Соломон Лурье - Антисемитизм в древнем мире

• Название: Антисемитизм в древнем мире
• Автор: Соломон Лурье
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО 3. И. ГРЖЕБИНА
• Жанр: История
• Год: 1923

Версия причин обособления еврейского народа в Начале Времён, рассказанная евреем.

---

Единственным доводом в пользу того, что обвинение в физической нечистоплотности взято из жизни, могло бы служить то, что оба обвинения против евреев — и то, что они вонючие, и то, что они паршивые — снова всплывают в более позднее время. Оба обвинения как бы поделили между собой европейскую территорию: обвинение в «вонючести» всплывает на средневековом Западе, в "паршивости" — на востоке, в России. Однако, относительно первого обвинения удалось точно установить его происхождение: средневековое поверье, будто евреи от рождения имеют особый специфический дурной запах, faetor iudaicus, явилось выводом из нашего же места Аммиана Марцеллина, много читавшегося в средние века.[86] С другой стороны, византийская ученость в значительной мере заключалась в компиляции александрийской. Мы уже видели, что русское предание об ответе данном Владимиром Святым евреям, заимствовано через посредство Византии, из александрийской антисемитской литературы. Поэтому весьма вероятно, что и русское обвинение евреев в подверженности парше проистекает из того же источника. {Добавление: Обвинение евреев в «паршивости» нашло, впрочем, отклик и на средневековом западе: это античное обвинение было источником обвинения евреев в соучастии в восстании прокаженных, произошедшем в 1321 г. (REJ. 40, 117).}

Если, таким образом, поскольку речь идет о физической нечистоплотности, наше об'яснение является наиболее правдоподобным, то поскольку речь идет о нечистоплотности в духовном смысле, наше об'яснение является единственно возможным. Действительно, если допустить, что и это обвинение заимствовано из жизни, что евреи, действительно, были «прирожденными рабами», то придется думать, что евреи, вследствие низости души, не в состоянии были чувствовать страдания от оскорблений, поскольку они не сопровождались физической болью или материальным ущербом, что они подобно герондовскому Баттару принимали оскорбления, как нечто должное. Античные антисемиты, конечно, склонны были именно так понимать способность евреев не реагировать на оскорбления и так же понимали эту особенность еврея и антисемиты позднейшего времени. Впрочем, Шекспир (в «Венецианском купце») сумел, благодаря своей гениальной интуиции вникнуть в разницу между низостью души прирожденного раба и долготерпением еврея; вспомним хотя бы ответ Шейлока Антонию:

Иль, может быть, я должен низко шляпу
Пред вами снять и тоном должника,
Едва дыша, вам прошептать смиренно:
«Почтеннейший синьор мой, на меня
Вы в середу прошедшую плевали,
В такой-то день вы дали мне пинка,
В другой - меня собакой обругали;
И вот теперь за ласки эти все
Я приношу вам столько-то и столько».

Это менее всего походит на низость души, на врожденное отсутствие самолюбия, это — долготерпение (sufferance):

"For sufferance is the badge of all our tribe"
(Терпенье же наследственный удел
Всей нации еврейской"...)[87]

Нет ли и для древнего мира доказательств, что евреи не переносили сыпавшихся на них оскорблений с безразличным равнодушием? Достаточно для этого только заглянуть в книгу «Псалмов», где еврей — преимущественно маккавейской и после-маккавейской эпохи — беседовал с Богом о самых глубоких своих душевных переживаниях. Мы видели выше (стр. 166), что еврей возводил свое долготерпение в ранг высшей национально-патриотической добродетели; однако, оставшись наедине с собой, он изливал свое горе в лирической песне. Мне уже приходилось (стр. 191-192) черпать из псалмов материал для иллюстраций антиеврейских глумлений и издевательств; мы уже видели, что еврей кипел жаждой мести; теперь приведу несколько примеров, из которых видно, как воспринимал еврей эти оскорбления:

«Вечно стоит у меня пред глазами мое поношение; на меня обрушился позор того, что я должен выслушивать от издевающихся и оскорбляющих меня» (Псалом, 49,16).

«Вспомни, Господь, о позоре твоих слуг: ведь, я ношу в сердце своем презрение всего человечества!» (Псалом 89 51).

«Я жажду мира, но они нападают на меня за каждое слово» (Псалом 120, 7).

«Позор разрывает мне сердце, так что я в отчаяньи. Я ожидал сострадания, но никто не пожалел меня, я ожидал утешителей, но их не оказалось. Я был голоден — и они кормили меня желчью, я жаждал — и они поили меня уксусом" (Псалом 69 21-23).[88]

Далее, обращу внимание еще на следующее. Человек с душой раба, низкий, лишенный самолюбия, естественно должен быть в то же время трусом. Казалось бы, мы должны находить это обвинение повсюду в остатках антисемитской литературы. Между тем, такое обвинение мы встречаем только у Аполлония Молона, да и то он ухитряется бросить это обвинение евреям только той ценой, что все их воинские подвиги об'ясняет не храбростью, а «безумной и дерзкой отвагой» (tolma kai aponoia; fr. 27 DR), прием сам себя побивающий. Все прочие писатели, даже ярко-антисемитски настроенные, воздают должное еврейской храбрости. Так Страбон, чуть не впервые в истории учуявший опасность «еврейского засилья», тем не менее, подчеркивает мужество евреев. Он рассказывает, как даже с помощью пыток не удалось у них вынудить признание Герода царем (fr. 53 R). Дион Кассий, также антисемит, подчеркивает храбрость евреев при Помпее (49, 22, 3—6), Тите (66, 6) и Адриане (fr. 113 R § 3). «Много ужасного», говорит он, «причинили евреи римлянам: ведь, в гневе их племя страшно». При Адриане его полководец Юлий Север «не осмелился напасть на евреев и сразиться с ними в открытом бою, видя их численность и отчаянную храбрость». Равным образом и Тацит, один из наиболее ярких и убежденных антисемитов древности, говорит (Hist. II, 4): «взятие Иерусалима — дело серьезное и трудное, не столько вследствие тех средств сопротивления, коими располагали осажденные, сколько вследствие их упрямого фанатизма». Сам Тит, разрушитель Иерусалимского храма, в своей надписи (С. I. L. VI, 944) гордится этим военным подвигом: «Я покорил народ еврейский и разрушил город Иерусалим; до сих пор все полководцы, цари и народы либо безрезультатно осаждали его, либо даже вовсе не решались на него напасть». Это, конечно, преувеличение (см. Mommsen, Röm, Gesch. V, 538, пр. 1), но оно свидетельствует, что Тит во взятии Иерусалима видел первоклассный военный подвиг.

Далее, из элефантинских папирусов и указаний Иосифа Флавия (Ant. XIV, 8. 2. Bell. jud. I, 94) мы знаем, что в Египет неоднократно привлекались евреи для несения гарнизонной службы в крепостях; по-видимому, они имели репутацию отличных солдат. Из Рар Ох IV, 705, 31 слл., мы узнаем, что жители Оксиринха считали победу над восставшими евреями таким подвигом, что ежегодно торжественно справляли день победы. Мы узнаем, что в Малом Аполлинополе пришедшее на помощь оттесненным римлянам добровольческое всенародное ополчение из египтян и греков было наголову разбито восставшими евреями (Wilcken, Zum alex. Antisemitismus, 792 слл. 794, 799).

Вот почему, если Ю. Белох (Griech, Gesch. III, 1, 352) говорит, что «ценность еврейских войск, как боевой единицы, была естественно (мой курсив) весьма ничтожной», то он основывается на предвзятом взгляде, а не на свидетельствах древности. Действительно, по сравнению со всеми приведенными свидетельствами, заслуживает мало внимания цитируемое Белохом указание Полибия (V, 36, 5), тем более, что Полибий говорит здесь только о превосходстве пелопоннесских и критских войск над сирийскими и карийскими.

Итак, не в низости и трусости была причина еврейского долготерпения; когда и долготерпение не отвращало гибели от еврейского народа, он умел защитить себя с редким мужеством.

3. Еврейская сплоченность.

Выше (стр. 165 слл.) я указал уже, в чем состояли те особенности евреев, которые создали представление о «всесильном еврейском мировом кагале». Здесь я хотел бы доказать свидетельствами правильность выдвинутых мною выше положений.

Начну с отношения к общегосударственному закону. Прежде всего необходимо отрешиться от всяких оценочных критериев. Для этого пусть читатель представит себе европейца-христианина, попавшего, например, в какое-нибудь из мелких государств Океании. При всем желании быть лояльным, при всей даже симпатии к данному государству, он не сможет заставить себя исполнять законы и обычаи, сами по себе даже нравственно безразличные, но дикие с точки зрения европейских привычек. Равным образом никто не может требовать, чтобы он исполнял законы, непосредственно направленные против белых. Евреи, отнюдь не собиравшиеся, поселившись в эллинском мире, отказываться от своих привычек и обрядов, оказались как раз в таком положении. Необходимо иметь в виду, что евреи диаспоры не были и не хотели быть «эллинами Моисеева закона», наоборот, они были и оставались евреями, поселившимися на эллинской территории.

То, что для евреев соблюдение их закона — было требованием нравственного долга, тогда как соблюдение государственного закона вызывалось только потребностями общежития, —настолько очевидно для всякого более или менее знакомого с библейской литературой, что не нуждается в подтверждении примерами. Вопрос заключается только в том, как поступали евреи в тех встречавшихся на каждом шагу случаях, когда их национальный закон шел вразрез с общегосударственным или когда тот или иной закон был направлен непосредственно против евреев. Мученичество за национальные особенности — нередко в истории еврейства; но можно ли допустить, чтобы евреи во всех таких случаях открыто не исполняли законов, т. е. чтобы такому мученичеству евреи подвергали себя изо дня в день? Это a priori невероятно, так как при этом условии было бы невозможно то мирное преуспеяние, тот экономический расцвет, который мы видим у евреев диаспоры. И в действительности этого не было: источники говорят нам, что уже в древности евреи нашли из этого, казалось бы, безвыходного положения тот выход, который спасал их и в позднейшее время. Этот выход — взятка. В ряде документов V в. до Р. Х., написанных евреями египетской колонии Элефантины, о взятке говорится, как о естественной вещи; см. Волков, ук. кн. Исторический роман, написанный в египетской диаспоре, так называемая «III кн. Маккавеев», также говорит об «еврейской взятке», как о нормальном бытовом явлении (2 32). Здесь рассказывается, что царь Птоломей IV предписал всех евреев, не желающих посвятить себя в культ Диониса, лишить и привилегий и внести в списки простонародья, не пользовавшегося в Египте гражданскими правами. Но согласились посвятить себя только немногие — «те, которые ради гражданских прав в государстве готовы были презреть государство благочестия... Большинство же проявило благородную твердость души и не сошло со стези благочестия. Чтобы можно было жить без страха, они дали (необходимые) взятки, и таким образом пытались спасти себя от внесения в списки»... Когда затем издается новый указ об избиении всех внесенных в списки евреев, писцы заявляют, что евреев слишком много, чтобы можно было составить полный список. У античного читателя, естественно, должно было явиться подозрение, что и этот ответ явился результатом данной писцам взятки; автор разубеждает его в этом: «Угрозы царя были слишком серьезны, чтобы писцы решились прибегнуть к такой отговорке только из-за данных им (евреями) подарков...» (4 19). Наконец, когда глубокочтимому рабби Иоханану сообщили о завоевании Вавилонии магами, он упал в обморок при мысли об участи, ожидающей евреев; но, когда ему сказали, что маги охотно берут взятки, он сразу успокоился (Талмуд, Iebamoth, 63 b = Евр. Энц. V, 25). Характерный анекдот!