Николай Ярославцев - Преднозначение

• Название: Преднозначение
• Автор: Николай Ярославцев
• Жанр: Фэнтези

Не всегда смерть, это дорога в ничто. Бывает и немного иначе. Так, как произошло с командиром армейской разведгруппы Олегом Ольховским, машина которого угодила на мину, так и не успев выехать из города. Повисла его растерянная душа между небом и землей, разглядывая свои собственные изуродованные останки и тщетно пытаясь увидеть свет в конце тоннеля. И одному богу известно сколько бы ей пришлось висеть, если бы не увидела ее богиня Судьбы Макошь. А дальше все, как у них, то есть богов, водится. Оказалось что именно он, капитан Ольховский, как ни кто другой, подходит на роль спасителя Мира, поскольку просыпается где – то в неведомых безднах древнее Зло. А с тем Злом кроме него и справиться больше не кому. А дальше уже все предельно просто. Дорогой Мертвых провела его Повелительница смерти в другую эпоху  и вселила в душу только, что появившегося на свет младенца Ольха и передала на попечение старого волхва Врана, который каким – то чудом, или чьей – то волей оказался в то же время и в том же месте. И жил Ольх - Радогор, как назвал его старый Вран, учился волхвованию и воинскому делу, пока беда не грянула… Полег под мечами степняков род Бэра, убит и волхв. И закрутило, завертело его. Под дедовой домовиной отыскался древний меч. И, как оказалось, не простой. Принадлежал он некогда одному из поверженных богов, яростному противнику установившегося миропорядка и самого Рода. Вернись этот меч к нему, расколет он мир, распашет одним ударом землю, зальет ее огнем и утопит в первозданном Хаосе, если не удержит Ольх – Радогор тот меч. Или меч не завладеет им. Но это все потом. Беда не к ночи нагрянет. Месяц – другой и обождать может. А пока Ольху – Радогору надо посчитаться за смерть Врана и гибель рода Бэра с дикими степняками. Спасти девушку – полонянку из неволи. И спросить с темного колдуна Упыря из Черной дрягвы – болота за все пакости роду человеческому. Ну и все остальное, по мелочи, что дороги перед ним к его ногам выложат… кикиморы, лешие, мавки…       

---

Давно как-то уж, может, быть зимы две назад, Вран долго – долго смотрел на огонь в очаге, а потом размеренно проговорил. -Отворотись, отроче.

А когда Радко повернулся к старику, на ладонь старика лежал этот меч.

-Не пришло еще время, Радко, млад и не разумен ты, но будет ли другое? Надобно, чтобы узрел тебя он. Не  простой этот меч, заговоренный. Крепкое заклятие на нем лежит. И в чужие руки не дастся. Сам потом приговоришь его, когда время наступит.

Как зачарованный глядел Радко на чудо – меч не имея сил отвести взгляд. А по лезвию скакали огненные искорки, играли на клинке огненные всполохи.

-А когда оно наступит? – Спросил он, не сводя зачарованного взгляда с грозного оружия. И подавился словом, угадав ответ старика.

-Чуть старее тебя я был в те поры, когда этот меч ко мне пришел. В дальних землях я тогда у тамошнего володетеля воем был. И заратились мы тогда с одним соседом. – Волхв словно не слышал его - Люди там ликом черны и волосом чернявы. И голову будто бабьим платом обматывают. И вот, помню, приступили мы к одному граду. А стена вкруг того града из белого камня сложена и на солнце глаз слепит. А по высокости – запрокинь голову, чтобы глазом до верху зацепиться, шапка на земь слетит. И был в том граде воевода… Все бахвалился, на бой честной звал. Ростом велик зело, плечом просторен и ликом страхолюден.  Бахвалился он этак, похвалялся… я же в те поры молод был, глуп. Ни страха не ведал, ни смерти не знал. Ну и срубил я того похвальца! С той поры меч мой. И имя ему…

Старик замолчал, оборвав речь, и склонил голову на руки. А Радко удивился… меч, железо дурное, а у него имя людское. Но волхва торопить не стал. Сам скажет.

-Но думаю, ошибался тот, кто именем тем его нарек. – Старик, наконец, выбрался из раздумий. Ты же ему свое назови внятно, ибо других имен ему знать не дано будет. А после того он и мое имя из памяти выбросит.

Радко сглотнул слюну, от волнения чуть не подавился и срывающимся голосом выговорил.

-Радогор!

И меч будто успокоился. Погасли искры, пропали огненные всполохи и меч перешел в руки Радогора. А волхв своими руками одел на него наплечные ремни с ножнами.

-Так носить будешь. И под рукой всегда, и по ногам не колотит. А чтобы его не взяли на рати нечаянно, я тебе оберег скажу. И затаится меч до времени, а появится, когда сам того пожелаешь. Я скажу, а ты на ум себе положь. Да смотри, не сболтни кому про меч.  Какие силы в нем сокрыты, я и сам до сих не разобрался. Но идет кто-то по его следу, а кто – не могу угадать, хотя, сознаюсь, не было дня, чтобы не раздумывал о  том. А бывало так, что ругательски ругал себя за то, что польстился на этот меч. На воинскую добычу.  И чем больше думаю, тем больше кажется, что не я побил того воеводу, сам он дался мне, чтобы сбыть его со своих рук.

Действовал Радко, не размышляя, настолько   смерть старика потрясла его. Снова остался он один на один со всем миром. Но руки жили отдельно от мозга. Рывком оборвал один рукав от рубахи, затем так же поступил и с другим. Загнал ее подол под портки и затянул натуго кожаным широким поясом. Взгляд остановился на чем-то красноватом рядом с колодой. Наклонился, связка ножей диковинной формы. Клинок тяжелый, раздутый в стороны. Рукоять не толще лезвия, обтянута тонкой кожей. Такой нож, как его не метни, обернется один раз в воздухе, и летит лезвием вперед, пока не уткнется куда надо. Перекинул ремешок через голову и вбил ноги в сапоги. Не дело при оружии босоногому бегать. И вон из жилища.

Все делал, не думая. И к городищу бежал, не думая. Ни о том, что стрелой сбить  могут, или копьем достать. А может мечом настичь. Старый волхв в крови и со стрелой, торчащей пестрым оперением поверх бороды, перед глазами. Бежал, не разбирая дороги. Свету белого не  видя. Будто в беспамятстве.

 Да так бездумно и налетел на ворога. Едут смело, по сторонам не оглядываются. Хохотом – смехом давятся. Хмельные от кровавой забавы. Остановились, поджидая мальца. А кто же он для них, как не малец, хотя ростом мало кому уступит. Лицо гладкое, щенячье. Ни брады, ни усов. Даже подусников не видно. У Радка словно пелена с глаз схлынула. Остановился, как на древо наткнулся. А вои, с диким хохотом, его к себе руками манят.

Как лук в руках оказался, не помнил. Дернул стрелу из тула и, стиснув зубы, бросил ее на тетиву. Лук, растягиваясь, натужно заскрипел в его руках. Щелкнула тетива, больно ударив по запястью. Но он даже не поморщился, снова расстегивая лук.

Вот когда пригодилась дедова наука. Прежде, чем вои опомнились, он стрелу за стрелой,  успел четыре выпустить. И лук, на который прежде посмотреть было жутко, послушно гудел в его руках. А он уже, видя, как медленно валятся сбитые его стрелами с седел, бежал  с поднятым мечом. На бегу, не глядя, махнул клинком. Меч свистнул в воздухе, дернулся и побагровел от крови.  Но и капли руды не пролилось на землю. А лезвие сияло чистым голубоватым светом., словно выпив ее без остатка, и теперь поет, как пчелка, от удовольствия, насытившись божественным нектаром. Но это все потом, если будет оно, это потом.

А сейчас туда, в городище. Вот он, выглядывает из – за деревьев не тронутой стеной. А по за стеной дым поднимается. Чему суждено сгореть, уже сгорело. Остались только дымящиеся головешки. Да чужие голоса. Визгливые, жадные… напали врасплох, прежде вырезав заставу. Подошли крадучись, воровски. Кинули веревки с петлями а бревна тына, забрались на верх, а там уж отворили ворота и разбежались по всему городищу, неся смерть всякому, кто попадал под меч. Или копье. Не грабить пришли. Что брать в их городище? Убивать и полонить. Последний род с лесного порубежья сбить.

Стрелы сами рвались с тетивы.

Не волхва дедко Вран из него ладил. Воя, смерть несущего. Глаза в узкую щелку сошлись, ненавистью полыхают. Каждая стрела сама находит, кому смерть нести на острие наконечника.

Нет, не волхва.

Заметили, наконец.

Набегают со всех сторон, уставив копья. Орут, размахивая мечами. А у Радка в груди вместо сердца ледышка мерзлая. Не от страха, не от боязни, что убить могут. Ножи разлетелись веером и ни один мимо не пролетел.

Воя делал из него дедко Вран. Холодного, расчетливого. И безжалостного.

Оттолкнулся от земли, перелетел аки птица по воздуху, чувствую, как ветерком порскают под ним стрелы. Вжал голову в плечи, пригнул ее к груди и упал на плечо. И так мягко, что и встречи с землей не ощутил. Перекатился через голову, как старик учил, и прямо с колена прочертил мечом длинную, насколько рук хватало, линию, целя ниже колен. Это, подумал он, должно остановить, поубавить прыти. Выпрямился, дикой кошкой прыгнул вверх, и рев разъяренного бэра разлетелся над умирающим городищем. И победители увидели, как могучий зверь с изуродованным судорогой лицом врубился в толпу, сжимая в одной руке меч, рассыпающий искры, а в другой длинный боевой нож.

Не волхв получился под руками Врана. Суровый, не знающий пощады, воин. А его меч, имени, которого так и не сказал ему волхв, уже не Врана, его, Радка, казалось, сам вел эту битву. Сам находил очередную жертву, сам отбивал, нацеленный в его грудь, меч, сам разил безошибочно и на смерть, гневно ворча и жадно поглощая, льющуюся потоками, кровь.

Но так долго продолжаться не могло. И когда  перед ним лежало уже больше десятка тел, их воевода что-то крикнул на ломком, птичьем языке, махнул рукой и вои отступили. А из-за их спин в Радка полетели копья и посыпались стрелы.

Он отчетливо понимал, что пора уходить. Иначе смерть. Или полон. Но злоба лишила его способности трезво мыслить, а меч, подрагивая в его руке, гудел и требовал, требовал новой крови. Оголодал, пока спал под дедовой домовиной.

Уходить! Но куда? И зачем?

Сгинул, исчез бэрий род. А ему как без родичей? Куда бы ни пошел, везде и всюду всем чужой. И зачем тогда жить?    

Встретил мечом, нацеленные в него копья и стрелы, собрал их в пучок и уронил к ногам. И повторил уже проверенный прием. Нырнул на встречу копьям, перевернулся через голову и сразу откатился в сторону. Но прием не сработал. Радко понял это, когда его меч застучал по коленям, как сухая палка по частоколу.  Враг успел отступить на шаг. И в него полетело сразу с десяток копий. Извернулся ужом и снова взревел диким бэром. Да и сам он сейчас был похож на, обезумевшего от первобытной ярости, бэра. Весь с головы до ног залитый кровью. Пока только чужой. Но уходить было надо. Много ли проку от него, мертвого? Кто спросит с чужаков за смерть его родичей? Кто упокоит волхва Врана, кто соберет его в последний путь? Чужой меч уже не один раз коснулся его тела, оставив на нем глубокие отметины. Но Радко даже не почувствовал боли. Раскаленный мозг отметал все, что мешало его рукам, его мечу. Перед ним не меньше двух десятков с копьями, а за ними лучники со стрелами.

Раскрутил меч кистью, и еще пучок стрел упал под ноги.

За его спиной, отрезая путь к распахнутым настежь воротам, выстраивается десяток воев. Или более того.