Лев Гумилев - Этнос и ландшафт: Историческая география как народоведение

• Название: Этнос и ландшафт: Историческая география как народоведение
• Автор: Лев Гумилев
• Жанр: История
• Год: 1968

---

Наука история по предмету и методу лежит на рубеже наук гуманитарных и естественных, так как, получая первичные данные из источников, написанных людьми, она путем критики может делать выводы об истинном ходе событий. Мы в нашем анализе опираемся на уточненные и проверенные данные истории, применяя их для целей географии, в частном случае – народоведения. Поэтому предлагаемый нами аспект идет параллельно аспекту экономической географии, ни в коем случае не подменяя ее.

Постоянное влияние ландшафта на этнос

Справедлив тезис Л.С.Берга: «Географический ландшафт воздействует на организмы принудительно, заставляя все особи варьировать в определенном направлении, насколько это допускает организация вида. Тундра, лес, степь, пустыня, горы, водная среда, жизнь на островах и т. д. – все это накладывает особый отпечаток на организмы. Те виды, которые не в состоянии приспособиться, должны переселиться в другой географический ландшафт или – вымереть» [5, стр. 180-181].

Это целиком относится к этническим коллективам, которые непосредственно и тесно связаны с природой через свою хозяйственную деятельность. Этнос приспособляется к определенному ландшафту в момент своего сложения, а, приспособившись, при переселении или расселении ищет себе область, соответствующую его привычкам.

Так, угры расселялись по лесам; тюрки и монголы по степям; русски, осваивая Сибирь, заселяли лесостепную полосу и берега рек, англичане колонизовали земли с уверенным климатом, а арабы и испанцыс жарким. Исключения из правила встречаются, но только в пределах законного допуска. Характер культуры складывающейся народности определяется вмещающим ландшафтом, через его экономические возможности.

Большинство племен и народностей древности и средневековья вписывалось в ландшафт, не пытаясь его изменить. Таковы все охотники, рыболовы, скотоводы и собиратели, а также часть земледельческих племен, не применяющих искусственного орошения.

Исключение составляют народы, практиковавшие интенсивное земледелие: египтяне, шумеры, древние иранцы и китайцы. Они приспосабливали ландшафт к своим потребностям.

Так, развитие земледелия в Китае привело к уничтожению лесов в долине Хуанхэ, и к IV в. до н. э. сухие центральноазиатские ветры занесли песком мелкие речки и гумусный слой в Шэньси. Изобретение железной лопаты позволило в III в. до н. э. выкопать оросительные каналы из р. Цзинхэ, но река углубила свое русло, и каналы высохли. Борьба за воду кончилась победой ветра – работы по поддержке оросительной системы прекратились в XVII в. [24, стр. 52-55]. Зато кяризы (кериз (перс.) – подземная галерея для сбора грунтовых вод и вывода их на поверхность в целях орошения в горных и предгорных районах Ср. Азии, Ирана, Азербайджана) в долине Тарима, построенные древними иранцами, дали жизнь многим оазисам [7]. Созданный ландшафт влияет на этнос, так же как и естественный.

Факт воздействия на природу определяет характер, а не степень культуры. Древние греки и арабы жили экстенсивным хозяйством, подобно тюркам, монголам, индейцам или полинезийцам. Однако культура греков не уступает египетской, а арабов – иранской. Также следует рассматривать центральноазиатских кочевников, которые не заимствовали из Китая ни иероглифики, ни социальных институтов, ни обычаев, сохранив самобытность своего культурного облика [25, стр. 241-244].

Исключение, впрочем, весьма распространенное, составляют этносы, оторванные от своего ландшафта. Они начинают жить не за счет природы, а за счет этносов-аборигенов, образуя в их среде колонии. По поскольку наличие подобных этносов связано с их исторической судьбой, то нет необходимости останавливаться на анализе этого явления, не имеющего прямого отношения к ландшафту. Достаточно при практическом изучении вносить соответствующую поправку.

У сложившегося этноса адаптивные способности невелики, потому что к тому или иному ландшафту приспосабливаются даже общественные институты и некоторые идеологические представления, например мифология и фольклор. Это характерно не только для таких крупных различий, как между народами охотничьими, земледельческими и скотоводческими, но и внутри этих делений. Например, народы, населявшие Центральную Монголию, сохраняли характерные общественные учреждения в течение 2000 лет, а племена Семиречья за тот же промежуток времени имели другие, но столь же устойчивые институты [11, стр. 241-244], [8], [14].

При этом надо констатировать, что именно этнические коллективы приспособляются к тем или иным локальным условиям, а стадии развития – формации – глобальны и их связь с географической средой опосредствована мозаичной атропосферой, т.е. этносферой.

Влияние этноса на ландшафт

Общепринятое мнение, что влияние человечества на ландшафт (в смысле его преобразования) строго зависит от стадии развития человечества (формации), противоречит фактам. Если бы было так, то все феодальные или все рабовладельческие общества преобразовали бы природу единообразно. На самом деле совпадение наблюдается только в одном случае – капиталистическом обществе и то потому, что данная формация зародилась в едином, романо-германском этническом комплексе, распространившемся по всей ойкумене. Это частный случай, а не общее правило.

На протяжении пяти тысяч лет антропогенные изменения ландшафта возникали неоднократно, но с разной интенсивностью и всегда в пределах определенных регионов. При сопоставлении с историей человечества устанавливается четкая связь между антропогенными изменениями природы, как творческими, так и хищническими, и эпохами этногенеза (становления новых этносов) или этнических миграций. При этом стадия общественного развития, как правило, не играла существенной роли. Тут решает этническая, а не социальная принадлежность [20].

На основе принципа отношения этноса к ландшафту можно построить новую этническую классификацию:

а) этносы, создающие новый ландшафт путем перестройки природных условий; обычно это кратковременная эпоха, не свыше 150 – 200 лет, в которую данный этнос складывается; назовем этот период – динамическое состояние этноса;

б) этносы, поддерживающие созданный ландшафт – историческое состояние этноса, обычно сосуществующего с несколькими другими, вместе составляющими систему этносов, или «культуру»;

в) этносы, не поддерживающие «культурный» ландшафт, а приспособляющиеся к восстанавливающемуся природному равновесию; эти этносы принято называть «дикими», что неверно; отношение их к природе пассивное: они входят в биоценоз как верхнее, завершающее их звено.

Эту, последнюю группу этносов удобно принять за нулевой уровень и отсчитывать от него интенсивность этногенеза, хотя эталона для абсолютных измерений нет. Можно только отметить, что больше чего, но не насколько. Аналогичные формы в биологии называются «персистентами» [6, стр. 193, 269].

Поясним, идею на примерах.

Египтяне перестроили долину Нила в IV тысячелетии до н. э., затем долго поддерживали ее, не внося принципиальных изменений.

В эпоху Двенадцатой династии, в XIX в. до н. э., возник новый тур преобразования природы – был создан Фаюмский оазис и одновременно возник новый египетский этнос, относящийся к древнему, как итальянцы к римлянам. Этот этнос поддерживал свой статус до XXI династии, после чего Египет стал ареной иноземных вторжений, а потомки египтян превратились в феллахов.

Аналогичную картину можно наблюдать в Шумере, в долине Инда (культура Мохенджо-Даро), а в Китае она повторялась дважды: первый этап борьбы с природой имел место около 2213 г. до н. э. – обуздание дамбами Хуанхэ и Шаньен и восточном Шэньси, второй – орошение северного Шэньси ирригационной системой Вэйбэй в III в до н.э.

Первый период совпадает с образованием древнекитайского этноса, второй – с этнической перегруппировкой и образованием империи Цинь. Знаменательно, что инерция имперской традиции и работы по поддержанию ирригационной системы Вэйбэй закончились одновременно в XVII в.

Иногда воздействие возникающего этноса на ландшафт бывает малозаметным, потому что сводится к эксплуатации природных богатств, но и тут биологическое равновесие, региона нарушается.

Ахейцы привели с собою в Пелопонес коз, пожравших дотоле пышную растительность; полинезийцы истребили в Новой Зеландии птицу моа; европейские колонисты в Северной Америке развели лошадей и уничтожили бизонов, и т. д.

Иначе говоря, антропогенное воздействие на ландшафт можно рассматривать как адаптацию новой популяции. С этой точки зрения легко объяснимы различия между персистентными этносами, находящимися в состоянии равновесия с ландшафтом: предки того или другого реликтового этноса в свое время приспособили местообитание к своим потребностям и затем, утратив силу инерции первоначального толчка, вошли в биоценоз населяемого ими региона. Другой этнос рядом сделал то же самое, но так как полного совпадения первичных данных быть не может, то он сделал это по-другому и, значит, его потомки живут иным способом. Так сосуществуют племена охотников и рыболовов, земледельцев и кочевых скотоводов. Их развитие – результат разновременности возникновения и разной исторической судьбы. Вот почему названия «дикость» или «примитив» к ним неприменимы.