Лев Гумилев - Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником?

• Название: Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником?
• Автор: Лев Гумилев
• Жанр: История
• Год: 1972

---

Еще досаднее с загадочным словом «Дермела». Б. А. Рыбаков пишет, что это слово давно считается «обозначением одного из литовских, ятвяжскпх племен (Derme)», и ссылается на А. В. Соловьева, выдвинувшего это мнение как гипотезу. Д. С. Лихачев ее не принял и был прав, так как это слово читалось Dernen пли Dern(m)e. В моей книге опечатка (стр. 319) – Derme, которую воспроизвел. Б. А. Рыбаков, но сослался при этом на работу А. В. Соловьева, где опечатки нет. И «коварно подвели» слова «Хинова» и «Деремела» не меня, отрицающего буквальное толкование текста «Слова о полку Игореве», а самого Б. А. Рыбакова, ибо война Романа Волынского и Галицкого с ятвягами имела место в 1196 году, т. е. через 11 лет после предполагаемой Б. А. Рыбаковым даты создания «Слова».

Внутренние противоречия в работах моего оппонента

Б. А. Рыбакову показался неубедительным наш тезис, что характеристика Ярослава Осмомысла в «Слове о полку Игореве» противоречит реальной деятельности этого князя. Осмомысл охарактеризован в «Слове» как сильный князь, тогда как на самом деле он был пленником собственных бояр, которые сожгли его любимую женщину Настасью, заставили жить с постылой жен ой и пьяницей сыном, а самого «князя» держали под домашним арестом. Б. А. Рыбаков в 1966 году писал о конфликте 1173 года между галицким князем и боярством, когда княгиня Ольга с сыном Владимиром и боярами бежала в Польшу, а через восемь месяцев Ярослав Осмомысл был арестован боярами, его сторонники, половцы (sic!), изрублены, а Настасья сожжена на костре. Конфликт продолжался. На следующий год Владимир был вынужден бежать, и нашел приют у своей сестры и шурина в Путивле, пока Игорь не примирил его с отцом. Осенью 1187 года скончался Ярослав Осмомысл, завещав престол Олегу «Настасьичу», но бояре выгнали сначала Олега, потом Владимира[29], не посчитавшись с последней волей князя.

Так писал Б. А. Рыбаков в согласии с трактовкой С. М. Соловьева[30], и так же описывает эти события борьбы князя с боярами В. Т. Пашуто[31], а я с ними согласен. Но в 1971 году Б. А. Рыбаков пишет иное: «...соседние князья очень опасались грозного князя и, когда его сын Владимир убегал из Галича, соседи боялись приютить беглеца… ни «Святополк Туровский, ни Давыд Смоленский не приняли сына Ярослава Галицкого. Даже далекий Всеволод Большое Гнездо не приютил родного племянника: он «ни тамо обрете себе покоя». Как же можно писать о том, что Ярослав был лишен боярами власти, если Ярослав выгонял законного наследника, любимца бояр княжича Владимира, и на протяжении пути в две с половиною тысячи километров только один князь, его шурин Игорь, осмелился принять изгнанника?» (стр. 156). Однако едва ли Всеволод в Суздальской земле боялся галицкого князя. Скорее он разделял его чувства по отношению к недостойному сыну, блокировавшемуся с врагами своего отца, боярами, противниками княжеской власти, равно неугодными всем князьям. Зачем же не учитывать наличие социальной борьбы, когда она налицо?

Далее, Б. А. Рыбаков в 1971 году пишет: «Но мы обязаны еще раз вспомнить, что ко времени написания «Слова о полку Игореве», к середине 1180-х годов, минуло уже полтора десятка лет с той поры, как Ярослав переживал «нервные травмы», и (как это ни абсурдно с точки зрения Л. Н. Гумилева), что в июле 1184 года Ярослав послал своих воевод в помощь Святославу Киевскому против Кобяка. Почему же обращение к могущественному князю, дочь которого могла попасть в руки половцев в сожженном ими Путивле, стало абсурдом и вздором через 10 месяцев после разгрома Кобяка с помощью галицких войск?» (стр. 156). Однако и тут он не точен.

Войско послало боярское правительство Галича, которое не допускало Ярослава лично командовать войском (см. у С. М. Соловьева, там же), и выручало оно брата того князя, который приютил боярского любимца, изгнанного отцом Владимира. Как известно, в городах Киевской Руси XI – XIII веков власть делили между собою князь, опиравшийся на дружину, и вече, руководимое «лутшими людьми», т. е. родовой знатью. В одних городах князья сводили на нет значение веча; в других, например в Новгороде, князя превращали в оплачиваемого вождя военного отряда, выполнявшего указания руководителей веча. В Галиче борьба князя против боярства была особенно острой. Сам Б. А. Рыбаков в 1966 году четко показал, что в XII веке власть в Галиче на деле принадлежала не князю, а боярской клике, которой князь сопротивлялся, но, в общем неудачно. Особенно трагичны для Ярослава Осмомысла были последние годы его жизни, когда он обратился к боярам с просьбой санкционировать передачу престола любимому сыну, и компенсировал старшего сына, пьяницу Владимира, Перемышлем. Бояре дали князю умереть и выгнали обоих его сыновей, одного за другим. Сам ход событий показывает, что галицкие бояре были сильнее князя именно в те годы, которые совпадают с походом Игоря. И, наоборот, в XIII веке «второй этап феодальной войны характеризуется следующими явлениями: укреплением княжеской власти путем проведения карательных мероприятий против крупного оппозиционного боярства в условиях развития крестьянского антифеодального движения; ростом и укреплением пешего войска, формируемого «мужами градскими» и тем боярством, которое оказалось под рукой Даниила Романовича; полным очищением русских земель от венгерских захватчиков; расширением внешнеполитических горизонтов волынских князей, которые... активизируют свою политику в Литве, Польше, Венгрии и других странах»[32].

Какой же ситуации отвечает характеристика Галицкого княжества в «Слове о полку Игореве»?

Всеволод Большое Гнездо и князь Игорь

Б. А. Рыбаков спрашивает: «Откуда Л. Н. Гумилеву известно, что в 1185 году Всеволод Юрьевич был враждебен к Святославу Киевскому и Игорю Северскому? Ведь надо же знать, что после битвы на Влене враги помирились, что «Всеволод же Суждальскнй... прия великую любовь с Святославом и сватася с нимь и да за сына его меншаго свесть свою». А на следующий, 1183 г. Всеволод получил от Святослава большую военную помощь» (против булгар, – Л. Г.) (стр. 155)[33].

Посмотрим, как было дело в действительности.

В 1180 году мир между Святославом Киевским и Всеволодом Большое Гнездо нарушился из-за происков младших рязанских князей Всеволода и Владимира, просивших помощи против своего старшего брата Романа. Всеволод Большое Гнездо выступил против последнего походом и арестовал в Коломне сына Святослава Киевского Глеба, отослав его во Владимир в оковах. Святослав Киевский не мог активно помочь сыну, потому что вблизи Киева стояли враждебные ему смоленские Ростиславичи. Святослав напал на Давида Ростиславича, нарушив пир, и принудил того бежать. Вслед за тем, забрав дружину и половину союзных с ним половцев, он пошел на север и «положиша всю Волгу пусту», т. е. пожег все города, не дойдя сорока верст до Переяславля Залесского. Всеволод Большое Гнездо остановил Святослава на реке Влене, где оба войска простояли до оттепели, после чего Святослав, «вборзе», т. е. бросив обозы, отступил.

Между тем Киев стал объектом боев между Ростиславичами и Игорем Святославичем, двоюродным братом Святослава Киевского. Игорь привлек на свою сторону половцев и полоцкого князя с толпами ливов и литвы. Ростиславичи бросили против них черных клобуков и разбили половцев Игоря у Долобского озера. Но возвращение Святослава в Киев выровняло соотношение сил, и в 1181 году был заключен мир, а затем брачный союз, о котором говорит Б. А. Рыбаков.

Итак, Святослав и Игорь удержали свои позиции лишь благодаря половецкой и литовской помощи. Верхнее Поволжье и Киевщина были усеяны трупами и пожарищами. Мир на основе status quo не удовлетворил обе стороны, и в «каких бы выражениях он ни был оформлен, дело от этого не менялось. Суздальский князь не стал продолжать войну за Киев, разоренный его братом в 1169 году, но в искренность его примирения со Святославом после стольких убийств и предательств верить трудно[34]. А коль скоро так, то призывать на помощь могучего врага – это значит обречь себя на гибель.

Поясняю. Еще в 1177 году Всеволод III захватил в бою при Колокше рязанского князя Глеба Ростиславича, который с рязанскими и половецкими войсками сжег Москву. По требованию населения г. Владимира он бросил Глеба в поруб, а его родственников – Ростиславичей – ослепил. Глеб умер в темнице, но молодые рязанские князья – Роман, Игорь, Ярослав, Володимир, Всеволод и Святослав Глебовичи получили свободу при условии подчинения великому князю. Во время вышеописанной войны Роман Глебович попытался восстать по наущению Святослава Всеволодовича Киевского, но был усмирен. В 1185 году он уговорил старших братьев убить своих младших братьев. Младшие братья были спасены лишь своевременной помощью, присланной великим князем Всеволодом. Но как только Всеволод Глебович уехал во Владимир на совет, старшие рязанские князья, вернулись к Пронску и обольстили, т. е. переманили на свою сторону, Святослава Глебовича, который за обещание оставить его в Пронске в покое выдал жену своего брата, верных ему бояр и позволил разграбить имущество Всеволода. Огорченный изменою брата, Всеволод Глебович сел в Коломне и начал воину со своими братьями на стороне великого князя. Только один из шести рязанских князей (sic!).