Михал Айваз - Белые муравьи

• Название: Белые муравьи
• Автор: Михал Айваз
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00964-5

Михал Айваз – современный чешский прозаик, поэт, философ, специалист по творчеству Борхеса. Его называют наследником традиций Борхеса, Лавкрафта, Кафки и Майринка. Современный мир у Айваза ненадежен и зыбок; сквозь тонкую завесу зримого на каждом шагу проступает что-то иное – прекрасное или ужасное, но неизменно странное.

---

А однажды она оказалось в странной изменившейся Праге. Как-то на Балабенке она вошла в пустой прицепной вагон трамвая. В Карлине на улицах стали попадаться пальмы и тропические растения, их становилось все больше; на Флоренце растительность была настолько густой, что трамваю приходилось продираться сквозь практически непролазную чащу, большие мясистые листья терлись о стекло, упругие ветви рвались внутрь через полуоткрытые окна. За переплетением листьев не видно было домов, и Сильвия не знала, где именно она вышла из трамвая. Девушка пробиралась через джунгли, пока не добралась до изукрашенных дверей в стиле модерн – она узнала вход в отель «Амбассадор». Оказавшись внутри, она побрела через пустое кафе, тонущее в полутьме; на стекло больших окон давили снаружи деревья и кусты джунглей. В задней части зала у одного из столиков сидел ангел, а напротив него – женщина в темно-зеленом вечернем платье, на ее веки были наложены фиолетовые тени, и она показалась Сильвии знакомой; потом она вспомнила, что это манекенщица, которая снималась в телевизионной рекламе какого-то дезодоранта. Женщина сидела неподвижно, опершись локтями на столешницу, и держала в руке серебряную палку, на которую был намотан рулон черной бумаги. Ангел отматывал бумагу и сосредоточенно строчил по ней ручкой с золотыми чернилами, решая какое-то бесконечное математическое уравнение. Уравнение все длилось и длилось, исписанная золотыми цифрами бумага спускалась под стол; под столом сидела агама, и каждый раз, когда конец рулона приближался к ее морде, она вытягивала шею, отрывала бумагу и съедала ее.

Как-то Сильвия шла Ирхарской улицей к реке. Она чувствовала, что атмосфера вокруг тягостная: все люди, которые ей встречались, молчали. Когда она миновала Гете-институт и оказалась на набережной, то замерла от ужаса: река, острова и противоположный берег исчезли, за оградой набережной начиналось и простиралось до самого горизонта мутное холодное море. Люди шли мимо нее быстро и с опущенными головами; наверное, они боялись, что кто-нибудь остановит их и задаст вопрос об этих переменах. Сильвия все же окликнула пожилую даму, которая несла сумку с покупками, и спросила, что случилось с Петршином и Малой Страной, но дама покраснела, извинилась, что торопится, и быстро ушла.

Я смотрел на темный холм Петршина, протканный огнями фонарей. Его объемность точно истаяла в темноте, и теперь он выглядел как кулиса из тонкой ткани. Мне казалось, что эта ненадежная кулиса может каждую минуту сорваться и рухнуть; я представлял себе, что за ней окажутся пустыня, море или, например, фантастический скальный город с кострами, горящими в пещерах.

– Я обращался за помощью к многим врачам, ходил к целителям, магам и знахаркам, но никто из них не смог даже ненадолго сократить тяжелый сон Сильвии, никто не смог хотя бы облегчить ее кошмары. Я был в ужасном положении. Когда Сильвия просыпалась, она смотрела на меня со страхом и надеждой, но мне всякий раз приходилось говорить ей, что лекарства пока нет. Однажды на работе меня попросили встретить в аэропорту важного гостя, который прилетал из Лондона. Это было в конце ноября, над городом целый день ходили низкие, черные тучи. Когда я ехал на такси в аэропорт, я услышал тихое постукивание по оконному стеклу, а потом начался сильнейший ливень. Аэропорт не принимал, и я сидел в баре у высокой стеклянной стены, по которой хлестал дождь со снегом, вода текла по стеклу ручьями, и огни посадочной полосы превращались в них в немые холодные фейерверки. Я все сидел и сидел, хотя и понял уже, что сегодня не будет ни одного самолета; я пил коньяк и смотрел на колеблющийся свет. Начало темнеть, размазанные черты посадочной полосы стали растворяться, и на стекле медленно появилось тусклое отражение освещенного бара; я видел собственную призрачную фигуру и пропадающее лицо, по которому иногда переливались рои холодных искр. Я был немного пьян и завязал разговор с усатым загорелым мужчиной, который сидел в одиночестве. У соседнего столика и ел бутерброды. Мне нужно было поделиться с кем-то своими переживаниями, и я стал рассказывать ему о моих индийских приключениях. Когда я дошел до ядовитого плода, он положил надкушенный бутерброд обратно на тарелку и весь обратился в слух. А потом сказал, что он знает об этом растении и о воздействии его плодов и что ему известно лекарство, которое может разбудить спящего.

Это был этнограф, который занимался изучением племен, населявших какой-то островок, затерянный в Индийском океане. Он жил в одной из деревень аборигенов и был свидетелем того, как шестилетняя девочка выпила сок из розового плода с красными семенами и уснула. Родителей это нисколько не испугало – скорее они были недовольны тем, что их ждут непредвиденные расходы. Отец вывел из хлева козу – плату за лечение – и отправился в путь в горную деревню, где жил колдун, который лечил сонную болезнь. Этнографа это заинтересовало, и он попросил отца девочки взять его с собой. Когда они дошли до горной деревни, колдун для начала внимательно осмотрел козу, а потом глянул на девочку, которую отец держал на руках, и вернулся в свою хижину. Он быстро вышел оттуда, и на спине у него был огромный кожаный мешок, а на поясе болталась выдолбленная тыква. Колдун оставил отца с девочкой и этнографа ждать на террасе и исчез в джунглях, которые начинались прямо за его лачугой. Обратно он вернулся через три часа. Спрятав в хижине кожаный мешок, он с грехом пополам сплясал какой-то ритуальный танец (чтобы клиент не думал, будто получил за свою козу недостаточно), подошел к девочке и приложил к ее губам край выдолбленной тыквы. Девочка начала жадно пить, по лицу ее стекали ручейки какой-то ярко-зеленой жидкости. Через несколько мгновений она открыла глаза, прижалась к отцу и стала рассказывать ему страшные сны, в которых за ней гнались по лесу огромные обезьяны, кидаясь тяжелыми камнями и вонючими трупами животных.

Этнограф стал расспрашивать аборигенов о зеленой жидкости и выяснил, что это сок, выделяемый одним видом местных муравьев. Они немного меньше, чем наши лесные муравьи, совершенно белые и имеют странный способ защиты: чувствуя опасность, они стараются отпугнуть нападающего тем, что вся муравьиная колония сползается вместе и составляет из своих телец живое изваяние какого-нибудь хищника – обычно это лежащий тигр с широко раскрытой пастью. Весь тигр белый, за исключением глаз: те муравьи, которые изображают тигриные глаза, окрашиваются в зеленый цвет, – видимо, для того, чтобы усилить отпугивающий эффект. Этнограф говорил, что в горных областях острова белые тигры, сложенные из муравьев, – не редкость и что позже он видел нескольких таких в лесу.

Сок, который лечит сонную болезнь, выделяли в определенных условиях именно муравьи, которые зеленели. Однако добыть их непросто. Стоит кому-нибудь коснуться такого муравьиного тигра, как этот способ обороны теряет для муравьев смысл и тигр моментально распадается. Впрочем, даже если и удается поймать зеленых муравьев, это ни к чему не приводит, потому что, сразу после того как тигр распадается, муравьи снова становятся белыми. Тайну получения жидкости, которую выделяют зеленые муравьи, знает только колдун из горной деревни. Эту тайну он бережет как зеницу ока, – видимо, потому, что она приносит неплохие доходы: кустов с сонными плодами на острове много, и цвет и запах плодов то и дело привлекают какого-нибудь ребенка. У плодов настолько приятный вкус, а лечение колдуна настолько надежно, что зажиточные жители острова иногда заранее заказывают визит колдуна с соком, а потом устраивают пир, в конце которого как кульминацию подают сонные плоды. Колдун узнал эту тайну от своего предшественника и сам расскажет ее только своему помощнику и преемнику. Способ получения зеленого сока явно связан с содержимым кожаного мешка, с которым колдун перед каждым сеансом лечения отправляется в джунгли и который он старательно прячет в хижине.

Я хотел немедленно отправиться на остров, но этнограф отговорил меня. Он сказал, что без знания тамошних языков я бы вряд ли что-то смог сделать. Мне пришлось обратиться к нему, он как раз летел туда на месяц. Не задержи его ливень, он был бы уже в пути. Этнограф посоветовал мне не волноваться: ему, мол, будет нетрудно купить у колдуна жидкость за пару куриц. Самолет, которым он возвращался, прилетал в Прагу в ночь накануне последнего дня года. Этнограф предложил встретиться 31 декабря в десять часов утра в кафе «У Войтеха».

Я не мог дождаться возвращения этнографа. Когда спустя несколько дней Сильвия проснулась, я рассказал ей о встрече в аэропорту и об обещании, которое мне дали. Она была счастлива, говорила, что больше не может жить в призрачных городах…

Археолог надолго замолчал. По темной речной глади плыл пароход, украшенный цветными фонариками, с его палубы доносилась веселая музыка, мы видели танцующие тени.