Николай Пржевальский - Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

• Название: Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки
• Автор: Николай Пржевальский
• Жанр: Прочая научная литература

В издании представлены обработанные М.А.Лялиной подлинные сочинения российского путешественника и натуралиста Н.М.Пржевальского.

Издание предваряется вступительными статьями проф. Э.Ю.Петри, содержит 5 глав:

Путешествие по Уссурийскому краю

Монголия и страна тангутов

Из Зайсана через Хами в Тибет на верховья Желтой реки

От Кяхты на истоки Желтой реки; исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-нор по бассейну Тарима.

Второе, сокращенное издание

---

Наше здесь следование. Восемь суток, с двумя в том числе дневками, употребили мы на переход от устья р. Балема до кумирни Чейбсен, той самой, которая в 1872 и 1873 годах служила базисом, так сказать, наших исследований в этой части провинции Гань-су. От Чейб-сена же мы пошли тогда обходным (через верховья р. Тэтунга) путем на Куку-нор, так как прямая дорога лежала по местностям, занятым дунганами. Теперь мы двинулись этой прямой дорогой, хотя опять-таки уклонились от нее к югу, сами не знаем для чего, — так вел проводник, сининский китаец, сопутствовавший нам в качестве соглядатая и на Куку-норе. Вероятно, подозрительный сининский амбань не желал, чтобы мы шли через обильно населенный дунганами город Сэн-гуань или Му-байшинта, опасаясь каких-либо с нашей стороны тайных сношений с этими заклятыми врагами китайцев. Поэтому нас и обвели южней на большую деревню Бамба, также, впрочем, населенную магометанами. Эти последние сильно угнетаются китайцами и, при первом удобном случае, несомненно, станут поголовно на сторону всякого китайского неприятеля.

В горах, лежащих западнее деревни Бамба, мы дважды дневали, специально для сбора новых растений, которых нашлось здесь более 100 видов. Очень многие из них свойственны и хребтам по р. Тэтунгу; только в описываемых горах лесов нет; все они вырублены окрестными жителями для построек.

Миновав деревню Бамба, мы вступили в район оседлого населения. Насколько хватал глаз, вниз по холмам и долинам к Сининской реке все было сплошь обработано и заселено; клочка нигде не оставалось незанятого. Сверху, с гор, виднелся, как и везде в собственно Китае, чистый муравейник. На полях, превосходно обработанных, засеяны были ячмень, пшеница, горох, бобы; в меньшем количестве — лен, конопля и картофель. Все эти хлеба созревают здесь лишь в августе; поля же не орошаются арыками, так как летних дождей чересчур довольно.

Постоянные дожди. Эти самые дожди, то вперемежку, то иногда по целым дням и ночам сряду, нередко с грозами, сильно донимали нас как на Куку-норе, так и теперь. Сырость везде была ужасная; по временам становилось холодно, как осенью. Все мы ходили в мокром или сыром одеянии; собранные растения часто нельзя было просушить; ружья и револьверы ржавели до крайности. Словом, теперь повторилось то самое, что мы испытали в тех же местах летом и осенью 1872 года. По счастью, изредка проглядывавшее солнце пекло очень сильно, иначе наши коллекции погибли бы от сырости.

Старые знакомцы в Чейбсене. Перейдя по каменному мосту, близ небольшого города Шин-чен, реку Бугук-гол и сделав еще один переход, мы достигли кумирни Чейбсен [576], возле которой расположились бивуаком[577]. Все здесь живо помнилось, несмотря на то, что минуло более семи лет после нашего пребывания в этих местах. Нашлись старые знакомые: донир (настоятель), нираба (эконом) и еще один лама в кумирне, с которыми некогда мы шли сюда из Ала-шаня, а также монгол Джигджит, ходивший с нами в качестве проводника и переводчика по горам Северо— и Южно-Тэтунгским. Все эти люди с непритворным радушием, даже большой радостью, встречали теперь нас. Между тем в настоящее путешествие мы почти нигде не приобретали друзей. Причины тому разные; главная же — недоброжелательство китайцев, распускавших про нас нелепые слухи; притом мы теперь мало встречали монголов, несравненно более добродушных, чем тангуты, не говоря уже о китайцах.

Водяная молельня. Новостью в Чейбсене было теперь для нас несколько водяных молелен — хурдэ, как их называют монголы, устроенных на ближайшей речке. Эти молельни, весьма обыкновенные в Тибете[578], частью и в других странах буддийского мира, состоят из большого железного цилиндра, укрепленного на деревянном столбе фута три высотой. Такой столб утвержден вертикально в обыкновенном мельничном колесе небольших размеров, горизонтально положенном. Струя воды направленная на упомянутое колесо, приводит его в быстрее вращательное движение, которое, помощью столба, сообщается и железному цилиндру. Последний снаружи выкрашен почти всегда в красный цвет и испещрен какими-то надписями, вероятно священными. Внутрь цилиндра кладутся верующими написанные на листочках бумаги или на тряпках молитвы, которые, находясь без перерыва в движении, тем самым как бы постоянно взывают к богу. Подобная машина в верхней своей части помещается в деревянном ящике, поддерживаемом на углах четырьмя столбиками. Один из боков этого ящика делается решетчатым, три остальные сплошь забираются досками; сверху устраивается крыша, покатая на две стороны.

Конец съемки. С приходом в Чейбсен окончилась маршрутно-глазомерная съемка, которую я вел от самой р. Урунгу [579]; предстоявший теперь путь через Ала-шань до Урги был снят еще в 1873 году. Всего в течение нынешней экспедиции снято было мной 3 850 верст. Если приложить сюда 5 300 верст, снятых при первом путешествии по Монголии и Северному Тибету, да 2 320 верст моей же съемки на Лоб-норе и в Чжун-гарии, то в общем получится 11 470 верст, проложенных вновь на карту Центральной Азии. При этом следует сказать, что как ни проста сама по себе глазомерная съемка бусолью, но она достаточно утомляет дорогой, в особенности при жаре, так как для засечек часто приходится слезать с лошади; да и по приходе на место переноска снятого на чистый планшет всегда отнимает час или два времени. Притом сама съемка является лишь небольшой частью различных научных работ во время путешествия.

Хребет Южно-Тэтунгский. Передневав возле Чейбсена и завербовав снова к себе в вожаки и переводчики тангутского языка монгола Джигджита, мы отправились прежним путем в горы Южно-Тэтунгские, куда пришли в два перехода. Под горами везде встречалось, как и прежде, густое население: китайцы, в небольшом числе тангуты и далды.

Хребет Южно-Тэтунгский, равно как и другой, стоящий по северную сторону р. Тэтунг-гол, уже описаны в моей книге "Монголия и страна тангутов" под общим названием гор Гань-су[580]. Теперь придется сделать лишь кое-какие дополнения, в особенности относительно флоры и частью фауны этих хребтов. Оба они, как было говорено ранее, сопровождают течение р. Тэтунг-гол, или Да-тун-хэ[581], которая впадает в Хуан-хэ и в своем низовье принимает справа Сининскую реку. Истоки Тэтунга лежат на меридиане западной окраины Куку-нора и от этих истоков, вероятно, разделяются оба тэтунгские хребта, которые ранее того, т. е. западнее, быть может, составляют один главный хребет, протянувшийся сюда от снеговых гор Гумбольдта и Риттера. Этот хребет, вероятно, также пускает от себя второстепенные ветви, с одной стороны к Бухайн-голу, а с другой — более значительные, к окрайнему на стороне пустыни хребту того же Нань-шаня; быть может, здесь даже возникают и другие параллельные или поперечные гряды. Впрочем, все это лишь гадательные предположения, которые могут быть подтверждены или отвергнуты только исследованиями европейских путешественников.

Южно-Тэтунгский хребет, поднимающийся своими вершинами до 14 000 футов над уровнем моря, или немного более[582], нигде не достигает снеговой линии, но несет совершенно дикий, альпийский характер[583]; притом северный склон этих гор, в их восточной части, изобилует лесами и вообще богатой растительностью, начиная с альпийского пояса.

Этот пояс в описываемых горах лежит приблизительно вверх от 10 или 10 1 /2 тысяч футов абсолютного поднятия. Южный его район, от 101 /2 до 12 тысяч футов абсолютной высоты, принадлежит области альпийских кустарников; верхний от 12 до 13 или 131 /2 тысяч футов абсолютной высоты — области альпийских трав. Далее вверх следуют голые скалы и россыпи, между которыми, еще футов на 500 по вертикали, попадаются кое-где маленькие, невзрачные лужайки. Впрочем, такие границы можно обозначить лишь приблизительно, так как они изменяются, смотря по положению не только целого хребта, но и отдельных гор; притом нередко растительные области заходят одна в другую. Однако во всяком случае предельные линии лесной, кустарной и травянистой растительности в обоих тэтунгских хребтах лежат гораздо ниже, чем в горах на верхней Хуан-хэ и даже в хребте Южно-Кукунорском [584]. Впрочем, в последнем леса (исключительно хвойные) растут лишь на южном склоне. В горах же верхней Хуан-хэ все леса запрятаны в глубокие, более теплые ущелья, а сами горы расположены в близком соседстве высоких степных плато, ради чего, помимо более южного положения, снеговая линия поднимается здесь более вверх, чем в восточном Нань-шане.

{* Вот приблизительные границы растительности вышеназванных горных хребтов:}.

Растительность альпийского пояса. Области альпийских кустарников Южно-Тэтунгских гор принадлежит 12 кустарных видов[588], которые, за исключением лишь двух — Potentilla fruticosa, Caragana jubata [585], растут исключительно на северном склоне описываемого хребта, да и здесь занимают главным образом скаты, обращенные к северу. Из этих кустарников на первом месте должны быть поставлены рододендры [586] четырех видов (Rhododendron capitatum, Rh. anthopogonoides, Rh. thymifolium, Rh. Przewalskii), все новых, привезенных мной еще из первого здесь путешествия; затем следуют: альпийская карагана (Garagana jubata), желтый и белый курильский чай (Potentilla fruticosa, P. glabra), низкая доза (Salix sp.) и [587] — Sibiraca laevigata; на открытых площадках обыкновенна малина (Rubus Idaeus), весьма схожая с нашей, только ростом 1-1 /2 фута; по берегам же речек растет еще более низенькая альпийская облепиха (Hippophäe sp.) с крупными (в горошину) ягодами.