Шандор Тот - Как дела, молодой человек?

• Название: Как дела, молодой человек?
• Автор: Шандор Тот
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Повесть опубликована в журнале "Иностранная литература" № 7, 1970

---

- Во всяком случае, ужинать я дома не буду! - прокричал голос родителя.

Чабаи, отведя глаза, занялся господином Геринцем.

- Заварушка? - спросил он наконец, так как я все еще не нашел, что сказать.

- Небольшой... пограничный инцидент,- я пытался говорить легко и непринужденно.

- Ага. Ну, я пошел. До завтра,- сказал он и сморщил лоб.

- До завтра,- машинально повторил я.

Я должен был выйти первым, чтоб Петер не столкнулся с родителем.

- Вот так казус,- входя, бросил я Кати.

Она спросила, что это такое, я посоветовал поискать в словаре.

■

Мы начали наступление с трех сторон, когда Живодер ногами-лопатами безжалостно вытаптывал траву на Вермезэ. Нас он долго не замечал и вдруг остановился, будто увидел отражение в зеркале. Сперва он хотел рвануть, потом ухмыльнулся и стал, широко расставив свои лопаты.

Мы окружили его молча.

- Что новенького, гаврики?

- Слушай, Живодер! - сказал я. - Фараон желает приобрести у тебя несколько открыток, ну, конечно, по сходной цене.

- Опоздали, гаврики! - заржал Живодер и замахал от восторга своими граблями.

Обозленные, мы растерянно переглядывались и бессмысленно разевали рты, пока не заговорил Чабаи.

- Чего это тебя так разбирает, чучело?

- От агитации. Не видать вам теперь ни звукового плаката, ни девочек,- сказал Живодер.

- Заливаешь? - окрысился Жолдош и собрался ему врезать.

Мы с Петером оттащили Жолдоша.

- Я завязал, милорды, - с удовлетворением пояснил Живодер. - Фараон проветрил мозги моему папе...

- А папа тебе?

- Вентиляция - первый сорт! Сперва проветрили серое вещество, потом череп и наконец то и другое вместе.

Живодер снова залился каким-то дребезжащим смехом.

- Хорошо, что вентиляция помогла,- сказал я, но у меня уже пропала охота продолжать это дело.

- Кто мог настучать Фараону? - спросил задумчиво Чабаи.

- Подонок всегда найдется. Бросьте, гаврики! - махнул Живодер граблей.-- Как вы думаете? Сделают из меня космонавта?

- Можешь не беспокоиться, ракета готова,- сказал Чабаи.

- Да нет же! - пробормотал Жолдош.- Фараон на скандал не пойдет.

-- Пока ты останешься,- добавил я, скорее всего затем, чтоб утешить себя и других.

- Браво, брависсимо! - заорал Живодер.- Об этом я откровенно сообщу старику. Я остаюсь, сударь, удаляться пока не желаю. Я чертовски рад, господа. Гуд бай, гуд бай...- попятившись, он вразвалочку зашагал по траве, а мы остались и с огорчением смотрели друг на друга. Жолдош рухнул на скамью и сочно сплюнул.

- Не хватает только церемониального марша! Блеск!

- Здорово вляпались! - сказал Чабаи с отвращением.

Мне тоже в голову ударила кровь.

- «Я на вас полагаюсь». Видали? Черта с два он на нас положился!

- На нас положился, а сам втравил отца Живодера. Они друг друга стоят... Пошли гонять в футбол.

- Пошли! - сказал Чабаи.

Мы до вечера на Майоре играли в футбол.

■

Они стояли у ворот полукругом. Я еще издали разглядел Агнеш. Она была в самом центре и вилась вьюном, выставляя себя на обозрение в новых узеньких брючках и обтягивающем пуловере с огромным вырезом, а они теснили ее к стене.

Я убавил шаг и хотел проскочить не задерживаясь.

- Привет! - бросил я на ходу.

Ответа не последовало, но вся компания уставилась на меня недобрыми глазами. Тогда я остановился. Ну что ж, кто кого, давайте! Неожиданно из круга вынырнула Агнеш.

- Андраш! Подожди!

- Ты идешь?

Она шагнула мимо меня и взлетела по лестнице. Я оглянулся на разинувшую рты компанию, захлопнул ворота и потрусил за Аги.

- У тебя умопомрачительная популярность!-сказал я.

- Да ну, малышня! - сморщила губы Аги.

В желтом свете одинокой лампочки я мог спокойно ее разглядывать, а у нее блестели глаза, и она смотрела на меня тепло и как-то странно.

- Ты спешишь?

- Нет.

- Мне нравится так встречаться...

- Как?

- Случайно.

- Хороша случайность - ведь мы живем в одном доме.

- Все равно случайно. Это интересно. Правда?

- Правда. У тебя красивый... пуловер,- сказал я помолчав. В полумраке лестницы можно было дать волю глазам, и я был доволен.

- Тебе нравится?

- Да.

- Ты проводишь меня?

- Конечно.

Мы снова пошли. Я поглядывал на наши окна, но сквозь шторы видно было лишь, как мелькают тени.

На площадке третьего этажа мы остановились.

- Пойдешь на концерт? - спросила она.

- Когда?

- Завтра в шесть.

- Пойду. У меня там как раз дела.

Как-то мило заворковав, она засмеялась.

- Ты всегда говоришь одно и то же...

- Я не шучу.

- У тебя всегда дела именно там..

- Всегда.

- ...где я?

- Да.

Вдруг она погладила меня по лицу. Я чуть-чуть подался к ее руке, и тогда она закружилась и помчалась по галерее, добежала до конца, обернулась и, перегнувшись через перила, махнула рукой.

Дрожа мелкой противной дрожью и глядя на среднее окно нашей квартиры, я нехотя поплелся вниз.

■

Стрелки тикавших в кухне часов показывали семь. Дверь в проходную комнату была приотворена, там сиял свет, на столе лежали свертки, и шла грандиозная примерка. Мама перед зеркалом выравнивала на платье складки, а Кати влезала в банлоновый пуловер. Я стоял у двери и с интересом наблюдал за происходящим.

Кати была в упоении, вертелась, поднималась на цыпочки, из-за маминой спины заглядывала в зеркало и поглаживала пуловер, то есть свою грудь, если выражаться точнее.

- Ох, красота! Папа! Мне идет?

- Еще бы! Все у тебя там наилучшим образом разместилось,- сказал папа. Ха-ха-ха! Ну и сострил - вот потеха!

Кати обернулась, обняла его за шею, поцеловала в щеку, проскакала через всю комнату и скрылась за дверью моей клетки. Мама с головой ушла в изучение платья.

- Как ты все-таки угадал, Шандор,- пропела она, с восхищением обозревая себя в зеркале.

- Мне казалось, что трикотаж хорошо охватит...- Папа очертил руками фигуру мамы, достаточно близко и не очень-то деликатно. А маму все равно распирало от удовольствия. Сила!

- Где ты его купил?

- На улице Ваци.

- И не боялся?

- Чего?

- Что не подойдет. Вдруг окажется тесным или широким?

- Но я же тебя немножко знаю.- Он сказал это так умильно, что я не мог больше ждать и громко кашлянул.

- А... цена тебя не испугала?

- Нисколько. Надо же было реализовать эту проклятую премию.

- Посмотри, Шандор... оно меня не полнит?

- Нет, нет, нисколько. Что ты!

Я толкнул дверь.

- Целую руку!

Папа просверлил меня взглядом, мамино отражение в зеркале отрешенно кивнуло. Затем папа поднес к глазам часы, а я привалился плечом к шкафу и ждал, что последует дальше.

- Ну-с, молодой человек! -снисходительно заговорил родитель.- Тебе нравится?

- Картинкя-а! - протянул я.

- Картинкя? Ты кому подражаешь?

- В Гёчейе так говорят: картинкя, игрушкя.

Сперва папа оторопел, потом собрался как следует рявкнуть, но тут вмешалась мама.

- Знаешь, Шандор, эта пуговица, по-моему, грубовата.

- Почему? - спросил родитель с уже испорченным настроением.

- Не знаю. Может быть, цвет...

Ну, подумал я, мама может порадоваться, сейчас он снова займется ею.

Но он опять повернулся ко мне.

- Подойди, Андраш!

Я пошел. Но так, будто у меня отнимались ноги. Одну руку из кармана я все-таки вынул. Но он, как видно, считал, что расстояние между нами еще велико, и молча гипнотизировал глубоко засунутую в карман другую руку. Ну, ладно - ее я тоже вынул.

- Я и тебе кое-что принес! - возвестил он каким-то ненатуральным таинственным тоном.

Я молчал. Тогда он закатил речь:

- Ты, конечно, не заслужил, но в надежде на исправление...

Вытянув руку за километр, он вручил мне подарок - перочинный ножик со штопором, ключом для консервов и прочими штуками. Неплохой инструмент. Но поскольку преподнесли мне его «в надежде», меня так и подмывало сказать, что «в надежде» я не нуждаюсь,- да нельзя обижать родителя.

Он наблюдал за мной с величавой суровостью, но я-то знал, чего он ждет: бурного извержения; он надеялся, что я начну клокотать от счастья. А я взял нож не глядя, такой же деревянной рукой, какой он мне его преподнес, и со страшной натугой выдавил:

- Да. Благодарью.

- Что?

- Я слышал это в одном кинофильме. Так всегда иностранцы говорят: благодарью. У них не получается «рю».- И я судорожно затрясся от смеха.

- Иностранцы... Шут гороховый! - Родитель смотрел на меня с таким возмущением, будто на совести у меня было по меньшей мере убийство.

Мамино отражение в зеркале, правда без особой твердости, вклинилось в наш интересный диспут:

- Что за поведение! Как свинопас!

Тогда я поскорее убрался к себе, а мама продолжила разговор на захватывающую тему:

- Все-таки эту ракушку я сменю.

- Напрасно, она весьма экзотична,- сказал родитель.

Согласие, очевидно, было достигнуто, потому что дебаты о пуговице прекратились.