвращайся.

Бэр снова заворчал, втолковывая  в его голову, что вовсе не собирается следовать его совету, и пристроился слева. Плелся рядом и не переставая бормотал. 

-Угомонись. Все равно угощать не чем. Ростом вымахал, а скулишь, как щеня неразумное.

Издалека посмотреть, городище вроде не тронутое стоит. Даже створы ворот не сбиты. Только распахнуты настежь. Верхом выбрались и подпоры сбили. По - за створами валяются.  Но в городище лучше не входить. Лето. Дух стоит от мертвых тел такой, что впору нос заткнуть.

Сгинул бэрий род. Раз поднялись, а больше не подняться. В скольких набегах устояли, в скольких разбоях выстояли. А ныне в один день, или ночь, побили. Закидали копьями и стрелами, посекли мечами. А тех, кто от мечей сберегся, в полон свели. И трудно сказать теперь, кому больше повезло. Тем ли, кто сейчас внутри тына мертвым лежит, уставив невидящие глаза в небо. Тем ли, кого сейчас, привязав по десятку к жердине, ведут сейчас голым полем в неволю.

Бэр перед мордой лапами машет, от жирных, сизых мух отмахивается, которые тучами висят в воздухе, отбивается. И всем своим видом показывает, что за ворота он ни ногой.

«А вокруг их жилья ни запаха, ни мух. – Отстраненно подумал он. – А пролежал столько же». 

Но на удивление времени не было. Надо было кострище складывать. Дрова искать не надо. Подле каждого жилища поленницы после зимы остались. Но оглянулся по сторонам, глядя на мертвые тела и, обреченно вздохнув, помрачнел. Не выйдет по-людски родичей погребальным костром почтить. Слишком много мертвых тел, а он один. За день не управиться.  Забежал в ближайшее жилье. И здесь трупы. Кололи копьями, секли  мечами, дорезали ножами. Как скотину, по горлу.

Нет, не нужен им был полон. Не за ним они шли в набег. Не для того задумывался. Другое за этим набегом видится. Остатки родов, что по лесному  порубежью остались, сбивают. Тесно пришлецам стало.

Переносил мертвецов в крайне жилье и укладывал рядами вдоль стен. Забыв об усталости, не помня времени. И о том, что давно во рту маковой росинки не было. А ту краю, что дедко ему в дорогу сунул, бэру сунул в рот. Но и об этом не вспоминал. Закончив в одном жилище, перешел в другое. Затем в третье…

Бэр сначала терпеливо сидел у дверей жилища  и заглядывал в прохладную полутьму, внимательно следя за происходящим и раздраженно отмахивался от надоедливых мух.  Затем вслед за ним, не забывая ворчать, перешел с явной неохотой к другому. Пошел и к третьему, не забыв пробормотать, что пора бы уж и заканчивать.

-А тебя никто не звал. Сам поперся. – отмахнулся от него Радко. И присел рядом, чтобы перевести дух.  – И не здесь же ты есть собрался?

Но по глазам зверя увидел, что ошибся. Готов был бэр наплевать и на пакостных мух и на непереносимый запах ради новой краюхи, о чем тут же и заявил в полный голос, прыгая на передних лапах.

-Потерпеть не можешь

И снова ошибся. Не мог терпеть прожорливый зверь.

-Ну, как знаешь. Не жалуйся, не плачь потом. Сейчас поищу что-нибудь. Или за моим мешком сбегай.

Говорил с этим мохнатым привязой, как с ровней. Лишь бы только мозг занять, не чувствовать то жуткое одиночество, которое обрушилось нежданно на него. А может и был обжора ровней. Век у бэра не как у людей, короток. И проспят к тому же из него половину. Да и гнать его от себя не очень и хотел. Хоть и зверь, а куда не кинь все – таки родич. И словом есть с кем перемолвиться. Все не так тоскливо, все не один.

В лесу тоже не людно. И оставался один не по одному дню, и сам пропадал надолго, а одиноким себя не чувствовал. И тоски неизбывной, до слез, до кома в горле не знал. Жалкая пылинка под небом на ветру. И запрокинуть бы да взвыть по волчьи!

Бэр, словно понимая его, с ловкостью, которой  не возможно, не знай он своих  родичей, и полагать в нем, подхватился и побежал к, брошенному у ворот, мешку. Не успел Радко отправиться за новой ношей как он уже вернул, неся в зубах мешок. Радко распустил вязки и распахнул устье. Хлебный дух потянулся из мешка к черному влажному носу лакомы, подстегнул его любопытство. И бэр, не совладав с собой, полез в мешок с головой. Но бурый был проворен и забежал с другой стороны.

-Экий ты, брат, неугомонный. Ради куска хлеба от отца родного откажешься. Брюхо раньше тебя родилось. Тебя хоть как зовут?

Но бэр снова заворчал, выражая крайнее нетерпение и недовольство Радкой медлительностью и через его руку попытался забраться в мешок сам.

-Ну, нет. Так дело не пойдет Как звать – величать не говоришь, а в чужом мешке норовишь хозяйничать. А мне еще жить и жить.

И отломил ему половину хлеба.

-Ешь, утроба ненаедная. Но больше не получишь, сколько бы не ревел. Хоть уревись слезами до колен. Когда я еще новый хлеб увижу? Понял, косолапый?

Понят, может и понял. Но не отозвался. Ел не спеша, откусывая от хлеба малые кусочки и довольно урчал. Поднял глаза на поднимающегося невольного кормильца, проводил его осуждающим взглядом И снова вернулся к хлебу.

Тел было много. Скоро и это жилище было заполнено. Закончив, завалил двери не колотыми колодами, так, чтобы зверье в него не забралось. Или другие непрошенные гости.

Присел у колодца. Покидать городище сразу, хотя живя вдали от него, особой близости с ним не чувствовал, не хотелось.  Подумал, и принялся перетаскивать в кучу, побитых им, соломенноголовых.

-Помог бы. – Повернулся он к бэру. Ишь сколько сала наел. И куда в тебя только лезет?

Косолапый попятился к воротам, всем своим видом показывая, что согласен  на что угодно, но только не на это.

-Врешь, бездельник. Сам тухлятинкой не прочь побаловаться, а тут нос воротишь.

Но покончил и с этим. И все же что-то еще удерживало его здесь  и ни как не хотело отпускать. Хотя и не понимал что. Стоял, оглядывая пустое городище, и чувствовал, как сжимается его сердце. Вот так же иногда, засыпая один в лесу и глядя на бесконечное звездное небо, ощущал себя крохотной никчемной соринкой. Подует легкий ветерок, подхватит ее, закрутит, понесет, чтобы потерять в неведомой дали. И не заметит. И кто знает, что сделается с этой пылинкой.

Стоял и смотрел невидящим, застывшим взглядом  на опустевшее, мертвое городище, где первым криком возместил миру о своем появлении. А вот сейчас приходится уходить, бросом бросать его. Уходить, чтобы не вернуться. В никуда, и ни к кому. Ни одной родной души, ни одного знакомого лица. Разве вот только надоедливый бэр?

Мотнул головой, так, как это делал косолапый, отказываясь помогать ему, чтобы отогнать тяжелые мысли.

«Стрелы бы надо поискать. Хотя бы десяток». – Подумал он.

И нырнул в то жилище, где, как он знал, старейшина хранил воинский припас.  И волоковое оконце которого, почти скрыла дурная трава. Жилье по самую кровлю, спрятанную под дерниной, было вкопано в землю. И со стороны виделся только не высокий холмик в дальнем от ворот углу. Скоро он возвратился с пуком стрел в руке и мотком тетивных жил под рубахой.

Все. Сколько не тяни, а уходить все равно надо. Больше его здесь уже ничто не держало. Бэр – юнец, будто понимая, стоял рядом. И молчал, не мешая его молчанию.

Из груди вырвался невольный вздох. Но он справился и подавил его.

-Пора и мне. Давай лапу, дружище. – Наклонился к косолапому. – Ты хорошо сделал, что пришел. Есть с кем попрощаться. Дальше я один…

Бэр, будто понимая, послушно протянул лапу.

-Да, не шуйцу, десницу давай.

Выпрямился, и уже не оглядываясь быстро зашагал к воротам.

Детство миновало, а юность оборвалась, едва начавшись.

За воротами замедлил шаги и оглянулся окрест, ощупывая траву. Сотня, а то и две лошадей должны были пробить торную тропу, если только не надумали повернуть обратно. Но что-то подсказывало, что не повернут они назад, Легкость, с которой они разорили городище бэрьего рода, затмит глаза и погонит их дальше на полночь. А потом завернет их к реке. За новой кровью. И будут они гнать своих коней от городища к городищу, пока не отяжелеют от пролитой крови, пока вдосталь не насытятся смертями, пока не огрузнут полоном. И не перестанут сторожиться и озираться по сторонам в своей безнаказности. И оглядываться не будут на чужой, не ласковый лес.